Черный маг - Грин Лейтон - Страница 8

– Подобных культов, сект и ересей не так много, как христианских, но ты все равно был бы потрясен, узнав, что они исчисляются сотнями, если не тысячами. Большинство из них, конечно, уничтожены католической церковью или разъяренными толпами, но многие существуют и сегодня, и Дом Люцифера – самый большой и наиболее известный культ.

Грей обхватил ладонями чашку с кофе.

– Может, задам сейчас глупый вопрос, но сатана и Люцифер – это одно и то же… существо? Я-то всегда считал это само собой разумеющимся.

– Коварный вопрос. В наши дни сатана и Люцифер вроде как взаимозаменяемые обозначения, но исторически между ними существовала разница. У христианского дьявола много имен, хотя само понятие восходит к древнеперсидскому божеству.

– Это ты о зороастризме?

– Вижу, ты много читал в свободное время, – улыбнулся Виктор.

– Теперь религии – это моя профессия, и я не хочу прозябать в неведении. Тебя мне никогда не догнать, но и оставаться невежественным я тоже не хочу.

Виктор кивнул, энергично и одобрительно.

– Эволюцию дьявола начиная от зороастризма оставим для другого раза. Но христианская и зороастрийская версии дьявола, как и изначальная концепция сатаны, то есть «противоречащего», в иудаизме – все это попытка дать ответ на один вопрос: откуда взялось зло.

– Если верить в Бога, – медленно проговорил Грей, – получается, что оно либо от Него и исходит и, значит, является частью Божественной природы, либо появилось откуда‑то еще. Это приводит нас к идее дьявола.

Виктор поднял левую руку ладонью вперед, останавливая его.

– Но если за возникновение зла ответственен дьявол, то кто или что несет ответственность за появление самого́ дьявола?

Грей обдумал вопрос.

– С одной стороны, дьявола создал Бог, и, значит, даже если зло исходит от свободной воли человека или от сатаны, ответственность в конечном итоге все равно лежит на Боге.

Виктор снова помешал свой кофе.

– А с другой стороны?

– А с другой стороны, если Бог все‑таки не имеет отношения к возникновению зла, единственный логичный вывод заключается в том, что дьявол либо во всем равен Богу, либо был создан отдельно от него. Вот только кем?

– Хорошо, – сказал Виктор, – ты только что обрисовал проблему зла, известную иначе как дилемма богооправдания: в существовании зла виноват либо Господь, либо кто‑то другой, но тогда получается, что Бог не всемогущ. Теологи веками бьются, пытаясь решить эту проблему.

– Как по мне, Бога вообще понять трудно, – заметил Грей.

– Вернемся к твоему вопросу. Фигура сатаны набрала силу с появлением монотеизма. С ее помощью было удобно объяснить существование зла. Если у тебя в номере есть Библия, изучи два места, где говорится о переписи населения, которую провели по приказу царя Давида, хотя такая практика и запрещена Торой. Во Второй книге Царств Господь гневается на свой народ и велит Давиду устроить перепись, а потом в качестве наказания насылает на Израиль чуму, которая убивает семьдесят тысяч человек. Однако в параллельном повествовании Первой книги Паралипоменон, написанной несколько веков спустя, именно сатана, а не Бог уговаривает Давида провести перепись, вызвав тем самым Божий гнев. Перемена ошеломляющая, если посмотреть с теологической точки зрения.

– А как же насчет Книги Бытия? – поинтересовался Грей. – Разве сатана не искушал Еву еще в самом начале?

– В оригинальной иудейской Библии между сатаной и змеем в райском саду нет никакой связи. Ее добавили спустя века, вероятно заимствовав из истории о сотворении мира иных культур, в частности вавилонской. В Ветхом Завете сатана даже не был важной фигурой.

– А Люцифер?

– Он упомянут в Библии всего один раз, – ответил Виктор, – причем безотносительно к дьяволу. Идея Люцифера, или Несущего Свет, изгнанного с небес за то, что он был лидером восстания ангелов против Бога, получила распространение куда позже, причем этому во многом способствовали Данте и Мильтон.

Грей шевельнулся в своем кресле, но решил не задавать Виктору теологические вопросы до завтрака.

– Так что мне надо знать о Доме Люцифера и его убитом первосвященнике?

– Во-первых, то, что Дом Люцифера поклоняется Люциферу, это заблуждение.

– Тут ты меня поймал, – признал Грей. – Заблуждался, грешен.

– Большинство сатанинских культов появились в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века как результат модной одержимости оккультизмом. Это, если хочешь знать, новые игроки. Зачинателем современного сатанизма был Антон Лавей, его Церковь сатаны существует и процветает по сей день, и у нее сходная идеология с Домом Люцифера. Как‑то раз, сразу после университета, я встретился одновременно с Антоном и с Маттиасом Грегори.

Грея почему‑то не удивило, что Виктор лично знаком с двумя самыми известными в мире сатанистами. А еще он достаточно хорошо знал своего работодателя, чтобы понимать: тот расскажет о своем прошлом, только если сам этого захочет.

– Ты разговаривал с Маттиасом в последнее время?

– Лет тридцать с ним не общался, – признался Виктор. – Он понимал, что национальным героем ему не стать, но был умным и решительным человеком. А вот Антон просто обладал большим аппетитом. Объединяла же их общая цель: современный сатанизм был для них ответной и весьма негативной реакцией на современные традиционные религии, в которых они видели пережиток Средневековья.

– Так, значит, Дом Люцифера на самом деле не религия?

– Религия – это просто почитание личности, идеала или предмета. Хотя в сайентологии нет никакого божества в традиционном смысле слова, это все‑таки религия, как и конфуцианство и фалуньгун. В Египте мы с тобой видели, как преклонение перед наукой и необъяснимым природным явлением тоже может перерасти в религию. И это еще не самые странные примеры.

Грей даже не усомнился в правдивости последнего заявления, потому что оно исходило от Виктора.

– Я понятия не имел, что сатанисты… ну… не поклоняются сатане.

– Я сказал, что ему не поклоняются в Церкви сатаны и в Доме Люцифера, – возразил Виктор.

– Значит, есть секты, где ему все‑таки поклоняются?

– О да!

Доминик пришел к непростому выводу:

– Получается, нужно подозревать не только христиан-фундаменталистов, ведь Маттиас Грегори был еретиком и в глазах представителей других сатанинских культов, так сказать истинно верующих.

– Совершенно верно.

Грей уставился на фарфоровое донышко своей чашки, водя большими пальцами по ее ободку.

Виктор посмотрел на часы и встал из-за стола.

– Нам пора ехать на место преступления.

Мишен-Дистрикт, Сан-Франциско

Такси проехало Юнион-сквер и углубилось в хаос района Мишен, а Грей как губка впитывал все, что видел вокруг. Сперва появились неказистые кварталы со стихийно возникшими в замусоренных переулках продуктовыми киосками, стоящими на углах попрошайками и продавцами всяких безделушек, комиссионками и массажными салонами. На узких улочках во множестве встречались метисы. Потом пошла облагороженная местность, между станциями метро то и дело попадались хипстеры и уличные художники, стильные ресторанчики и лофты, а еще – частные дома, украшенные яркими фресками на тему Дня мертвых, Día de los Muertos. Вездесущие бездомные смотрели на туристов как на добычу, и Грей ясно понимал, что тут нередко совершаются преступления.

Непосредственно в Мишен-Дистрикт изобиловали крохотные церквушки, склады и жилые здания, находящиеся в самых разных стадиях обветшания. Таксист высадил их перед Домом Люцифера, который был зажат между заброшенным театром и целой вереницей мрачных викторианских построек. Над улицей низко нависали провода, сквозь слои тумана контрабандой пробирались отдельные солнечные лучики.

Коренастая латиноамериканка-полицейский стояла перед Домом – узким металлическим строением с арочным входом, укрепленным шипастыми колоннами. Красные и оранжевые витражи в окнах придавали ему зловещий вид. Служительница закона смотрела, как Грей и Виктор идут в ее сторону. Она стояла спиной к дверям, наблюдала за улицей и выглядела очень напряженной. Казалось, женщина понимает, что должна здесь находиться, но при этом старается держаться от дверей как можно дальше.