Битва за надежду (СИ) - Хай Алекс - Страница 1

— Алексей Иоаннович, прошу, садитесь в машину, — велела женщина.

Темно-зеленая «Ласточка» подъехала к обочине практически бесшумно. Внутри автомобиля мелькнула тень, и задняя пассажирская дверь открылась. Женщина кивнула, и я понял, что когда-то уже видел ее, но не помнил, где именно. Короткая стрижка, строгий взгляд, пальцы нервно постукивали по стеклу. «Четверка», кто же еще…

Я вздохнул и сел в машину. Возле меня на заднем сидении уже находился мужчина средних лет с непроницаемым лицом. Он не смотрел на меня, просто сидел, сложив руки на коленях.

— В чем срочность? — спросил я, глядя вперед. — Можно было вызвать меня по телефону.

Мне не ответили. «Ласточка» плавно тронулась с места, вплетаясь в слабый поток трафика ночного Петербурга. Я повернул голову к окну и сразу понял: мы едем в центр. Судя по всему, в Дом со львами.

Четвертое отделение всегда умело создавать атмосферу напряженности. Даже если это была просто встреча для обсуждения, они делали так, чтобы человек чувствовал себя как под прицелом. Машина двигалась ровно, водитель не проявлял ни малейшего волнения, но воздух в салоне был густым, тяжелым.

Мы подъехали к зданию. Пропускной пункт, металлические ворота. Сопровождающие меня сотрудники выстроились плотным полукругом, как конвой. Меня это не удивило, но напрягло. Пока они считали меня своим союзником, но стоило сделать неверный шаг — и положение могло измениться.

— Прошу, Алексей Иоаннович, — обратилась женщина, когда мы вышли из машины. — Следуйте за нами.

Я равнодушно пожал плечами:

— Как скажете.

Внутри Дома со львами царила гнетущая атмосфера, словно ее специально такой делали. Ночные коридоры были тускло освещены, свет ламп едва пробивался сквозь мрак, отбрасывая на стены длинные, почти бесформенные тени. Вдалеке слышались гулкие шаги — чьи-то, не наши. Старые деревянные панели на стенах казались пропитанными тайнами и страхом.

Меня провели на третий этаж и остановились у знакомой двери. Табличка подтверждала мои догадки: кабинет Черкасова. Дежавю.

— Что-то я зачастил к подполковнику, — улыбнулся я, но мои сопровождающие сохраняли каменные выражения лиц.

Внутри находился только Черкасов. Он сидел за массивным столом, руки были сцеплены в замок, взгляд тяжелый, хмурый. Рядом с кружкой кофе дымилась в пепельнице сигарета — тревожный знак. Черкасов курил редко.

Сопровождающие остались в кабинете, закрыв за мной дверь.

— Доброй ночи, Евгений Александрович, — сказал я ровным голосом, подходя ближе. — В чем такая срочность и загадочность?

Он не ответил сразу, только посмотрел на меня так, словно пытался прожечь дыру в моей голове.

— А как ты сам думаешь, Алексей? — наконец произнес он.

Я чуть склонил голову, внимательно рассматривая его лицо. Черкасов был раздражен. Нет, вполне себе зол.

— Я задержан? — спросил я.

— Это зависит от тебя, — отозвался он.

Значит, мы уже перешли на «ты». Ладно, так даже проще. Давно пора.

Я вздохнул, подошел к стулу напротив Черкасова и опустился на него, откидываясь на спинку. Скрестил руки на груди.

— Так чем же я могу помочь доблестным сотрудникам?

Это было ошибкой. Черкасов резко наклонился вперед, и его голос стал похож на рык:

— Не паясничай, Алексей! Какого черта ты устроил гонки с отрывом от наружного наблюдения⁈ Гонки в автомобиле Толстого!

Я удивлённо моргнул.

— Вы же сами говорили, что мне нужно как можно скорее втереться в доверие к Толстому, — напомнил я. — Он заметил слежку. И разве это не проблема вашей команды, что профессор без спецподготовки так легко срисовал сотрудников отдела наружного наблюдения? Мне же пришлось выкручиваться и действовать по обстоятельствам, чтобы усыпить его бдительность.

Черкасов сжал губы в тонкую линию. Да, почтенный. Не все тебе меня чехвостить.

— И с каких это пор ты научился так ловко сбрасывать хвосты? — спросил подполковник.

Я усмехнулся.

— Евгений Александрович, дорогой вы мой человек… Моя семья пятнадцать лет жила в опале, если вы забыли. В первые годы после изгнания на родителей несколько раз покушались те, кто считал их виновными в смерти отца нынешнего императора. Мы с братом еще в Выборге прошли соответствующую подготовку и умеем постоять за себя.

Черкасов молча смотрел на меня, словно ожидал, что я дрогну. Я выдержал его взгляд. Потом он вздохнул, потер виски и откинулся в кресле.

— Ты всегда был упрямым сукиным сы…

— Осторожнее, Евгений Александрович, — прошипел я, подавшись вперед. — Вы не вправе давать характеристики моей матери. Никто не вправе.

— Прошу прощения, это и правда было лишним. Я забылся. — Черкасов поставил локти на стол и сложил ладони домиком. — Сдается мне, вы всегда себе на уме, Алексей Иоаннович. Действуете вопреки приказам.

— Я не являюсь сотрудником Четвертого отделения, — с улыбкой напомнил я. — Поэтому расцениваю ваши приказы как просьбы. Которые я выполняю по большой дружбе. Приказать мне может только ее превосходительство генерал-лейтенант Шереметева.

— Шереметева не защитит тебя, если ты снова выкинешь подобное тому, что устроил сегодня. Однако следующая выходка — и будут проблемы. Понял меня?

— Трепещу и преклоняюсь, Евгений Александрович. Буду ходить-дрожать. Только как вы предлагаете действовать с учетом того, что Толстой умнее всякого из вашей команды слежки? Определитесь уже, вам по уставу или с результатом?

Черкасов побелел от ярости. Его и без того светлая кожа приобрела мертвенно-белый оттенок, а пальцы, сжимающие край стола, побелели до костяшек.

— Все аристократы обязаны соблюдать правила и законы, светлейший князь, — процедил он сквозь зубы. — Вас это тоже касается.

Я лишь слегка склонил голову, выражая формальное согласие. Отвечать не было смысла: Черкасову не нужны были объяснения, ему нужен был контроль. А контроль я ему дать не мог.

Подполковник выдохнул через нос и сдержанно спросил:

— Куда вы направились с Толстым после того, как оторвались от слежки?

Я сделал вид, что раздумываю. Рассказывать о лаборатории Толстого было опасно. Да и не только для меня — в первую очередь для самого профессора. Наконец, я заговорил:

— Мы поехали в Муринскую промзону. На пустыри.

— И зачем? — голос Черкасова стал холоднее.

Я пожал плечами:

— Толстой хотел показать мне новую разработку. Прототип прибора, позволяющего улавливать фон аномальной энергии. Пока что это кустарная разработка, ему передали её для тестов в полевых условиях.

— Кто передал?

Я скосил глаза в сторону.

— Университетские. Какие-то студенты-энтузиасты. Они там периодически пытаются что-то изобрести.

— И вы уехали на пустыри, чтобы тестировать прибор? — Черкасов медленно, почти лениво водил пальцем по столу, но я видел напряжение в его челюсти.

— Именно. Поскольку я адаптирован к работе с аномальной энергией, могу хранить и извлекать её в чистом виде, Толстой попросил меня помочь. Мы выбрали безлюдное место, я выпустил частицу аномальной энергии, а он пытался её обнаружить с помощью прибора.

Черкасов молчал. Я чувствовал, как его взгляд пронизывает меня насквозь, оценивая каждую паузу, каждую интонацию.

— Эксперимент опасный, — продолжил я. — Именно поэтому мы и сбросили хвост. Сами понимаете, кто угодно мог попасть под воздействие. Так что и пустырь выбрали специально.

— Что это за прибор и откуда он у Толстого? — спросил Черкасов.

Я пожал плечами.

— Точно не могу сказать. Знаю только, что это университетская разработка. И, судя по тестам, эта приблуда требует значительной доработки… Пока что работает криво.

Подполковник переглянулся с сотрудниками, которые стояли позади меня, словно невидимые тени. Затем снова повернулся ко мне.

— И когда ты собирался мне обо всём этом сообщить? — спросил он.