Мародеры (СИ) - Лей Влад - Страница 51

— Да вы что! Я ж не для себя, я для всех! Нам нужен ресурс на обмен! Вова сейчас сбагрит стволы, но это разовая операция. У нас же нет ни черта, что мы будем для торговли использовать? А эта дурь — это золотая жила сейчас!

— Ладно, — вздохнула Аня, — Вова приедет — будем с тобой решать, что к чему…

— Да в смысле? Что решать? — возмутился Волохай.

— Давай-ка, помоги мне, — приказал Иваныч, кивнув на труп, — потом языком трепать будешь…

Женя, успевший очнуться, выглядывающий в окно и все видевший, едва только Анька зашла в комнату, спросил:

— Что за базар-вокзал?

Впрочем, картина была настолько понятной, что вопрос был чисто риторический.

Тем не менее, Анька ему все рассказала. И про беседу Волохая с нариком, и про наркоту, и про дальнейшие события. Ну и про то, как она, чуя подвох, наведывалась к подвалу и подслушала весь разговор.

— Ну ты даешь, — хмыкнул Женя, — не ожидал…

— Что с Волохаем делать будем? — сухо спросила Аня.

Разборки Женя предложил оставить до возвращения Боба, потому что по десять раз проговаривать одно и то же было бессмысленной задачей. Дохлого нарика поручено было закопать Волохаю как виновнику всей истории. Матерясь и чертыхаясь, тот поперся в сарай за лопатой. Ну а Иваныч на всякий случай за ним приглядывал…

— А ну лежи! Зачем встал? — Анька уже выскочила из комнаты.

— Аня! Постой! Да погоди ты! — я пытался встать на ноги, но они тут же разъехались, и я оказался на полу.

Проклятая рана! Блин, ощущаю себя беспомощным инвалидом. Даже пару метров не пройти самостоятельно — ноги совершенно не слушаются.

До кучи еще и тут же закололо в боку, а перед глазами поплыли темные круги.

Пока я пытался очухаться, ко мне подскочила Анька.

Она быстро поднырнула мне под руку, помогла подняться, а затем завалила меня назад, на мою «койку», достала портативный прибор для измерения уровня кислорода и давления. Нацепив его мне на палец и глядя мимо меня, вроде как на показания, абсолютно нейтральным голосом проговорила:

— Тебе нельзя напрягаться. Я ведь велела — постельный режим еще два дня, и это минимум. Ты зачем с кровати вообще встал?

— Да дел ведь невпроворот. И вообще…

— И? Что теперь? Ты сам все будешь делать? Как? Сказала же — лежи! Будешь дергаться — тогда еще дольше придется проваляться. Ночью чуть не помер, а утром уже прыгает! Ты совсем маленький, что ли? Не понимаешь?

— Понимаю, — буркнул я, — и потому нельзя лежать. Ты сама-то что учудила? А если бы тебя тот конченый подстрелил? Что тогда?

— Ладно, герой, — улыбнулась Анька, — понимаю я все. Но и ты пойми — нельзя тебе еще скакать. Швы разойдутся или кровоточить начнет, и что дальше будет?

— Да нормально все! Чего ты начинаешь? — я попробовал подняться в койке, но голова закружилась, тело прострелило болью и я завалился назад.

— Угу. Нормально. Вижу я, как у тебя все нормально… Давай уже, лежи и не выпендривайся. Жень, ну почему ты такой…такой…

— Какой это «такой»?

— Упертый и старающийся всем, включая меня доказать, какой ты мужиковый мужик, а? У тебя что, психологическая травма?

— А ты у нас еще и психолог? Нет у меня никаких травм. Просто, как бы это пафосно ни звучало, но кто, если не я? Меня так учили с детства: принял на себя ответственность — и только смерть может с тебя ее снять или другой человек, принявший ее вместо тебя.

— Господи ты боже мой! Почти кодекс бусидо, — всплеснула руками Анька, — Тебе осталось только сказать что-то вроде: «Смерть — не повод нарушать слово», чтобы походить на древних самураев. Откуда столько пафоса? Будь проще.

— Так значит, да? — нахмурился я. — Ладно, давай поговорим о «детских травмах», но только сегодня — моя очередь. Ты, помнится мне, была поборником морали, гуманизма и бесценности человеческой жизни…а тут такой разворот. Этого урода ты пристрелила, как бешеную собаку, глядя в глаза и нисколько не колебаясь. Даже не дрогнула! Я ведь видел.

— Потому что он и есть бешеная собака, — пожала плечами Анька. — Болен сам, смертельно болен, и убивает других. Для таких нет пути назад, Джей. Я бы, будь моя воля, всем бы им «золотой укол» сделала.

Аня на момент замолчала, прикрыв глаза, а потом совершенно иным голосом, в котором не слышались больше интонации «доминирующего врача», а звучала застаревшая боль, она затараторила:

— Знаешь, что было в тех пакетиках, которые Вова достал из его кармана? Бентанол. Это такой препарат, мощный наркотический анальгетик. Входит в стандартный комплект препаратов для скорой помощи. Нужен, например, при инфаркте, да и вообще, незаменим в парамедицине, полевой медицине и медицине катастроф. Так вот, его не достать в свободной продаже, более того, у тех же наркодилеров крупных его тоже нет. Дорого, сложно, есть иные куда более эффективные наркотики. И тем не менее… — Аня вздохнула и куда более медленно, плавно продолжила: — И тем не менее, ежегодно сотни фельдшеров и врачей скорой помощи оказываются под уголовным преследованием за хищение этого самого наркотика. Для продажи. Его поставляют в укладку в виде таких кристаллических порошков, как эти. Потом он растворяется в спирте и используется при лечении. Пакетик и ампулу положено сдать.

— Ань, стой. А как можно его так списать? Ну, если учет идет по ампулам и упаковкам?

— Да способов много… Просто пересыпают из тары в тару, пациенту вводят только содержимое ампулы, например, а записывают, что сделано и то, и то.

— Но это же капля в море, сколько там таких вызовов?

— Ну, поэтому иногда некоторые уроды идут дальше. Они воруют из укладки весь запас и подставляют врача, который ее получит. Это не так просто, но возможно, — судя по горечи в голосе, эта часть истории как-то очень близко к сердцу воспринималась Аней. — Особенно хорошо срабатывает с новичками. Еще, и это самое подлое свинство, вместо наркотика подсыпают что-то другое. И тогда в момент самых сложных ситуаций врач вводит пациенту вроде бы предписанную правилами дозу обезболивающего, а там вместо него что-то иное. Например, антикоагулянт. И тогда у нее на столе умирает близкий ей человек, потому что его разрезали еще в состоянии шока, а теперь из него бьет фонтаном кровь. А он при этом орет от боли, так как никакого обезболивающего он и не получил…

Под конец голос Ани звенел от злости, так что тут не надо было даже быть психологом, чтобы понять, что это именно ее история. Не чья-то, не услышанная на стороне, не увиденная со стороны. Это было о ней и про нее. Все, что она сейчас рассказала, случилось с ней и с кем-то из ее близких…

Мне бы в этот момент, наверное, надо было остановиться, подождать…обнять и послушать, но я боялся, что вот-вот миг откровения закончится, и подначил разошедшуюся Аню.

— И что ты сделала? Ну ведь понятно было, что это подстава!

— А что я могла сделать? Меня вообще не должно было быть на той скорой. Но я узнала, что в перестрелке на шоссе ранен мой муж, Дима, тут же бросила все, обманом заменила врача в вылетающей на место машине, и так опростоволосилась…

Она сделала передышку, а я тихо охреневал от услышанного только что. Дима? Муж?

— Я заявила под протокол, — продолжила Аня, — что вместо наркотиков в укладке были антикоагулянты. При проверке все пакетики были уже на месте и укомплектованы штатным препаратом, а меня обвинили в некомпетентности, нарушении кодекса врача и врачебной ошибке, приведшей к гибели человека.

Аня уткнулась лицом в ладони и продолжила, ее голос был приглушен, но даже так я услышал, что она плачет.

— «Анна, вы совершили непростительную ошибку для врача. Вам нет больше места в медицине. Но так как у вас за годы интернатуры и работы нет ни одного нарекания — я дам вам шанс. Вы можете работать и дальше, но в роли медсестры. Все ваши действия будут контролироваться врачом. Не думаю, что вы на это пойдете, но из профессиональной солидарности все же предложу», — вот что мне сказал этот урод, главврач. А мне было все равно, я должна была узнать правду.