Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 33

— Я туда! — всхлипывал он. — Прыгнул! Моя нырять! Ничего не видно, Лёшаааа, там тина, мазут, вода как каша! Там глубоко, метров пять или семь точно, может, и больше!

Лёха только печально вздохнул.

Глубина у причала была метров восемь, а то и больше — не Марианская впадина, но и не донырнуть. В мутной воде у стенок валялось, без сомнения, множество всякого хлама.

Алибабаевич, конечно, попытался нырнуть. Снял куртку, вдохнул побольше воздуха, прыгнул с края причала и пошёл ко дну, как мешок с камнями.

Ушедшая в пучину медаль представляла собой не просто кусок металла — это был символ, реликвия, которой гордился наивный Алибабаевич. Утратить её означало навсегда лишиться морального права хвастаться перед товарищами.

Лёха вспомнил, как на каком-то складе он видел местное снаряжение для подводных работ — такой себе «спуск в ад для энтузиастов»: тяжеленный шлем-шар с круглыми смотровыми стёклами на задрайках, массивный резиновый комбинезон, в котором двигаться можно было только на уровне престарелой беременной черепахи, и компрессор на берегу, который накачивал воздух через шланг с фильтром.

— Не наш профсоюз, — скептически высказался Лёха и вернулся в ангар.

Вторая половина июля 1937 года. Порт Картахены.

Лев Лазаревич, он Александр Орлов нервно жевал сигарету, глядя из-за ближайших складов на причал, где с какой-то очередной фигнёй возился ненавистный ему лётчик Хренов. Дело дошло уже до такой степени раздражения и нетерпения, что Орлов даже не поленился отправить двух проверенных, хотя и туповатых барселонских анархистов — Гуталина и Торшера — прямо в порт с простым, как три копейки, заданием.

Перед тем как отправить их на дело, Орлов терпеливо, словно учитель в младших классах, разжёвывал детали плана уже третий раз подряд:

— Значит, ещё раз: находите лётчика Хренова в порту. Если будут спрашивать, вы коммунисты из Барселоны из PSUC, вас послали согласовать его полёты в Каталонии. Бумаги у вас есть. Подходите к нему, — Орлов пристально посмотрел на Гуталина, — не орать, не материться и тем более не стрелять, раньше времени!

— Да всё понятно, товарищ Александр, — заныл Гуталин, — чего вы нас совсем за идиотов держите?

— Не совсем, — отрезал Орлов. — Потому ещё раз слушаем: подходите к нему, когда он один, ты Гуталин спрашиваешь, «Вы товарищ Хренов? Вам привет из Барселоны!», а ты, Торшер, бьёшь его кулаком по кумполу. Один раз, но сильно. Потом, ты Торшер, хватаешь Хренова под руки и изображаешь его лучшего друга.

— Это я запросто, — ухмыльнулся здоровяк Торшер, потирая здоровенный кулак, словно уже обнимал добычу.

— Дальше, — продолжил Орлов, — Гуталин достаёт бутылку анисовки и поливает ею этого мерзавца. Только аккуратно, чтобы выглядело правдоподобно. Потом вы изображаете трёх пьянчуг, и спокойно, без паники, выводите лётчика из порта. Ясно?

Торшер тупо кивнул, а Гуталин всё же переспросил:

— А потом чего с ним делать-то?

— Потом сажаете его на лавочку возле парка, в трехстах метрах от порта, как будто друг у вас перебрал и ему нехорошо. Дальше ваша работа окончена. Мы с моим человеком сами его заберём.

— И всё? — искренне удивился Торшер. — Даже пальцы его ломать не будем?

Орлов закатил глаза:

— Всё. Пальцы ему сломаю лично, если понадобится. Вам ясно?

— Яснее ясного, товарищ Александр, — закивал Гуталин, ухмыляясь и толкая локтем товарища, — пошли, Торшер, а то этот хрен ещё сбежит куда-нибудь.

— Только не испортите ничего, — напоследок проворчал Орлов, — вы и так уже сегодня отличились, когда вместо того, чтобы его тихо остановить, умудрились получить по морде и чуть не выдать себя с потрохами!

Анархисты понуро переглянулись и, не говоря больше ни слова, двинулись на территорию порта, снабженные поддельными бумагами от Единой социалистической партии Каталонии, PSUC.

Встретив местного флотского комиссара, они сумели достать свои бумаги и вдохновленный писульками от товарищей барселонских социалистов, тот даже сам предложил проводить их до причала.

Вообще-то Орлов рассчитывал обойтись без лишних хлопот. Он заранее спланировал и подготовил засаду на дороге, по которой Хренов должен был проехать на своём раздолбанном мотоцикле. Но в шесть утра случилась непредвиденная накладка. Подельники-анархисты как раз растягивали поперёк дороги проволоку, чтобы остановить лётчика, когда внезапно Хренов пронёсся мимо них с оглушительной скоростью. Стоящий по средине дороги Торшер успел только растерянно вскинуть руку. Тут же он получил по морде чем то от пассажира мотоцикла и рухнул в дорожную пыль, матерясь и хватаясь за начавший надуваться фонарь под глазом.

Пришлось, чертыхаясь и ворча, плестись следом за унесшейся в порт жертвой, рискуя засветиться и вызвать нежелательные вопросы местных. Орлов сжимал зубы, терпеливо наблюдая издалека, как двое идиотов в компании бравого комиссара бодро шагают по территории порта в сторону причала, где, как ни в чём не бывало, копошился Хренов.

Орлов вздохнул и снова глянул на причал. А там, вопреки всему логичному и нормальному, уже творилось нечто абсолютно непонятное…

Вторая половина июля 1937 года. Аэродром Лос-Альказарес, пригороды Картахены.

Лёха, конечно же, не подозревал о том, что за его кумпол уже объявлена награда. У него были заботы посерьёзнее.

Потеря медали вызвала такую вселенскую печаль у несчастного стрелка, что он даже отказался от обеда — а это уже симптом тяжелейшего душевного кризиса.

Когда Лёха услышал печальную историю о том, как бедолага Алибабаич умудрился уронить свою драгоценную испанскую медаль в мутную и маслянистую воду у причала, он сначала расхохотался, а потом задумался, внезапно вспомнив, что в своей прошлой, почти забытой жизни не раз нырял с аквалангом на Красном море в Египте.

Перед глазами тут же всплыли картины беззаботного отдыха — прозрачные коралловые рифы, пёстрые рыбёшки, стройные сексапильные девчонки в обтягивающих гидрокостюмах и строгий инструктор, заставивший его сдать на PADI-шный сертификат. Лёха тогда только посмеивался, но конструкцию акваланга, на своё счастье, запомнил довольно чётко. Там, в принципе, ничего особо сложного и не было: кислородный баллон с первой ступенью регулятора, загубник с дыхательным клапаном, манометр да пара вентилей для настройки…

Эта мысль так захватила нашего героя, что он, мгновенно загоревшись идеей, выскочил из гамака, забросив остальные дела, и принялся сооружать собственный акваланг, как обычно, из того, что под руку попадётся.

Вспомнив своё инженерное прошлое, Лёха взялся за решение проблемы с той безудержной изобретательностью, за которую он обычно получал взыскания, но иногда, по большим праздникам, бывали плюшки с пряниками.

— Медаль спасать твою будем! — бодро провозгласил он. — Сейчас сваяем акваланг! — И, видя полное непонимание Алибабаича, пояснил: — Такой аппарат для ныряния делать будем. Достанем твоё счастье из этой мутной водички!

Через пару часов в полевом ангаре вся его мастерская уже была завалена деталями сомнительного происхождения.

На рабочем столе лежала маска от советского противогаза Ш-1 — страшное изделие советской резино-технической промышленности с круглыми стёклышками и резиновым намордником, делающим его обладателя похожим на слоника, у которого на лбу вырос здоровенный рог. По идее советских конструкторов, туда можно было засунуть палец и протереть стёклышки изнутри, не снимая противогаза.

На полу красовался тяжёлый баллон высокого давления, позаимствованный из кислородной системы самолёта.

Тут надо уточнить, что когда бомбардировщики СБ появились в Испании, они оказались быстрее любых истребителей националистов и летали без прикрытия на комфортных высотах. Кислородные системы были сняты с большинства самолётов за ненадобностью и оказались складированы в ангарах технической службы.

Выпросить набор «сделай сам» у складского начальства стоило Лёхе бутылки орухо — крепкого испанского напитка из жмыха — и клятвы дать попробовать нырнуть, ну и непременно вернуть всё в целости и сохранности.