Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 48

— Все в тереме! — мальчишка важно подбоченился.

— А, ну коли так… — и Стемид покорно повернулся к лекарю.

Тот усадил его прямо на валявшийся на земле тулуп и принялся покрывать обожжённые руки и лицо воеводы густым слоем толченных в воде трав, что приносили прохладу и унимали боль.

Воеводе было нестерпимо больно, и он шипел ругательства сквозь зубы, не блажа в голос лишь потому, что малец Ждан отчего-то все крутился рядом и уходить не спешил. И мать не гнала его прочь.

— Ты-то нашто в огонь полез, Ждан Всеславич? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Вся дружина тушила, а я отсиживайся, — мальчишка ковырнул ногой землю и дерзко поглядел воеводе в глаза.

Стемид улыбнулся.

— В дружину-то, поди, хочешь войти однажды?

— А то! — у Ждана глаза загорелись почище того пожара. Он сжал кулаки, позабыв про содранные мозоли, и подался вперед.

— А ведаешь, что там бывает таким вот говорливым и непослушным? — воевода жадно глотнул воздуха, когда лекарь дернул кусок рубахи, намертво прилипший к ожогу на предплечье.

Малец потупился, но на считанные мгновения. Немного подумав, он воспрял духом.

— Так ты ж меня защитишь, верно говорю, дядьк… Стемид Ратмирович? — он вовремя осекся, вспомнив, что ему попало в прошлый раз, когда вздумал величать воеводу дядькой.

И пришла пора уже Стемиду потупляться.

Неведомо, куда мог бы зайти разговор с болтливым, смелым мальчишкой, но появление десятника Горазда все изменило. Выглядел он смертельно бледным, и не только из-за своих ожогов.

Он что-то держал в руке и протягивал воеводе, который, поглядев на вещицу, закряхтел и принялся вставать с земли на ноги.

— Житницу подожгли, — мрачно молвил Горазд. — Кто-то поджег.

Князь Ярослав стоял посередине круга, возвышаясь над собравшимися словно неподвижная скала среди бушующего моря. Вокруг него, в самых первых рядах царила мрачная, почти осязаемая тишина. Воздух был пропитан тревогой, словно перед бурей. Все взгляды были устремлены на князя.

— Вира должна быть выплачена! — прозвучал его голос, словно удар грома. — Наша княжеская Правда требует справедливости, и я не позволю никому ее попирать. Тому, кто нарушил мир, придётся заплатить сполна.

В его голосе звенела сталь, но в ответ тишина сгущалась, словно невидимая стена поднималась между ним и остальными.

Залесский князь Военег, отец княжича Воидрага, брат воеводы Видогоста, встретил слова Ярослава холодным взглядом и глухим молчанием.

Воины переглядывались, кто-то опустил голову, кто-то нахмурился.

— Я требую виры, — повторил Ярослав и указал рукой на князя Военега. — Твой воевода похитил ладожскую княжну. Он нарушил твой приказ, нарушил данное тобой слово. Он пошел против твоей воли. И он украл мою дочь.

Люди начали роптать, воздух вокруг стал ещё тяжелее. Ярослав крепко сжал руки за спиной, смотря по сторонам с холодной решимостью. Он старался казаться спокойным, но в его душе закипали противоречивые чувства.

— Какую ты хочешь виру, Ярослав Мстиславич? — с ним заговорил старейшина.

— Не будет никакой виры! — не сдержавшись, вперед выступил залесский князь Военег.

— Ты скажешь в свой черед, Военег Войславич, — осадил его старейшина, и тот было вскинулся, но смолчал.

— Кровь за кровь, — низкий голос Ярослава, звучащий, как удар железа по наковальне, разнесся вокруг.

По толпе прокатилась волна несогласного ропота. Он заметил, как князья и воеводы переглядывались, их глаза были полны недовольства. Ярослав увидел, как несколько человек покачали головами, а другие сжали кулаки, скрывая за этим жестом свои мысли.

— Этого не будет! — выкрикнул князь Военег. — Ты пленил моего сына, старшего княжича! Прежде, чем требовать виры, верни его.

— А кто вернет мою дочь? Может, ты? Может, твой брат без чести, без совести? — Ярослав выпрямился, и его голос звучал холоднее стали.

В его глазах вспыхнуло пламя, но он смирил себя.

Старейшина тяжело покачал головой. Не было ни мира на обширных землях, ни согласия между князьями. Одни лишь склоки, раздоры, обвинения да старые, выпестованные обиды. Он знал, что его ответ не придется по нраву никому. Ни князю Ярославу, ни князю Военегу, ни их ближниками, ни всем тем, кто лишь жадно вслушивался в спор.

Но позволить нынче пролиться крови означало бы посеять такой разлад, который было бы невозможно преодолеть.

Старейшина глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. Раздор меж князьями стал бы даром Богов для Рюрика, осевшего в Новом Граде. Ссорясь меж собой, многомудрые мужи позабыли о главном. На вече они так и не договорились друг с другом. Не заключили прочные, крепкие союзы.

И старейшина не мог позволить, чтобы вече окончилось кровной местью, которая лишь пуще всех перессорит.

— Здесь нет правых и виноватых, — начал он медленно, его голос был хриплым, словно он носил груз этих слов на своих плечах долгое время. — У всех своя Правда, и каждому нанесен вред. Обида будет искуплена, но не кровью.

Он замолчал, видя в глазах людей беспокойство, недовольство и даже гнев. Но в сердце старейшины была уверенность: не наказание, а примирение могло спасти их всех от раскола.

— Князь Военег откупится серебром. Князь Ярослав отпустит воеводу Видогоста и княжича Воидрага. Я все сказал, — наконец продолжил он, и каждое слово отдавалось тяжестью в тишине.

Его слова упали, как камни в воду. По толпе прокатился тихий ропот, затем раздались голоса, полные несогласия и возмущения. Никто не поддержал его. Ни князья, ни воины. То, как он рассудил, всем казалось несправедливым.

Ярослав сжал кулаки, едва сдерживая гнев, когда старейшина закончил говорить. Он чувствовал, как злость закипала в жилах. Перед глазами стояла Яромира, и дочь застилала ему всякий разум. Лицо, обычно спокойное и невозмутимое, исказилось от ярости.

— Нет! — его голос прозвучал, как удар грома, разорвав напряжённую тишину. Все взгляды мгновенно обратились к князю. — Как можно оставить кровь неотомщенной?

— Я все сказал! — с нажимом повторил старейшина. — Не тебе спорить, как я вас рассудил.

— Господин, — к князю из толпы шагнула Чеслава, с тревогой наблюдавшая за тем, как гнев Ярослава набирал силу. — Коли вече так рассудило… стало быть, так тому и быть.

— Не лезь! — он хлестнул ее голосом, лютым взглядом окинул старейшину и князя Военега.

По его лицу одна за другой пробежали судороги, но все же князь смирил себя. Он не сказал больше ни слова. Стоял на месте и смотрел, как медленно расходились люди, как редела толпа. Нынче они все отправятся в свои княжества. Вече завершилось, и на сей раз Ярослав возвращался домой с пустыми руками.

Он не сумел сделать главного. Не сумел убедить князей, что варяги, осевшие в Новом Граде, грозили им всем. Не сумел убедить, что потребно объединиться и выбить захватчиков со своих земель.

Он поднял склоненную голову и посмотрел на столпившуюся за спиной дружину. В шаге от его кметей стоял воевода черноводского князя Боривой. С ним единственным сговорился Ярослав.

То ли чтя заветы отца, с которым Ярослав ходил не единожды бить хазар, то ли по собственному разумению, но молодой князь Твердислав Буянович во всеуслышание заявил на вече, что поддержит ладожского князя. А после прислал своего воеводу, а чуть погодя пришел сам, и они с Ярославом скрепили новый союз рукопожатием.

Теперь воевода Боривой с малой дружиной отправится с ними на Ладогу, и вскорости Твердислав Буянович отправит туда еще кметей.

А там доберется до Ладоги и подмога от степного князя Желана Некрасовича.

Ярослав чуть приободрился. Не все еще было потеряно.

Ничего не было потеряно.

Он напрасно отчаялся, но…

… но довольная рожа князя Военега, в чью пользу рассудил старейшина, выбила почву у него из-под ног. Тот откупился серебром! И за какую вину? Похищение княжны! Похищение его дочери!