В постели с диким эльфом (СИ) - Жнец Анна - Страница 1

Из-за двери, ведущей в тюремный коридор, доносилось глумливое хихиканье надзирательниц.

— Иди к нам, падаль ушастая. Мы тебе поможем. Приласкаем. Да, все втроем. Как тебе такая идея?

И опять мерзкий шакалий смех вперемешку со звоном цепей и злобным мужским рычанием. Последний звук, похоже, принадлежал пленнику этой островной крепости. Здесь, посреди океана, вдали от большой земли, держали особо опасных преступников, настоящих головорезов, а этот этаж был для самых агрессивных из них.

Кажется, кто-то из персонала нарушал технику безопасности.

В тишине подземелья снова раздались голоса:

— Пришла пора сбить с тебя спесь, красавчик. Хватит тебе кривить от нас свой эльфийский нос. Хочешь или нет, сегодня мы с тобой развлечемся. Да, девочки?

Последние слова были встречены дружным хохотом.

Я решительно толкнула дверь.

В глубине коридора мерцал факел. У дальней камеры в островке неровного света столпилась группа женщин с зеленой кожей, бритыми черепами и острыми клыками, торчащими наружу из нижней челюсти. Гоблины. Руководство Торсора любило нанимать их на службу. Уж не знаю, почему. На мой взгляд, эти зеленые великанши были совершенно отбитыми на голову.

По ушам ударил звон металла. Едва я ступила в коридор, одна из надзирательниц принялась молотить дубинкой по тюремной решетке, словно дразнила дикого зверя в клетке. Шум, который она создавала, заглушал мои шаги. Девицы издевались над заключенным и были так поглощены своим занятием, что заметили меня в самый последний момент и лишь после того, как я заговорила.

— Что здесь происходит?

Звон прекратился. Три пары желтых глаз с узкими зрачками впились в мое лицо. А я невольно покосилась в сторону камеры. Мой взгляд проник между стальными прутьями и зацепился за жгуты напряженных мышц. За решеткой, у дальней стены, спиной ко мне, стоял настоящий великан. Плечи — широченные. Рост — огромный. По бокам головы, из лохматой гривы волос торчали острые кончики ушей. Эльф. Тот самый. Легенда среди преступников.

На блондине не было ни клочка одежды. Крепкая задница с ложбинкой и две аккуратные ямочки на пояснице против воли привлекали мое внимание. Сильные, мускулистые ноги были расставлены, и в темноте между ними угадывалась округлость мошонки.

— Что ты делаешь на этаже смертников, Ли? — одна из гоблинш оправилась от удивления, и ее губы дрогнули в ухмылке. — Уже вернулась из больнички? Что ж, присоединяйся к веселью. Или не мешай.

И девица снова схватилась за дубинку, чтобы оглушить всех диким грохотом. То, с каким упоением она лупила по частоколу прутьев, заставляло сомневаться в ее вменяемости.

Я скривилась.

Заключенного, похоже, тоже нервировал шум. Он не оборачивался, но едва слышно рычал, вжавшись лбом в стену. Лопатки на его спине двигались, узлы мышц перекатывались под кожей, вены на руках надувались. Запястья эльфа были скованы за спиной, и он в ярости стискивал кулаки.

— Где ключ от браслетов? — пришлось кричать, иначе в этом звоне и лязге меня бы не услышали.

Гоблинша опустила дубину, хвала богам, перестав мучить наши уши.

— У начальника тюрьмы, — ответила она. — Красавчик наказан. За попытку побега и убийство надзирателя. Велено держать его в кандалах.

Я вздернула бровь:

— Все время?

— Все время.

— А как же он ест?

— Как-как? Без рук. Как животное, — хохотнула моя собеседница. Ее выпирающие клыки блеснули в свете факела.

Тут в наш разговор вклинилась другая надзирательница.

— Ха, это то еще представление, скажу я тебе. Советую посмотреть. Уржешься, — и она издевательски загоготала.

Заслышав ее смех, заключенный повернул голову и оскалился. Я увидела его профиль. Красивый, как на чеканных монетах. И злой, как у демона из мира Теней.

По лицу эльфа обильно струился пот, и это при том, что представители его расы, насколько я знала, почти не потели. Следом мое внимание привлекла и другая странность. Пленника мелко потряхивало. Как при лихорадке.

Может, замерз?

— Почему он голый?

Под моим взглядом мужчина свел и развел лопатки.

— А на кой бешеному зверью одежда? — ответила гоблинша с дубинкой. — И мыть его удобно. Направила струю из шланга между прутьями решетки и быстренько отмыла и его, и камеру.

Я представила себе эту картину. Ледяная вода хлещет из шланга под напором, бьет по беззащитному обнаженному телу — больно и холодно. Надзиратели веселятся и ради забавы целятся в пах, а пленник даже не может прикрыться руками. Потом садистки уходят, оставив заключенного сидеть в сырой камере посреди грязной лужи.

— По уставу не положено…

— Да брось, Ли, начальник разрешил. Эту тварь надо держать под замком. После того, что он сотворил с Сэмом, помывочная для него закрыта. Прикинь, он бедняге голову открутил! Голыми, мать его, руками. На сто восемьдесят градусов ее повернул. Все до сих пор в шоке, как это случилось. Сэм даже в клетку не заходил. Наверное, мерзавец схватил его через решетку — и хрясь.

«И поделом», — хмыкнула я про себя.

Погибшего коллегу мне жалко не было. В своих зверствах он недалеко ушел от тех, кого сторожил. За всю жизнь я не встречала более мерзкого, подлого, злобного мужика, хотя уже три года работала надзирательницей в тюрьме строго режима.

«Наверняка гаденыш измывался над пленником — вот и нарвался», — подумала я, а вслух проворчала:

— Неудивительно, что все стены в плесени.

— Да какая разница! Этому ушастому жеребцу недолго осталось скакать. Смертный приговор уже подписан. Со дня на день отправится кормить рыб.

Мертвых в Торсоре не хоронили, а, как мусор, выбрасывали в холщовых мешках за стены тюремной крепости, в океан, кишащий акулами.

В который раз я покосилась на заключенного. Он все так же лихорадочно дрожал и обливался потом. По напряженной спине вдоль позвоночника струились капли влаги и затекали в ложбинку между упругими, стоячими ягодицами.

— Ладно, Ли, иди, куда шла, и не мешай нам развлекаться, — гоблинша крепче перехватила дубинку.

— Ну уж нет, — вздохнула я. — Теперь этот этаж и этот заключенный — моя ответственность. Распоряжение свыше. Уйти придется вам. Устав запрещает посторонним находиться здесь.

Гоблинши переглянулись со странным выражением на зеленых лицах. Одна нахмурилась, другая закусила губу.

— Проклятье, — выругалась третья. — Скажем ей?

И три пары желтых, горящих в полутьме глаз уставились на меня с подозрительной тревогой.

Я напряглась, охваченная дурным предчувствием.

— Скажете что?

Гоблинши продолжали обмениваться взглядами, будто вели безмолвный диалог. Думая, что я не вижу, одна из них сделала страшные глаза и с предупреждением качнула головой, подавая знаки своим приятельницам.

— Ничего, — пробормотала женщина с дубинкой. — Так, ерунда. Забудь.

И все они дружно покосились на пленника за решеткой, после втянули головы в плечи и гуськом поторопились покинуть мою обитель. Вскоре я осталась с заключенным наедине. Другие камеры в этой части коридора пустовали. Их бывшие хозяева давно освободились от своих оков и обрели покой. Вечный.

— Я найду тебе штаны, — бросила я голому эльфу.

Тот, к моему удивлению, болезненно застонал и дважды легонько стукнулся лбом о каменную стену. Поворачиваться ко мне лицом узник по-прежнему не спешил.

— Тебе плохо? — насторожилась я. — Они… что-то с тобой сделали?

В ответ эльф принялся дергать скованными руками и выкручивать запястья в кандалах. С каждой минутой его трясло все сильнее. Даже не трясло — било. Крупной, заметной дрожью. Мускулистая спина блестела от пота.

— Позвать лекаря?

— Лекаря, — прохрипел узник с ядовитой насмешкой в голосе, — зовут к заключенным только… только, чтобы установить смерть.

Он оглянулся на меня через плечо. На острых скулах горел чахоточный румянец. В глазах клубилась тьма. Они были черные. Как океанская бездна. Как душа демона. Как самая долгая ночь в году.