Последний Хранитель Империи (СИ) - Орлов Сергей - Страница 13

Она перевернула страницу, показав иллюстрацию огромного вихря энергии.

— Маги древности черпали силу напрямую из Потока, без посредников, без ограничений. Их могущество было безграничным. Они могли творить такие вещи, на которые способны лишь самые могущественные маги современности.

— Звучит здорово, — заметил я. — Что же пошло не так?

— То, что всегда идёт не так, когда дело касается власти, — вздохнула Вершинина. — Жадность. Амбиции. Страх. Началась война между сильнейшими магами. Война, которая едва не уничтожила весь наш мир.

Она показала мне страницу с изображением катастрофического разрушения — горящие города, расколотые горы, море, выходящее из берегов.

— Когда война закончилась, выжившие маги приняли решение — магия слишком опасна в своей изначальной форме. Её нужно контролировать, ограничивать. Они создали двенадцать Кодексов — древних книг, в которых заключили строго определённые аспекты магии.

— Двенадцать Покровов, — тихо произнёс я, начиная понимать.

— Именно, — кивнула Вершинина. — Покров Орла, Волка, Медведя, Совы… все они лишь фрагменты, осколки того, чем была истинная магия. Ограниченные, безопасные версии. Версии, которые можно контролировать и преподавать.

— И причём тут мой Покров? — нахмурился я. — Если он такой дефектный, что даже определить невозможно…

— Не дефектный, — перебила Вершинина. — Нестабильный. Мутирующий. Исключительный. — Она закрыла книгу и посмотрела мне прямо в глаза. — Я изучала подобные случаи десятилетиями. То, что происходит с твоим Покровом, напоминает… словно он пытается вернуться к изначальной форме. Словно он отказывается подчиняться ограничениям Кодексов.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок:

— Вы пытаетесь сказать, что мой Покров какой-то… древний? Из тех времён?

— Не совсем, — она покачала головой. — Скорее, аномалия. Мутация, возможно. Что-то, что не укладывается в рамки существующей системы. И именно поэтому, — она понизила голос, — некоторые члены Совета считают таких магов опасными. Вот они и прислали Корнилова, чтобы тебя проверить.

— А вы? — я внимательно посмотрел на неё. — Вы тоже считаете меня опасным?

— Я считаю тебя невероятно интересным, — она улыбнулась, и в её глазах загорелся исследовательский огонёк. — Феноменом, который нужно изучать, а не уничтожать. Возможность работать с таким Покровом выпадает раз в несколько поколений.

— Зачем вы мне помогаете? — спросил я. — Что вы от меня хотите получить?

Вершинина наклонилась ближе, и её голос стал еле слышным:

— Правду, Арсений. Я хочу раскрыть тайну твоего Покрова. Понять, что он такое. Как он работает. И может ли он раскрыть нам секреты древней магии, утраченные многие тысячелетия назад.

Она выпрямилась и заговорила уже обычным голосом:

— Завтра, после заседания, найди меня. Я оформлю необходимые документы, и ты станешь моим помощником. Будешь помогать с исследованиями, разбирать архивные документы, проводить эксперименты… и попутно мы будем изучать твой Покров.

— А если Корнилов не одобрит? — спросил я, не совсем доверяя её плану.

— Академия обладает определённой автономией, — хитро улыбнулась Вершинина. — Даже Совет Двенадцати не может диктовать, кого профессорам брать в помощники. К тому же, — она понизила голос, — не все члены Совета согласны с политикой Корнилова. У меня есть… друзья в высоких кругах.

Я кивнул, чувствуя странную смесь эмоций — недоверие, любопытство и какое-то дикое, необъяснимое воодушевление.

— Только будь осторожен, — предупредила Вершинина. — Пока мы не разберёмся в природе твоего Покрова, лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Никаких экспериментов без моего присмотра. Никаких разговоров о том, что я тебе рассказала. Особенно с твоими друзьями.

— Даже с Ритой? — нахмурился я.

Вершинина замешкалась лишь на мгновение:

— Особенно с ней. Маргарита дочь члена Совета. Мы не знаем, кому она может передать информацию, даже не желая тебе зла.

Это было неприятно слышать, но в её словах был резон.

— Хорошо. — Уже у двери я остановился и обернулся: — Профессор, а что если… что если мой Покров действительно какой-то особенный? Что, если это не просто аномалия?

Вершинина долго смотрела на меня, словно раздумывая, сколько мне можно рассказать.

— В истории Академии, — наконец произнесла она, — было несколько случаев… необычных Покровов. Они никогда не документировались официально. Эти студенты исчезали, а все материалы о них пропадали из архивов. Словно их никогда и не существовало.

Она подошла ко мне и прошептала:

— И пожалуйста, Арсений, постарайся не влипать в неприятности, пока мы со всем не разберемся.

А вот это, госпожа профессор, было практически невыполнимо.

Глава 6

Разведка

Я стоял у дверей зала заседаний, сжимая в руках свое академическое личное дело — толстую папку, заполненную в основном докладными и выговорами. «Отличительная черта выдающегося студента», как я любил шутить.

Прошло около часа с начала заседания комиссии. Час, в течение которого моя судьба взвешивалась на весах академической справедливости. Точнее, на кривых весах, где на одной чаше лежал я со своим дефектным Покровом, а на другой — авторитет Корнилова и его четкое убеждение в бесполезности моего дальнейшего обучения.

Наконец двери распахнулись. Первыми из зала вышли несколько профессоров, которые старательно избегали смотреть мне в глаза. За ними показался Корнилов, бросивший в мою сторону холодный, оценивающий взгляд, словно я был образцом редкого жука, приколотого к доске. Последней появилась профессор Вершинина. Проходя мимо, она незаметно кивнула, давая понять, что наш плане еще в силе.

Секретарь комиссии, молодой аспирант с рыжими бакенбардами и легким нервным тиком на правый глаз, подошёл ко мне с официальной бумагой.

— Господин Вольский, — начал он с деланным сочувствием, — прошу ознакомиться с решением академической комиссии и поставить подпись о его получении.

Я взял протянутый лист. «Петергофская Академия Покрова… Вольский Арсений Николаевич… в связи с неудовлетворительными результатами… невозможностью дальнейшего обучения… отчислен из числа студентов…»

Всё как ожидалось. Три года в этих стенах закончились одним листком бумаги. Я медленно поставил подпись, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги.

— Примите мои соболезнования, — пробормотал аспирант, забирая бумагу. — Вы должны покинуть общежитие к концу недели.

За спиной послышались знакомые голоса. Я обернулся и увидел свою команду в полном составе — Рита, Филя и Серый стояли у колонны, ожидая окончательного вердикта.

— Ну что, бывший студент Академии? — Филя первым подбежал ко мне, хлопнув по плечу. — Как прошла казнь?

— Быстро и безболезненно, — я усмехнулся, помахав бумагой об отчислении. — Они даже не дали мне выступить с прощальной речью. А у меня была подготовлена такая эпичная тирада! С цитатами из древних философов и парой крепких словечек в сторону некоторых не особо сообразительных профессоров.

Рита подошла ближе, её лицо выражало искреннее сочувствие:

— Мне жаль, Сеня. Это несправедливо.

— Жизнь вообще несправедлива, милая. Иначе я бы родился с нормальным Покровом, а не с этой капризной дрянью, которая включается и выключается как неисправный фонарь.

Серый, молчаливый как всегда, просто положил свою огромную руку мне на плечо — жест, который от него значил больше, чем целая речь от кого-то другого.

— Знаешь, — Филя заговорщически понизил голос, — говорят, что студент, которого отчислили из Академии…

— Что? — спросил я, готовясь к очередной сомнительной шутке.

— … автоматически повышается до звания «свободного человека»! — закончил он с триумфальной улыбкой. — И ещё, знаешь, почему толстых девушек не берут в стриптизерши?

— Даже боюсь представить.

— Потому что они перегибают палку! — Филя разразился своим фирменным смехом, от которого даже хмурый Серый улыбнулся.