Возлюбленная из Ричмонд-Хилл - Холт Виктория - Страница 54

• Предыдущая
• 54/90
• Следующая

Принц пришел в восторг. Он мог доверять Фоксу. И Шеридан был с ними согласен. Фокс ввел его в политику, своим продвижением принц обязан Фоксу. А коли так, то любое предложение Фокса – это мудрый совет.

– Нам нужно время, – сказал Фокс. – Мы должны быть уверены в том, что нас поддерживают. Однако пора перехватить инициативу.

Фокс излучал энергию. Ничто не радовало его так, как конфликты в парламенте. Это было своего рода азартной игрой. Публику, конечно, немного шокировало, что принц потратил столько денег, толком ничего не имея за душой, но ведь он продал своих лошадей и кареты! Вдобавок он уплатил кое-какие долги и теперь жил экономно, даже ездил в наемных экипажах… стало быть, он раскаивается в совершенных безумствах! А вот король не намерен помогать сыну. Он плохой отец; люди начали понимать, что король действительно ненавидит принца Уэльского. Тем более что король старый, непривлекательный, скучный, предпочитает жить не в Сент-Джеймсском или Букингемском дворцах, а в деревне, словно простой сквайр.

Фокс сказал:

– Не думаю, что когда-либо раньше король был также непопулярен в народе. Мне совершенно ясно, что настало время действовать. Главное теперь – хорошенько подумать, как нам перехитрить короля и этого умника, Питта-младшего.

Парламенту предстояло собраться лишь осенью, а к тому времени Питту уже будут противостоять грозные силы. Фокс не желал вступать в бой, не будучи абсолютно уверен в победе, и надеялся, что принц сделает снова театральный жест и, продолжая жить в режиме экономии, сможет заплатить еще часть своих долгов. Если принца не будет в городе – а как он может тут развлекаться, если комнаты для приема гостей в Карлтон-хаусе заперты? – то у людей кончится терпение. Они ведь любили интересоваться пирушками, которые он устраивал в особняке, изысканными каретами, поставленными в ряд на улице Молл, романом с миссис Фитцерберт. Но в ту зиму Лондон потерял своего принца. Так что людям приходилось довольствоваться унылым королем, королевой и мельком увиденными принцессами, которых держали взаперти, и ни карикатуристы, ни народ не могли понять, что у них за характер.

– Ну вот, – сказал Фокс, – а весной мы должны захватить врасплох мистера Питта и Его совсем некоролевское Величество.

Людвиг Вельтхе был человеком с идеями и давно обдумывал один план, который казался ему весьма удачным. По дороге в Брайтон и обратно – Вельтхе прислуживал принцу Уэльскому – он мог неспеша поразмыслить над перспективами, открывающимися перед рыбацким поселком. По его мнению, они были просто блестящими.

Вельтхе полагал, что мода на морские купания не пройдет. Все больше шикарной публики проводило здесь летом очень много времени. Старый Курильщик кому угодно мог дать прикурить, Марта Гунн тоже была весьма колоритным персонажем, и их соленые шуточки цитировались в бальных залах огромных особняков. Все считали своим долгом побывать в Брайтоне! Морские купания так благотворно влияли на здоровье, что его потом хватало на целую зиму; жизнь в Брайтоне была такой же изысканной, как и в Лондоне, ведь здесь находился принц Уэльский, а все знали, что, где принц Уэльский, там бонтон, высшее общество; шикарнее места просто не бывает.

Поэтому герр Вельтхе принялся строить планы на будущее.

Принц уже три года подряд снимал Гроув-хаус, но нельзя было сказать, что Гроув-хаус – достойная резиденция для наследника трона.

«И все же, – рассуждал Вельтхе, – где же еще мог остановиться принц? А раз в Брайтоне нет достойного жилья, значит, надо его построить, это совершенно очевидно!»

Нельзя было не заметить герра Вельтхе: он, как и принц, слыл выдающимся человеком. Но если принц был удивительно хорош собой и потрясающе элегантен, то Вельтхе выделялся своим безобразием.

Говорили, что он похож на треску, что у него слишком курносый нос, голова чересчур большая для короткого жирного тела, а ковыляет он, переваливаясь, точно утка.

Однако в дополнение к столь непрезентабельной внешности Вельтхе был наделен весьма бойким умом. Неумный человек не смог бы подняться по служебной лестнице от разносчика, торгующего имбирными пряниками, до королевского мажордома; да и лучшим поваром Лондона человек слывет не без оснований, и кондитерскую на Пикадилли (где, правда, распоряжался не он, а его жена), и клуб, которому оказывают покровительство принц и его друзья, содержат только в том случае, когда у него имеются ум и деловая хватка.

Продавец имбирных пряников твердо решил сколотить состояние прежде, чем он удалится от дел, а затем можно будет вернуться в свой родной Ганновер и тратить там нажитые денежки… А может, к тому времени ему уже и не захочется уезжать из Англии…

Но теперь… Теперь ему засветил Брайтон! Герр Вельтхе почувствовал, что старый дом, носивший название «Кемпс Фарм», стоявший на западном берегу Стейна, имеет весьма заманчивые перспективы. В то время мало кто на него заглядывался, но Вельтхе это было только на руку. Местоположение дома Вельтхе считал идеальным; название можно было поменять… скажем, на «Морской павильон», а если вдобавок произвести в переименованном доме кое-какие изменения – чтобы идти в ногу со временем, – то это будет гораздо более подходящее жилище для принца, чем Гроув-хаус.

Герр Вельтхе верил, что ему снова повезло. Он снимет этот дом, а когда все будет готово, предложит его своему царственному господину.

Узнав о плане Вельтхе, принц пришел в восторг. Строительство было его страстью, и он всей душой отдался делу превращения «Кемпс Фарм» в «Морской павильон». К Пасхе дом должен быть готов, ведь снова селиться в Гроув-хаусе ему неохота, а поскольку Карлтон-хаус до сих пор в нежилом состоянии, то, едва установится теплая погода, нужно будет отправляться в Брайтон.

И работа закипела! Принц не терпел проволочек, и через несколько недель от прежнего дома не осталось и следа. На его месте начали вырисовываться очертания элегантного особняка. Прежде всего внимание приковывала располагавшаяся по центру ротонда с плоским куполом. Ионические колонны соединяли ее с двумя крылами здания, а окружала ротонду галерея, где на равных промежутках были поставлены весьма нескромные статуи. Северное крыло и ротонда были построены заново и соединены с южным крылом, построенным на основе «Кемпс Фарм»; в результате архитектор Холланд увеличил размеры здания больше чем вдвое и сделал так, что почти все окна выходили на море. Он создал очаровательную резиденцию с верандами и балконами, а парк перед «Павильоном» буквально каждого приводил в неописуемый восторг. Лужайки перед домом были огорожены низкой стеной с деревянной решеткой, чтобы люди могли сквозь нее видеть, как принц и его гости нежатся на солнышке, гуляя по парку.

Принц решил, что это прелестная летняя вилла, не роскошная, но вполне соответствующая его нынешнему образу жизни. Он насыщал свою страсть к строительству, мечтая о том, какие когда-нибудь здесь будут сделаны изменения, однако пока уже имевшегося ему было вполне достаточно.

Мария, отказывавшаяся жить с ним открыто, сняла совсем рядом с «Морским павильоном» небольшой домик – маленькую дачку с милыми зелеными ставенками; единственным плюсом было то, что от дома принца ее отделяла лишь небольшая полоска сада.

В ту зиму Фокс упорно подбивал преданных ему вигов поддержать требования принца, который провозглашал свои долги делом государственным и требовал назначить себе содержание, соответствующее положению особы такого ранга, как он. Поскольку жить в Карлтон-хаусе было слишком дорого, принц пользовался несколькими чужими домами. Лорд Норт отдал ему свой особняк в Буши, а дядя принца, герцог Глочестерский, написал из-за границы, что к услугам Его Высочества предоставляется особняк в Бегшоте.

Мария радовалась бережливости принца, а он был рад ублажить Марию. В Брайтоне ее полюбили; правда, она никогда не загорала, но вид у нее при этом был такой царственный, что она немедленно заслужила всеобщее уважение. Хозяйки всех знаменитых гостиных принимали ее так, словно она и впрямь была принцессой Уэльской. Герцогини Камберлендская, Девонширская и Ратландская, леди Клер, Клермонт и Мелбурн – все приехали в Брайтон; им просто ничего не оставалось делать, если они хотели слыть шикарной публикой; там они устраивали всякие развлечения, и ежели им не удавалось залучить к себе в качестве самых главных гостей принца и миссис Фитцерберт, то светские дамы были безутешны. Принц ходил везде только с Марией. Марта Гунн открыто звала ее Миссис Принц, и народ подхватил это прозвище. Простые люди явно считали Марию женой принца Уэльского и верили, что их свадьба не выдумка.

• Предыдущая
• 54/90
• Следующая