Афганский рубеж 3 - Дорин Михаил - Страница 7

– Стой. Кивай. Авось пронесёт, – сказал Ефим Петрович, когда мы проехали через КПП бригады.

– Не самая лучшая линия защиты.

– Ты бы ещё адвоката привлёк. Тут в дело уже и Министерство иностранных дел вмешалось. Раньше как-то не замечали дипломаты, что с Пакистана постоянно идут и караваны с оружием, и их спецназ прикрывает духов. А про их истребители я и вовсе молчу. Вчера с командиром 236го полка разговаривал. Оказывается, его тоже вызвали сегодня на разговор.

Енотаев объяснил, что на вылет в район границы истребителям долго не давали команду. Всё анализировали и проверяли. В итоге командир 236го полка с Баграма сам отдал приказ лететь. В итоге пакистанцы заявили о «непрофессиональных действиях» наших лётчиков.

– Настолько наши себя «плохо» вели? – картинно удивился я.

– Пакистанцы из-за отказа чего-то там потеряли самолёт. Лётчик катапультировался. Наши виноваты.

– Логика железная, – ответил я.

Через пару минут мы шли по коридору в кабинет к командиру бригады. Там уже собрались все важные гости. Время нашего вызова ещё не наступило. Но из кабинета уже были слышны громкие разговоры и удары по столу.

– Эмоционально, – заметил я.

– Ещё бы! Ты вчера не видел командующего 40й армией. Ему похоже только Брежнев не звонил. Генерал был алый от злости. Пару раз врачей вызывали, чтоб накапать успокоительного.

В такой ситуации злорадствовать не стоит. Столь нервная ситуация может и навредить здоровью командующего.

Дверь в кабинет открылась, и оттуда показалась статная фигура человека в лётном комбинезоне.

– Протокольщики! – выругался он, захлопнув дверь. – Ефим Петрович, категорически приветствую вас!

Вышедший из кабинета был плечистым, мускулистым, с огромными ладонями, но невероятно добрыми глазами.

– Алексеевич, тебя уже отпустили? – спросил Енотаев.

– Да что они мне сделают, ребя! Дальше фронта не пошлют. А это твой казак?

Протянул мне руку Алексеевич, и я пожал её. Крепкий он мужик! Енотаев кивнул в знак утвердительного ответа.

– Полковник Томин Валерий Алексеевич. Как звать, парень?

– Лейтенант Клюковкин.

– Фамилия-то какая! Ну, будь здоров, ребя! – похлопал меня по плечу Томин и пошёл к выходу.

Из кабинета вышел командир джелалабадского полка и сказал нам заходить.

Войдя в помещение, я увидел несколько сидящих с суровым видом людей. На их бы месте я тоже так выглядел. Тут не только ситуация сложная для разбирательства, но и атмосфера в кабинете не расслабляющая.

В углу жужжит холодильник, а кондиционер «чихает», гремит и совсем не даёт охлаждения. Командующий, который был в звании генерал-полковника, и вовсе сидел, будто бы ему воздуха не хватает. Настолько он был красный! На фоне остальных он выглядел хуже и более болезненно.

За столом для совещаний сидели заместитель командующего генерал-лейтенант Целевой и ещё несколько знакомых мне офицеров. Среди них был и командир 14й отдельной бригады специального назначения подполковник Тростин и зам. командующего ВВС армии.

С ним я уже встречался при разбирательстве в Баграме. Тогда он мне не показался злым, но сейчас выглядел сурово.

– Присаживайтесь, товарищи, – объявил командующий и показал на стулья вдоль стены.

Я остался стоять перед столом, поскольку вряд ли бы мне предложили сесть на разбирательстве.

– Вот-вот, а вы постойте, товарищ лейтенант, – спокойно сказал командующий, вытирая пот со лба и надевая очки.

Он взял несколько бумаг и молча начал читать. Пауза затягивалась, а жужжание холодильника всё сильнее давило на нервы.

– Его может кто-нибудь угомонить? – возмутился командующий армией.

Борис Матвеевич, как самый крепкий из присутствующих, встал со своего места и подошёл к холодильнику. Пару ударов кулаком по двери, и стало гораздо тише.

Даже кондиционер стал холодить! Видимо, почувствовал, что лучше не связываться с Тростиным.

– Благодарю! Теперь я вас слушаю, лейтенант Клюковкин Александр Александрович. Почему вы нарушили приказ руководителя операции? При этом сделали всё, чтобы замести следы на материалах объективного контроля, – спросил командующий, откладывая в сторону документы.

– Складывающаяся обстановка требовала незамедлительно действовать. С востока к высоте двигались колонны машин и бронетехники. Из «зелёнки» работали миномёты. Была угроза жизни бойцов на высоте 799, а также вероятность прорыва противника через границу.

– Вы неверно расставили приоритеты, товарищ лейтенант. В первую очередь прорыв противника, а уже потом высота, – произнёс командующий.

Ну с этим я никогда не соглашусь.

– Товарищ командующий, не выстои разведчики на высоте, духи бы ушли. Отряды из Пакистана шли им на помощь, поскольку душманов уже накрывали в долине, – ответил я.

Командующему данная фраза не понравилась. Но меня поддержали.

– Товарищ генерал, лейтенант говорит верно. Ситуация была патовая. Надо было не дать противнику выскользнуть. Группа Сопина сковала отряды душманов и перекрыла дорогу к Хайберскому проходу, но их бы выбили, окажи пакистанцы поддержку духам, – поддержал меня Тростин.

Командующий встал со своего места, сложил руки за спиной и пошёл бродить по кабинету.

– Поддержка? Ситуация патовая? Хренатовая ситуация! – возмутился командующий и вновь повернулся ко мне. – Вы вообще поняли последствия ваших действий, лейтенант? Вы атаковали войска другого государства, которые не стреляли в вас, не угрожали нашим подразделениям. Причём атаковали эти войска на их же территории. Это можно расценивать как попытка нашего вторжения в Пакистан.

– Наша атака была проведена в приграничной полосе, где войск Пакистана быть не должно. Зато там находились отряды духов и целый лагерь подготовки…

– Лейтенант! Вы не осознаёте последствие ваших действий! – возмутился заместитель командующего ВВС армии.

Вот так добрый! Похоже, пытается нас выставить виноватыми, а сам, типо, ни при чём.

– Я знаю лишь одно последствие, товарищ командующий. Вертолётами Ми-8 с высоты 799 были эвакуированы 40 человек. Из них 25 живы или ранены. 15 погибли в противостоянии с противником. Не атакуй мы наступающие силы, и соотношение выживших к погибшим было бы больше.

– А точнее, спасать там уже было бы некого… – произнёс Тростин.

– Поговори мне тут, Борис Матвеевич. До тебя мы ещё дойдём! – прервал его командующий армией.

Комбриг спецназа посмотрел в мою сторону и подмигнул. Дальше началось перечисление наших «успехов». Когда командующий армией начал зачитывать официальный протест Пакистана, я и не мог предположить, что они понесли такие потери.

– Итого, из-за действий советских войск, потери составили 7 танков безвозвратно и 3 выведенных из строя. А также, почти 30 машин высокой проходимости и до 60 человек личного состава. А также, сбит… сбит вертолёт «Кобра», предположительно выпущенной ракетой с вертолёта Ми-24… Это как?! – воскликнул командующий, бросивший лист генерал-лейтенанту Целевому.

Тот только пожал плечами и передал его представителю ВВС. Тот внимательно перечитал и передал следующему.

– Полковник, вы куда передаёте документ? Это вам для размышления, – сказал командующий 40й армией.

– Тут нечего размышлять, товарищ командующий. Это бред. Такого не может быть.

– Вы внимательно прочтите обстоятельства потери вертолёта «Кобра», – указал пальцем на абзац генерал-лейтенант Целевой.

Рэм Иванович посмотрел на меня и тоже подмигнул. Не так уж всё пока плохо продвигается.

Заместитель командующего ВВС начал читать вслух.

– «При выполнении планового полёта вблизи границы, вертолёт „Кобра“ с бортовым номером 37 и экипажем»… не я не могу эти имена прочитать, – прервался представитель ВВС. – Итак, вертолёт был атакован вертолётом Ми-24 «Хайнд» с дальности 2-3 километра. Для поражения Ми-24 использовал ракеты… откуда у тебя ракеты «воздух-воздух»?

– У меня таких не было, – ответил я.

– Тогда это бред. На нас пытаются повесить потери в результате ошибок пилотирования, – быстро сказал зам. командующего ВВС армии.