Ну а теперь – убийство! - Карр Джон Диксон - Страница 1

John Dickson Carr

AND SO TO MURDER

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1940

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© В. С. Грушевский, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука®"

Помимо собственной воли она пребывала в возбуждении. Перед тем как оказаться здесь, она была полна решимости не позволять своим чувствам прорваться наружу: вести себя с достоинством, легко и непринужденно, не выказывая впечатления, которое на нее произведут съемочные павильоны «Альбион филмз». Однако теперь, очутившись непосредственно в кабинете мистера Томаса Хэкетта, которому предстояло продюсировать «Желание», Моника обнаружила, что сердце у нее готово выскочить из груди, а слова застревают в горле.

Это ее раздосадовало.

Не то чтобы вид этого продюсера вселял в нее тревогу – как раз наоборот. После всего, что Моника слышала и читала, она ожидала, что киностудия предстанет перед ней неким бедламом, полным толстяков с сигарами в зубах, выкрикивающих в телефонную трубку сумасбродные приказы. Вообще-то, она была далека и от той мысли, что мистер Хэкетт окажется какой-нибудь эксцентричной личностью, по которой плачет сумасшедший дом. И все же человек, сидевший за письменным столом напротив нее, вызывал у Моники некоторое удивление и даже растерянность.

Вся обстановка – прилегающая территория, постройки, конторы – поразила ее царившей здесь тишиной. Студия «Пайнхэм», расположенная в каких-то сорока пяти минутах на поезде от Лондона, раскинулась на необъятной площади, покрытой зелеными насаждениями и скрывающейся за высоким забором из проволочной сетки, обращенным к дороге. Основные строения, продолговатые и низкие, как галереи, из ослепительно-белого бетона с солнцезащитными навесами оранжевого цвета вытянулись на фоне серых силуэтов киносъемочных павильонов внушительных размеров. Один их вид вызывал у Моники восхищение. Однако они казались совершенно пустынными, будто дремали под яркими лучами августовского солнца. Они выглядели даже немного зловеще.

Понятно, что к главному зданию Монику не пропустили. Когда водитель машины, которую она взяла на станции, подрулил к воротам студии, сторож выразился на этот счет предельно ясно.

– Мистер Хэкетт! – громко, но слегка заикаясь, оповестила Моника с заднего сиденья.

– Кто это?

– Мистер Хэкетт!

– Мистер Том Хэкетт? – ехидно уточнил привратник, хотя, вообще-то, на студии «Пайнхэм» других Хэкеттов не было.

– Верно. Меня зовут Моника Стэнтон. У меня с ним назначена встреча.

Привратник сжалился над ней.

– Старое здание, – проинструктировал он шофера, который, судя по всему, прекрасно его понял.

Стояла невыносимая жара. Зеленые газоны, покрытая гравием подъездная дорога, припаркованные на ней машины – все переливалось и бликовало в лучах солнца. Они проехали по гравийной дороге мимо основных построек и спустились по холму под сводами густых крон деревьев, в конце концов оказавшись возле на удивление небольшого строения из красного кирпича, которое напоминало изящный особняк с куполом. Фасад здания был увит плющом, а в миниатюрной долине под его окнами журчала, поблескивая на солнце, мелкая речушка, в которой плавали утки. Просто идиллия, едва ли не пастораль, от которой клонило в сон. И вот на верхний этаж этого особняка, в залитый солнцем кабинет, окна которого выходили на ручеек, и провели Монику для встречи с мистером Томасом Хэкеттом.

Мистер Хэкетт был спокоен, краток и исполнен уверенности – как главный герой «Желания».

– Рады вас приветствовать, мисс Стэнтон, – сказал он. – Очень рады. Присаживайтесь.

Он кивком указал ей на стул. Коротким виртуозным движением Хэкетт извлек пачку сигар из своего стола и подтолкнул ее к Монике. Потом, уловив неуместность подобного жеста, он вернул пачку в стол и захлопнул выдвижной ящик, не меняя деловитого выражения лица.

– Но сигаретку-то выкурите? Отлично! Сам я к табаку не притрагиваюсь, – объяснил он тоном благонравного аскета. – Мисс Оулси! Сигареты, пожалуйста.

Плюхнувшись на стул, он с интересом оглядел свою визави. Мистер Хэкетт – личность неординарная – работал на таинственного персонажа по фамилии Маршлейк, босса «Альбион филмз», который отстегивал деньги, но которого никто и никогда не видел, исключая те случаи, когда он проскальзывал мимо вас, скрываясь за очередным углом. Мистер Хэкетт являлся воплощением практичности: тридцати пяти лет, он обладал зорким взглядом, был приземист, плотно сложен и смугл. Его широкое лицо украшали усы щеточкой и сияющая белозубая улыбка, которая, однако, не могла утаить его требовательность и нетерпимость к разгильдяйству.

– Безусловно, – заговорила Моника, стараясь, чтобы ее слова звучали искренне, – я ужасно рада оказаться здесь, получить такую возможность…

Снисходительная улыбка мистера Хэкетта засвидетельствовала справедливость этого высказывания.

– …И все же я никого не хочу вводить в заблуждение. Мой агент, полагаю, сообщил вам, что опыта написания киносценариев у меня нет?

На лице мистера Хэкетта отразилось удивление.

– Нет опыта? – прищурившись, вопросил он.

– Никакого.

– Вы уверены в этом? – продолжал мистер Хэкетт с долей лукавства, словно намекая, что уж его-то на мякине не проведешь.

– Конечно уверена.

– Ох, вот это мне было невдомек, – проговорил он себе под нос ровным, но таким мрачным тоном, что у Моники сердце в пятки ушло.

Мистер Хэкетт задумался. Потом он вскочил со стула и стал мерить кабинет короткими, отрывистыми шагами. Казалось, он погружен в размышления.

– Это плохо. Очень плохо. Не совсем хорошо – просто мысли вслух, знаете ли, – пояснил он, бросив на Монику резкий взгляд, а потом снова ушел в себя. – С другой стороны, от вас не требуется постановочный сценарий. Ховард Фиск, который будет снимать «Желание», никогда не пользуется постановочными сценариями. Уж поверьте мне. Никогда!

Моника чуть было не выпалила, что Ховард Фиск делает все правильно. Но поскольку она понятия не имела, что такое постановочный сценарий, то скромно промолчала.

– А диалоги писать вы умеете? – спросил мистер Хэкетт, резко остановившись.

– О да! Однажды я даже пьесу написала.

– Это не то, – отрезал мистер Хэкетт.

– Не то?

– Совсем не то, – подтвердил мистер Хэкетт, многозначительно качая головой. – Но главное – прислушайтесь к моим словам – то, что вы умеете писать диалоги. Качественные, яркие, живые диалоги?

– Я не знаю. Я постараюсь.

– Тогда мы вас берем, – тоном благодетеля заявил мистер Хэкетт. – Диалоги не слишком длинные, имейте в виду, – предупредил он. – Скорее образные. Краткость – сестра таланта. И вообще, – всплеснул он руками в подтверждение своих слов, – диалогов почти не должно быть. Но вы научитесь. (Мысли вслух опять же) Мисс Стэнтон, я принимаю решения и на попятную не иду. Мы вас берем.

Поскольку Монику уже и раньше «брали» – после ожесточенных сражений ее литературного агента, – это решение могло показаться поспешным. Но таковым оно не являлось. В мире кино все в руках Аллаха.

Со своей стороны, Моника пребывала в такой эйфории, что чуть ли не заикалась. Это счастье было сродни исступленности, которая заставляла кровь в венах бежать быстрее, а сама она чувствовала себя так, будто была слегка подшофе. Ей так и хотелось подняться со стула и, глядя в зеркало, сказать: «Я, Моника Стэнтон, из прихода Святого Иуды, Ист-Ройстед, графство Хартфордшир, сижу, как это ни странно, в „Альбион филмз“ у продюсера „Темного солнца“ и „Развода моей леди“. Я, Моника Стэнтон, которая так часто сидела в кинозале, глядя на то, как финальные титры возводят в сонм звезд имена других людей, теперь увижу в этих самых титрах и мое собственное имя, и то, как на экране оживут мои собственные герои. Я, Моника Стэнтон, стану частью этого огромного сверкающего мира…»