Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 6

— Врешь, небось? — опять выступил Алексашка.

— А тебе секрета не открою! — вызверилась Дуня. — А бате твоему скажу, что ты дурак и обижал меня! Уж он тебе всыпет! И невесте твоей скажу, что ты отказался от наиважнейшего секрета по обогащению, боясь ручки свои запачкать.

— Дунь, ну чё ты? Я ж просто так.

— Это ты своей семье потом скажешь, что просто так Дунечку Доронину обижал, а она терпела-терпела, да не вытерпела!

— Дунь? Ну прости меня, — заканючил Александр, поняв, что боярышня не на шутку разобиделась. — Я ж не знал, что ты серьёзно.

— Будешь делать всё, что я велю? — строго спросила она.

— А вдруг ты…

Дуня ожгла его свирепым взглядом, и он кивнул.

— Значит, не будем терять время! — оживилась она. — Переодеваемся в простое и за работу!

— Евдокия! — окликнула её мать. — Ты ничего не забыла?

— Чего?

— Гостей покормить?

Она вопросительно посмотрела на княжича:

— А вы разве ещё не поели?

Иван Иваныч смерил её задумчивым взглядом и ответно спросил:

— А ты разве ещё не расписала мне сказки и новостные листки, как я тебе велел?

Дуня моргнула, улыбнулась и, хлопнув в ладоши, взялась хозяйничать и угощать дорогих гостей разносолами. И правда, чего торопиться, если работники для устройства её кирпичного заводика уже нашлись.

Спала Дуня отлично! Вчера Ванечка успел похвастать перед княжичем своим войском:ребятня несколько раз маршировала перед ним туда-сюда, а Дуня учила Ивана Иваныча принимать парад.

Все много смеялись, подтрунивая друг над другом, особенно когда Ванюшка проводил строевую подготовку с бояричами Александром и Никитой. А дальше все гурьбой умчались смотреть место для мужской берлоги.

Дуня же была занята делом. Она села записывать сказку и рисовать к ней картинки. Несколько раз её отвлекала болтовня княжьих воев о появившемся на Москве старце, принесшего горькую весть, что людей ждёт гнев господний, если не прекратят подниматься в небо, изучать состав земли, лечить человека и прочее. Дуня даже вылезла из окна, чтобы посмотреть, насколько серьёзно вои обсуждают слова старца.

— А ещё, — сразу же донеслось до неё, — у него в руках из ниоткуда появлялся белый голубь!

— Святой человек, — крестясь, заахали слушатели.

— И наложением рук он может исцелять! Потому и говорил, что всё в руках божиих, а лекари не нужны.

Евдокия поискала глазами, чем бы запустить в разносчика сплетен, а тот вдохновенно баял:

— Бабе одной лик от прыщей очистил, так она ему в ноги упала. Калечному на паперти ногу отрастил без всяких ухищрений. Только и спросил :  молится ли он? Верует ли всем сердцем?

— Вона как!

— А тот отвечает, что верует, и старец молвил, что по вере его будет чудо.

Дуня не стерпела и бросилась вон, чтобы разоблачать и просвещать, но на полпути остановилась, понимая тщетность. Тут надо бы что-то другое и не менее яркое, показательное, а не словами разбрасываться. Она вернулась в светелку, вновь выглянула в окошко и покосилась на кувшин с водой.

«Эх, охладить бы дурачин!» — мелькнула озорная мысль, но взгляд скользнул по конфетам из сухофруктов и подумалось об обжорстве с неминуемым кариесом. Дуня схватила горсть упакованных в бумажные пакетики сладости и кинула ими в воев.

— Божья благодать, воины! — известила она их, косясь на оставшиеся конфеты и со вздохом отодвигая их подальше от себя.

Мужчины поклонились, зашуршали бумажками, а Дуня задумалась о фокусах, которые проделывал старец, потом переключилась на сказки и не заметила за работой, как прошёл день. И вот настал новый.

Боярышня наспех перекусила и побежала готовить рабочий инструмент для своих работников и договариваться о битой керамике, которую намеревалась истолочь в пыль и впихнуть в сырую глину для придания ей жароустойчивости. Когда под её руководством всё было приготовлено, она ворвалась в горницу и удивилась:

— А вы чего тут сидите? Я вас жду-жду…

Княжич с бояричами сидели за столом, ведя неторопливую беседу, но при её появлении недовольно поджали губы.

— Чё это вы? — с подозрением уставилась она на них и проверила свою одежду.

На ней был новенький восточный костюм, состоящий из шальвар, укороченного платья с жилеткой, и хитро повязанный платок на голове. Конечно, всё расшито,и туфельки тоже с вышивкой и маленьким помпончиком на носке. Немножечко необычно для московской боярышни, но не шокирующе.

— Дунь, — строго обратился к ней княжич, —почему нам никто не прислуживал?

Евдокия опешила. Посмотрела на прибранный стол после завтрака и заглядывающую в горницу мамину мастерицу. Отдельного человека, приносящего и уносящего еду в имении не было. Женщины сами накрывали на стол и убирали, а сейчас оставили подежурить рукодельницу.

— А зачем? — не понимая, чем недоволен Иван Иваныч, спросила боярышня.

Теперь уже княжич с бояричами опешили. И тут Дуня хлопнула себя по лбу, поняв, что речь идет о сенных девушках и им подобных. Приосанившись, она начала объяснять:

— Иван Иваныч и гости дорогие! — на всякий случай Дуня вежливо склонила голову. — Не в обиду вам, но наш быт здесь устроен так, чтобы обходиться собственными силами. Коли надо по нужде сходить, то есть специальные комнатки для этого. Наш управляющий должен был вам всё показать, — она вопросительно посмотрела на княжича и увидев его лёгкий кивок, добавила:

— Там всё чисто и, как по мне, это лучше, чем держать горшок под кроватью.

Дуня не без удовольствия увидела смущение на лицах юношей. Неловко им, что она открыто говорит о нечистотах. Ей даже захотелось высказаться насчёт того, куда девается неловкость, когда этот горшок наполняется и воняет, дожидаясь выноса. Но зубоскалить не стала, а вежливо продолжила знакомить гостей с бытом своего дома :

— Ополоснуться от пыли и пота можно на первом этаже. Для этого никого звать не нужно, потому что воду в бочку наливают с вечера. Когда кухарка растапливает печь, то вода греется. Фёдор или Ванюшка показали, как пользоваться рукотворным дождиком?

Дуня поняла по выражению лиц гостей, что всё им показали, но большая часть объяснений пролетела мимо. Во всяком случае вчера они ополоснулись в бане вместе со своими воями, а не в душевой.

— В каждой комнатке у входа стоят плетеные короба. Туда кидайте грязную одежду. Днем во время уборки её оттуда заберут, постирают и вернут.

— Дунь, чудно у тебя в доме, — переглянувшись с товарищами, ответил ей княжич. — Я походил, посмотрел… мне понравилось, но необычно, — сумел сформулировать свои впечатления Иван Иваныч. — А мои люди? Где ты их поселила?

Дуня одобрительно кивнула, хотя княжичу об этом стоило поинтересоваться ещё вчера. Видно, брат все соки из гостей вчера выжал, даром, что малец совсем.

— Двое в доме, а остальные над конюшней в комнатках. Там чисто и так же всё благоустроено.

— И дорого это благоустройство твоей семье обошлось?

— Не особо, — мотнула головой боярышня. — Всё изготовили наши мастера.

— А придумывала ты?

Дуня не стала отвечать, а лишь улыбнулась и на римский манер стукнула себя в грудь, вызывая ответные улыбки.

— Чудно тут, — со вздохом повторил Иван Иваныч. — Народу вроде немало живёт, а все куда-то делись.

— Так работают, — пожала плечами Евдокия. — Мамины мастерицы в саду устроились, а остальные кто где. У всех своё рабочее место. Днём в доме постоянно находится только кухарка, да прибирающаяся жёнка.

Боярышня подождала новых вопросов, но их больше не было.

— Иван Иваныч, так мы идем секрет царского кирпича раскрывать или нет? — нетерпеливо спросила она.

— Дунь, — отозвался Александр, — а может ты воям нашим всё покажешь?

— Ты что?! — возмутилась боярышня. — Хочешь секрет в чужие руки отдать и всю жизнь зависеть от этого человека? Мало ли как он поймёт этот секрет и с какими искажениями передаст его твоему управляющему!