Искупление злодейки - Кира Иствуд - Страница 5

Впервые я вдруг стала обычной. Как все.

Это было неожиданно приятно. Это ощущалось так, будто внутри живота собрались пузырьки и тихонько лопались, заставляя меня вздрагивать.

Я понимаю, что мои эмоции странные – снова неправильные, как я вся. И я должна думать и чувствовать иначе. Должна смотреть на ирбиса, как смотрят другие – вон, солдаты обители скалят волчьи клыки и держатся за эфесы мечей, готовые чуть что – пустить оружие в ход.

Ирбисы – наши враги.

Дикое племя оборотней-барсов, обитающее в ледяной пустоши и совершающее частые набеги на богатые земли Руанда. Многие солдаты, кто лечится здесь, пострадали от их клыков, мечей и ледяной магии.

Женщины-служительницы показательно плюют в сторону барса, ведь немало их сыновей, мужей и братьев погибло в боях с этими дикими кочевниками.

Зверь в клетке скалит белые клыки, напрягает могучие мышцы так, что трещат цепи. И неожиданно одна трескается…

А в следующий миг вдруг оборотень с рёвом начинает метаться в клетке, заставляя всех отшатнуться, а кого-то даже упасть в снег. Никто не успевает среагировать, как его стальная тюрьма уже переворачивается. Прутья сминаются, и зверь выскакивает наружу, сотрясая воздух рёвом. Охрана кричит, сёстры в ужасе бросаются врассыпную, и только я неподвижно стою, забыв, как дышать.

Командир рявкает, отдавая приказ. Солдаты уже призывают магию.

Воздух вспыхивает сложной вязью, которая устремляется к мчащемуся к воротам зверю. Магия нитями опутывает мощное тело, вминаясь в мышцы до крови. Ирбис ревёт, трясёт головой, его спину сотрясает от ударов синих молний. Раз. Второй! И вот, сцепив челюсти, зверь валится на белый снег, теряя сознание.

Из его пасти вырывается облачко пара, и тело начинает преображаться.

Оно уменьшается в размерах, чёрно-белая шерсть исчезает, обнажая человеческую кожу, испещрённую белёсыми шрамами. Позвоночник выпрямляется, изогнутые когти втягиваются в пальцы. Сверху возникает изорванная рубаха, вся в бордовых разводах. Судя по всему, спину мужчине исполосовали хлыстами.

Спустя три удара сердца, на снегу уже лежит не зверь, а человек. Мужчина.

Его крепкие, тренированные боями мышцы бугрятся рельефом. Чёрные волосы с редкими белыми прядями разметались по снегу. А лицо даже в бессознательном состоянии искажено от ярости.

Это лицо…

У меня пересыхает во рту.

Я видела это лицо сотни раз. Его невозможно забыть. Невозможно перепутать! Оно снилось мне слишком часто… мучило ночами! И вот – его обладатель здесь. Передо мной.

Происходящее кажется мне нереальным.

Будто ещё один кусочек сна. Осколок кошмара.

Солдаты что-то кричат, суетятся служительницы, но для меня мир сливается в общий гул.

Но раз ОН здесь… значит ли это, что отражение было право – и мои сны, это возможное будущее? Если кто и заявится за этим зверем, то это будут не солдаты Руанда. Это будут его соклановцы. Они разрушат обитель. Отомстят нам всем.

Значит… грядущее предрешено?

Значит… мы всё умрём?

Сердце спотыкается в груди, а потом начинает колотиться так бешено, будто сейчас проломит рёбра. Я вдруг понимаю – вот он, мой шанс на искупление.

Вот то огромное доброе дело, что я могу совершить!

Предотвратить ужасное будущее. Остановить резню до её начала.

И тогда…

Тогда…

Я искуплю вину.

И стану свободна!

– Смотрите, – вдруг говорит кто-то, – безумица-то улыбается.

***Элиза

– Ох, Элиза… Ты серьёзно хочешь поговорить с тем ирбисом, которого привезли три дня назад?! Ты совсем ненормальная? Кто ж тебя пустит в темницу? А если разрешат – это будет ещё хуже! Да я бы в обморок упала только от его вида! Они страшные! Уродливые! – шептала маленькая Тия, натягивая одеяло повыше. Её волчьи уши испуганно прижались в человеческой голове, и хоть хвоста я не видела, но уверена – он тоже поджался.

– Ну не знаю… Он показался мне скорее красивым, – ответила я, снимая со швабры грязную тряпку.

“Пугающе красивым”, – добавила в уме.

– Ни за что не поверю! Они воплощение кошмара!

– Тебе и мышь покажи – в обморок хлопнешься, – заметила я, полоская тряпку в ведре. Потом насадила её на деревянную швабру и с нажимом провела по полу. Протянула вдоль ряда коек с пациентами, собирая пыль.

Через окна проникал дневной свет. Запах мяты от лекарств смешивался с неизменным гнилостным запахом болезни. Тишину разбивало дыхание пациентов и редкие высказывания Тии.

Здесь была палата для сложных пациентов.

Многие из местных молча смотрели в окно, не реагируя на окружающий мир. Другие почти всегда спали или отвечали односложно. Но Тия была иной. Разговорчивой, хотя и очень пугливой. Одним словом – ребёнок. Ей было от силы десять. И она застряла в частичной трансформации.

– Конечно, упаду! – тут же вскинулась Тия, и её волчьи уши встали торчком, а в глазах заблестели испуганные слёзы. – Мыши – переносчики чумы! А ещё скверны. Знаешь, как опасна скверна? Сначала заболеешь – не заметишь, а когда поймёшь – поздно будет. Она уже высушит твою душу. Эмоций не останется, будешь как сухой колодец. И тогда обратишься в зверя, и зверь будет чёрный как ночь. Кинешься на тех, кто рядом. Загрызёшь родных и даже не заплачешь.

– А чего плачешь ты?

– Не знаю, – утёрла слёзы Тия и громко всхлипнула. Печально посмотрела на меня волчьими глазами. Чёрный зрачок окружала рыжеватая радужка.

– Вспомнила что-то? – спросила я, отставляя швабру к стене и присаживаясь на её кровать.

– Нет… – девочка помотала ушастой головой.

Дело в том, что у Тии почти не было памяти о прошлом. И не только о давнем, но даже меня она забывала, стоило не зайти пару дней. А сейчас – запомнила, всё же я заходила очень часто. Она была немного странной – порой даже страннее меня. Всего боялась. Вот и сейчас вдруг уставилась куда-то мне за спину и задрожала, будто увидела взведённый, направленный на неё арбалет.

Я обернулась на окно… По раме полз паук. Самый обычный, тот, что ловит мелких насекомых.

– О нет, – гробовым голосом прошептала Тия.

Вздохнув, я подошла и подставила руку. Паук осторожно коснулся моей ладони ногой, а потом переполз.

– Видишь, не кусается, – сказала я.

– Он может переносить скверну, – затравленно шепнула девочка, натягивая на себя одеяло.

Я пожала плечами. Отошла и ссадила паучка подальше. Ему же безопаснее.

– Ты не боишься, – обиженно заявила Тия, насупившись, – потому что ты ведьма. Злая ведьма, вот почему!

– Хм… – задумалась я.

Возразить было нечего.

Я снова взялась за швабру, чтобы домыть дальнюю часть палаты.

– Нет, подожди… – забормотала вдруг Тия, голос её задрожал, волчьи уши вздрогнули, а большие глаза снова наполнились слезами. – Я… ты ведь не обиделась? Ты ещё придёшь? – она было потянула в мою сторону тонкую руку с когтистыми пальцами, но потом быстро спрятала её под одеяло. Закусила губу.

Её острый подбородок задрожал.

Тия смотрела на меня глазами, полными страха, словно её мог сломать любой громкий звук.

Совсем ещё ребёнок.

Где её родственники? Бросили? … как и мои бросили меня?

– Приду, не волнуйся, – сказала я как можно более успокаивающе. И улыбнулась, насколько умела.

***

Фаира стояла у дверей палаты и в очередной раз наблюдала картину, от которой кровь стыла в жилах.

Элиза сидела на кровати девочки, застрявшей в частичной трансформации, и разговаривала с ней…

Три года назад отец Тиары – высокородный оборотень-волк – заразился болезнью ледяной пустоши – скверной. Сойдя с ума, он напал на собственную семью. Выжила только его дочь… Вот только из-за шока и травм она впала в глубокую кому и так и не пришла в себя.

Сейчас глаза Тии были закрыты, маленький бледный рот не шевелился, и тем более жутко было то, что Элиза делала паузы, будто ей отвечали, и кивала, словно реагируя на слова. А потом и вовсе встала, подошла к окну, взяла паука и перенесла… И снова ответила спящей недвижимой Тие, будто они вели диалог.