Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 52

По гриднице разнесся ропот осуждения. Крутояр лишь выше вскинул голову, стараясь не отводить от отца взгляда.

— А ну тихо, — цыкнул на него Стемид, покосившись на князя. — Поди прочь с глаз, — он был пестуном мальчишки. Он имел право его воспитывать.

— Что ты сказал, княжич? — Ярослав вскинул руку, остановив воеводу, и посмотрел на сына взглядом, который не сулил ему ничего хорошего.

Крутояр с видимым усилием сглотнул, но не сошел со своего места ни на шаг. Раз уж взялся говорить, следовало довести до конца.

— Люди пришли к тебе просить крова и защиты, господин, — повторил он. — Им не на кого больше уповать…

— Они объедят нас! — донеслось от притихшей дружины.

— Не по Правде гнать их! — голос Крутояра, сжавшего кулаки, зазвенел от отчаяния. — Это против правды, отец!

— Ты еще не дорос мне перечить! — рявкнул Ярослав, взглядом пригвоздив сына к полу. — И указывать князю!

— Как ты можешь их прогнать на верную гибель⁈ — лицо княжича исказила гримаса. — Ты не этому меня учил, и ты ведаешь, что…

— Тихо! — прогремел князь.

Он не замахнулся на сына лишь потому, что за ними с жадностью наблюдало множество глаз.

Клацнув зубами, Крутояр послушно замолчал. Он видел, что давно перешел ту грань, когда у отца иссякло терпение.

— В терем ступай, живо! Еще одно слово услышу, и клянусь Перуном, света белого не увидишь до весны.

Вмешавшийся Стемид схватил княжича за локоть и выволок прочь из гридницы. Ярослав мрачно поглядел им вслед. Обезумевшего-то мальчишку он накажет.

Но принять решение, что делать с пришедшими на Ладогу людьми, теперь ему будет в дюжину раз сложнее.

Диво, но в Длинном доме Яромире жилось тяжелее, чем на корабле посреди бескрайнего моря. Ей нечем было себя занять. Ни к какой женской работе Тюра ее не допустила. Остальные, подчинясь негласным указаниям хозяйки, косились на княжну с враждебной прохладой и не позволяли ей ничем заниматься. Яромира не рвалась к очагу, не просилась месить хлеб: разумела ведь, что ей, чужачке, никогда такое не доверят. Но она могла бы вышивать, могла бы прясть из кудели нити.

Заместо этого Яромира неприкаянно слонялась по берегу и окрестностям поселения, где жили люди Харальда, ловя на себе чужие, недобрые взгляды. И именно там, посреди старых, подгнивших лодок нашелся старик, который был к ней добр.

Ульвар, который когда-то ходил на боевых драккарах в походы, нынче был рыбаком. Он показал Яромире, что можно смастерить из ракушек, вдоволь валявшихся прямо под ногами на песке, и княжна смогла, наконец, занять руки.

Она засела за украшения. Скоро Харальд вернет ее родне, и Яромира решила, что сделает для матушки и сестер диковинные бусы из жемчужных, переливающихся на редком солнце ракушек.

Именно там, под навесом, примыкавшем к одинокой хижине старика Ульвара, она и подслушала его разговор с конунгом.

Яромира возвращалась с берега, прижимая к груди горсть разноцветных раковин, когда увидела Харальда и кормщика Олафа, стремительно шагавших к хижине.

— … нельзя поделать? — вскоре до нее донесся раздраженный голос конунга.

— … уйдет время… залатать пробоину… — а вот старик говорил гораздо тише, и она не слышала и половины.

Не особо таясь, она прошла еще несколько шагов, подойдя к хижине вплотную. Харальд и кормщик Олаф с нахмуренными, озабоченными лицами стояли рядом со стариком Ульваром. Все втроем они смотрели в сторону берега, где медленно покачивались на волнах два боевых драккара.

— Уверен ли ты? — спросил конунг.

— Ты сам попросил меня посмотреть, — Ульвар развел руками. — Я нашел слабое место и сказал тебе. Ты можешь выйти на нем в море, и он удержится на плаву, но пойдет ко дну в первой же битве.

С Харальдом он говорил спокойно и прямо, ничуть не опасаясь его гнева.

— Локи его задери! — выругался конунг и с размаху ударил кулаком о свою раскрытую ладонь. — Как это проглядели мои люди⁈

— Они неоперившиеся птенцы, — по-стариковски желчно усмехнулся Ульвар. — Не ходи на нем, Харальд. Оставь на берегу. Обожди, пока подлатаем.

— Я вернулся за вторым драккаром. В Гардарики мне понадобятся оба.

— Тогда иди на одном, — кормщик Олаф прищурился, глядя на берег. — А я останусь. И догоню тебя, как только драккар будет готов.

Харальд поглядел на кормщика и огладил короткую, светлую бороду. Выглядел он так, словно толком не спал ни одного дня за последнюю седмицу.

— Боги наказали меня за гордыню, — он вздохнул. — Не нужно было сжигать драккар Трувора. Ньёрд не принял мою жертву.

Яромира заметила, как Олаф и Ульвар одновременно переглянулись, и пожалела, что не свернула в другую сторону, как только увидела конунга, шагавшего к хижине. Она бы ушла, коли бы знала, о чем они будут говорить, но теперь было уже поздно.

— Возьми с собой резвых молодчиков, — сказал Олаф. — Не гоже им оставаться на берегу без тебя, — помедлив, добавил, с трудом пересилив себя. — Как и Ивару. Он взбаламутит воду.

Харальд глянул на него с таким ожесточением, что Яромира невольно отпрянула. Кормщик же даже в лице не изменился.

— Я хотел оставить его на берегу. В наказание, — тяжело молвил Харальд.

— Я знаю, — Олаф кивнул. — Но теперь все переменилось, — жестко сказал он.

— Мы управимся быстро, — пообещал Ульвар, глядя на конунга с отеческой заботой. — В семь дней, а то и раньше. И старик быстро тебя нагонит.

— Кого ты назвал стариком! — оскалился кормщик, повернувшись к нему. Тот лишь хмыкнул и снисходительно поглядел в ответ.

— Будь здрав, отец, — Харальд крепко сжал плечо Ульвара и круто развернулся, зашагав прочь от берега. Плащ хлестанул его по ногам, и конунг откинул его за спину, и порывы сильного ветра подхватили его, затрепав поношенными краями.

Недовольно крякнув, Олаф заторопился следом, и, чуть выждав, Яромира вышла из своего укрытия, тотчас наткнувшись на прозорливый взгляд Ульвара.

— Лучше помалкивай, о чем слышала, — сказал он.

Княжна тотчас ощетинилась.

— Я попусту не болтаю! — воскликнула она, едва не выронив ракушки.

Чуть успокоившись, она не сдержала тоскливого вздоха. Харальд не оставит ее на берегу дожидаться, пока починят второй драккар. Он возьмет ее с собой, и ей вновь предстоит плыть вместе с Иваром…

Светлые Боги, помилуйте ее.

— Племянник конунга меня невзлюбил, — нехотя проговорила Яромира, потому что Ульвар выжидающе смотрел на нее.

Она присела на низкую лавку, срубленную из одного бревна, и разложила ракушки на коленях поверх шерстяного подола платья.

Как и сам конунг.

Мрачно произнесла она про себя. С того дня, как Харальд позвал ее врачевать свои раны, он на нее даже не взглянул ни разу!

Старик пожал плечами и уселся на поваленное бревно напротив княжны. Он достал потрепанный бурдюк и хлебнул из него пива: Яромире в нос ударил крепкий, кислый запах хмеля и ячменя.

— Ивар дурной щенок, — чуть погодя сказал он. — Мыслит, что сдюжит взлететь выше дяди, а сам же непрестанно ищет его похвалы и ласки.

— Почему Харальд не отошлет его прочь? — вопрос невольно сорвался с языка княжны. Она прикусила его, да было уже поздно.

Ульвар покосился на нее из-под кустистых, седых бровей. Его грубое, обветренное на соленом ветру лицо испещряли глубокие морщины.

— Мальчишка и Тюра — его единственная родня. Харальду едва минула тринадцатая зима, когда он рассорился с отцом и ушел из его дома.

Яромира с трудом подавила изумленный вздох. Тринадцать зим⁈ Закрыв рот руками, она глядела на старика широко распахнутыми глазами. А он, казалось, ее удивления и не замечал. Смотрел, не видя, прямо перед собой на уходящее за горизонт бескрайнее, суровое море.

— Рёрик, задери его Локи, погубил Уну. Она носила тогда ребенка…

Однажды он вырезал мое сердце.

Припомнила Яромира ответ Харальда, когда она спросила, отчего он столь исто ненавидит Рюрика.