Цена жизни. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей - Страница 9
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая
— Я что, плохо одеваюсь? — с обидой спросила Лена.
— Нет, одеваешься ты хорошо и со вкусом, но для меня ты всё равно никак не ассоциируешься с модным домом. Вот если бы ты открыла магазин оружия, то я бы совсем не удивилась.
— Почему-то никто, кроме тебя, не находит в этом ничего странного, — недовольно заметила Лена.
— И это тоже удивительно, — согласно кивнула Алина. — Тебя и в самом деле все считают обычной блондинкой, у которой на уме только тряпки. Поразительно, насколько хорошо у тебя получается дурить людей, причём это выходит у тебя само собой, без малейшего усилия. В точности, как у Кеннера, прямо узнаю его стиль. А кстати, куда он исчез?
— Извини, Лина, — развела руками Лена.
— Не хочешь обсуждать мужа?
— Нет, мужа я вполне могу с тобой обсудить. Я не могу обсуждать главу семейства.
Алина кивнула с понимающим видом.
— Мне как-то сложно это принять, — пожаловалась она. — Никак не могу воспринимать мужчину в качестве главы.
— С главами дворянских семейств ты же общаешься, — с удивлением посмотрела на неё Лена.
— Это другое, — махнула рукой Алина. — Если есть полномочия говорить от имени семейства, то мне этого достаточно. И неважно, кто это — да хоть говорящая лошадь. Мне для себя трудно представить мужчину в роли главы.
— И Кеннера не можешь представить? — с любопытством спросила Лена.
— Кеннера? — она задумалась. — Не знаю… Так-то Кеннер всегда мил и обаятелен, но временами в самом деле может сильно надавить. Знаешь, иногда из него прямо лезет Кеннер Ренский, а вот того кем угодно можно было представить.
— Ты просто ограничиваешься одарёнными, а из них действительно сложно выбрать кого-то приличного. У нас на боевом их и нет, нормальных-то мужчин. Разве что Иван уже более-менее, девчонки его здорово пообтесали.
— Ладно, что это мы вдруг взялись сплетничать о мужчинах, — недовольно сказала Алина. — У нас, вообще-то, занятие. Или ты за чем-то другим приехала?
— Нет, у нас занятие, — подтвердила Лена. — Закончили сплетничать, работаем.
— Скажи мне, — проницательно посмотрела на неё Алина, — ты не замечала в последнее время в себе какое-нибудь изменение восприятия мира?
— А знаешь, замечала, — подумав, ответила та. — Но там какая-то дурацкая картина. Довольно неприятная, и я стараюсь так не смотреть.
— Давай, рассказывай, — живо заинтересовалась Алина.
— Ну… — протянула Лена, подбирая слова. — Мы же видим Сияние как множество светящихся нитей, так?
— Очень упрощённо, и в целом не совсем верно, — с сомнением сказала Алина. — Так видят в основном низкоранговые Владеющие. Но если не вдаваться в детали, то можно сказать и так.
— Вот эти нити у меня начали складываться в паутину, по которой мы все перемещаемся. Она прогибается под нами, пружинит, постоянно вибрирует. Она вибрирует вообще от всего — достаточно бросить камешек, чтобы по ней пошли волны. И вот от этого бесконечного колыхания у меня очень быстро начинает кружиться голова.
— Это действительно неприятно, — согласилась Алина.
— Нет, неприятно не поэтому, — покачала головой Лена. — Если присмотреться, то где-то наверху угадывается тень огромной паучихи, которая наблюдает за всем, что копошится в её паутине. Я просто чувствую её холодный взгляд, и это действительно жутко.
— Какой необычный образ Госпожи Рассвета, — восхищённо сказала Алина. — Никогда не слышала о такой интерпретации. И давно у тебя это началось?
— После того как получила эссенцию, — грустно сказала Лена.
— И ты теперь хочешь избавиться от эссенции, — предположила Алина.
— Не думаю, что это поможет, — покачала головой Лена. — Похоже, что этот образ будет всегда со мной. Но избавиться от эссенции я действительно хочу.
— Так это просто сделать, — хмыкнула Алина. — Просто полетай день-другой, вся эссенция на это и уйдёт.
— Нет, это не самый лучший вариант, — усмехнулась Лена. — Если у тебя есть ненужная, но очень ценная вещь, ты же её не выбрасываешь, а меняешь на что-нибудь полезное, верно? Вот и я хочу избавиться от этой эссенции с пользой, а не просто так пустить её на ветер.
Глава 4
Я окинул грустным взглядом роскошно отделанный коридор — в одиночестве вся эта роскошь меня совершенно не радовала. И ведь это, по сути, всего лишь начало путешествия, а что же будет в конце? Наверное, совсем озверею. «Всё-таки надо было лететь вместе, — в очередной раз подумал я. — Открыли бы этот самый модный дом чуть позже, ничего бы не случилось». Немного покрутил эту мысль в голове и со вздохом двинулся к неприметной двери в конце коридора.
За дверью открылся маленький тамбур, а за ним — узкая винтовая лестница из какого-то упругого пластика. С виду этот пластик выглядел почти как металл, и его легко можно было бы с металлом перепутать, если бы лестница не находилась в постоянном движении — изгибалась, снова выпрямлялась, скручивалась, как пружина, и тут же раскручивалась обратно. Здесь сразу становилось понятно, что спокойствие пассажирской гондолы совершенно искусственное, а на самом деле воздушный океан сейчас изрядно штормит.
Я кое-как преодолел лестницу, цепляясь за ледяные перила, которые постоянно норовили вырваться из рук, и, наконец, достиг второго тамбура. В основной гондоле качка тоже была заметной, но по крайней мере, здесь пол не пытался выскочить из-под ног и убежать куда-то в сторону. Несколько коротких коридоров, ещё пара лесенок, и я, наконец, оказался в главном коридоре, по которому и двинулся в сторону рубки, изредка прижимаясь к стене, чтобы пропустить матросов, пробегающих мимо с озабоченным видом. Судя по моему опыту, если работник напускает на себя очень озабоченный вид, то это обычно означает, что он сачкует, но возможно, у воздушников всё иначе.
В рубке горел неяркий свет. Рулевой у штурвала напряжённо вглядывался в несущуюся за стеклом снежную круговерть, а капитан склонился над картой, расстеленной на большом столе, и что-то усердно вычерчивал там циркулем.
— Здравствуйте, капитан, — поздоровался я.
— Здравствуйте, господин, — он отложил свой циркуль и выпрямился. — Как раз хотел вам звонить, чтобы уточнить маршрут. Я правильно понял, что сейчас мы летим в Вену?
— Нет, маршрут немного изменился, — покачал головой я. — Сначала летим в… — здесь я вспомнил, что мы не одни, и запнулся, — … к тому маленькому причалу в лесу, где мы уже бывали раньше…
Капитан мельком глянул на рулевого, который явно прислушивался к нашему разговору, и понимающе кивнул. Не думаю, что рулевой шпионит, но матросам ни к чему знать вещи, которые их прямо не касаются. Я всегда твёрдо верил в то, что лишние знания человека счастливым не сделают, а вот несчастным вполне могут.
— … а оттуда сразу вылетим в Трир, — закончил я. — Ну а уже потом, наверное, в Вену.
— Я понял, господин, — ответил капитан. — Немедленно начну прокладывать новый курс.
— Уже освоились с новым дирижаблем, почтенный? — полюбопытствовал я. — Какие впечатления?
— Великолепное судно, — с восторгом отозвался тот. — Ему даже шторм не страшен, идёт плавно, вообще без качки.
Как раз в этот момент дирижабль особенно сильно мотнуло. Я ухватился за поручень и с иронией посмотрел на капитана. Он правильно понял мой взгляд, но совершенно не смутился.
— Да разве это качка? — пренебрежительно махнул он рукой. — Вот на курьерах, там да, качка. В такую погоду на «Бодрой чайке» только на ногах и получалось стоять, сидеть было невозможно. Тебя сначала подбрасывало вверх, а потом табуретка тебя догоняла и больно била по… в общем, ударяла. А здесь так, всего лишь слегка потряхивает. А скорость! Не удивлюсь, если мы и «Бодрую чайку» смогли бы догнать. А дальность!
Он покрутил головой за явным отсутствием подходящих эпитетов.
— Знаете, господин, — доверительно сказал он, — я даже отказался от аренды своей квартиры и окончательно переселился на корабль. Оказалось, что капитанская каюта и больше, и комфортнее.
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая