Поцелуй чернокнижника (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 18

Когда он добрался до кухни, то остановился в дверях.

Дэнни действительно сидел за столом. Перед ним лежала открытая упаковка крекеров, а рядом стояла банка арахисового масла. Брови Меррика нахмурились, челюсть напряглась, но он сдержался — не стал набрасываться на подростка.

Сжав губы, будто в сосредоточении — или, возможно, в предвкушении, — Дэнни открыл банку. Он взял крекер в одну руку, нож для масла — в другую, и аккуратно опустил нож в банку. Когда он поднял его, на кончике остался крошечный кусочек арахисового масла, размером с горошину. Широко раскрыв глаза, он принялся намазывать его на крекер, далеко оно, правда, не размазалось.

Он облизал губы, глубоко вдохнул и выдохнул. Поднес крекер ко рту и медленно откусил от края. Его тело обмякло, он откинул голову назад и простонал от удовольствия.

— Так… так хорошо, — пробормотал он.

Он доел крекер маленькими кусочками, делая паузы, чтобы насладиться каждым. Когда с первым крекером было покончено, Дэнни перевел взгляд с красной крышки на открытую банку, прикусив нижнюю губу — явно размышляя, стоит ли взять еще. Сам факт того, что он колебался, произвел на Меррика впечатление. Но то, что он сделал дальше, оказалось настоящим сюрпризом.

Дэнни кивнул себе, достал еще один крекер, зачерпнул чуть больше арахисового масла, аккуратно намазал его, соскребая остатки с ножа по краю. Затем, держа крекер между пальцами, он медленно положил его на стол — на пустое место рядом с собой. На то самое место, где вчера вечером сидела его сестра.

Как только крекер занял свое место, Дэнни поднял крышку банки и плотно закрутил ее обратно.

Что-то изменилось внутри Меррика — что-то древнее, глубокое и могущественное. Что-то, что определяло его с тех пор, как он был моложе даже этого мальчишки.

Он не смог заставить себя ненавидеть Дэнни и его сестру, даже несмотря на то, что они вторглись в его дом. Но он все же должен был оставаться к ним равнодушным — так же, как ко многим другим людям, которых встречал за свою долгую жизнь. Их судьбы не должны были иметь для него значения. Живы они или мертвы — разницы бы не было, пока держались подальше от его порога. Дэнни, в частности, был воплощением всего того, что делало людей опасными: вспыльчивости, непостоянства, пренебрежения границами. Но этот маленький поступок — даже несмотря на то, что он нарушал установленные Мерриком правила, — раскрыл перед ним иную сторону человечности. Ту, которую Меррик легко игнорировал в своей изоляции и горечи. Ведь и Дэнни, и Адалин были живым доказательством того, на что способны люди: на преданность, на сочувствие, на жертву.

Меррик знал, что значит голодать — особенно в юности. Прошло много лет, и физическая пища давно перестала быть для него чем-то необходимым или даже желанным, но память о том, каково это, никогда не исчезала. Он помнил вкус еды, когда она — единственная — дарила ощущение жизни.

И удовольствие, с которым Дэнни ел арахисовое масло, разбудило в Меррике отголоски давно забытого прошлого — его самого, маленького, в первый раз пробующего нечто вкусное после долгого лишения.

Но именно то, как мальчик отложил крекер в сторону — для сестры, больше, чем оставил себе, — это по-настоящему потрясло Меррика. Этот жест говорил о зрелости, благодарности, заботе. И он проник в его сердце глубже, чем Меррик считал возможным.

Меррик вошел на кухню и направился к столу.

Дэнни поднял голову. Их взгляды встретились, и мальчик тут же напрягся. В его глазах мелькнули вина и страх, лицо побледнело. Он сглотнул и, натянуто улыбнувшись, произнес:

— Доброе утро?

— Безусловно, — ответил Меррик, медленно выдвигая стул напротив него.

Улыбка Дэнни тут же померкла.

— Пожалуйста, не убивай меня.

Меррик сел и взглянул на крекер, лежащий на столе.

— Для кого это? — спросил он.

Дэнни бросил взгляд на крекер. Его плечи поникли.

— Для Адди. Но… если хочешь, можешь взять.

— Думаю, она заслужила его. А ты?

Мальчик нахмурился и наклонил голову набок:

— Ты… ты не злишься?

Меррик протянул руку, взял банку с арахисовым маслом, отвинтил крышку и, не сводя глаз с Дэнни, отставил ее в сторону. Банка была почти полной — он сам попробовал из нее всего один раз, а Дэнни, судя по всему, и вовсе съел лишь каплю.

Меррик придвинул банку обратно к мальчику.

— Я должен бы.

Дэнни с минуту смотрел на нее, потом снова перевел взгляд на Меррика:

— Но… ты не злишься?

— Поешь еще, — спокойно сказал тот.

Мальчик оживился.

— Серьезно? — он потянулся за банкой, но вдруг замер, уставившись на нее с подозрением. — Подожди… Это же не яд, да?

Брови Меррика поползли вверх.

— Ты уже поел немного, Даниэль. А теперь, когда я предлагаю это добровольно, ты спрашиваешь, не отравлено ли оно? Неужели не стоило подумать об этом до того, как ты его попробовал тайком?

— Ты забыл, как сам себя вел из-за него вчера?

— Нет, но, похоже, ты забыл.

— Прости, но если ты так трепетно относишься к арахисовому маслу, это только подтверждает, что оно — лучшее, что когда-либо было придумано. Как я мог ему сопротивляться?

Меррик не смог сдержать ухмылки.

— Мне следовало бы оттащить тебя за ухо в самый шторм за то, что ты ослушался меня, мальчик, — сказал Меррик, — но, признаться, твоя сдержанность и забота о сестре производят на меня впечатление. Поэтому ты заслужил больше.

Дэнни ухмыльнулся:

— Я передумал. Ты довольно клевый.

— И все, что для этого понадобилось, — это немного арахисового масла?

— Хочешь сказать — нектара богов?

— Нектар, вообще-то, жидкий.

Дэнни пожал плечами и снова опустил нож в банку.

— Я бы мог выпить эту штуку.

Он намазал крекер и протянул его Меррику.

— Нет, спасибо, — отказался тот. Он был голоден — возможно, сильнее, чем когда-либо с тех пор, как стал бессмертным, — но никакая еда уже не могла утолить его нынешний голод.

— Так чем ты занимался? До всего этого? — спросил Дэнни, откусив крекер и удовлетворенно выдохнул.

Откинувшись на спинку стула, Меррик облокотился на край стола.

— Был эксцентричным миллионером. Для меня мало что изменилось.

— Хм. То есть твоя семья была богатой?

— Нет. Я заработал свое состояние сам.

— Так все богачи говорят, — фыркнул Дэнни. — Но обычно это чушь собачья, верно?

Меррик приподнял бровь.

— Простите, юный Даниэль? Ты, кажется, обвинил меня в нечестности и позволил себе выражение, которое бы совсем не понравилось твоей сестре?

Он потянулся к банке с арахисовым маслом.

— Возможно, я недооценил твою зрелость…

— О, чувак, только не это! — Дэнни перехватил банку и придвинул ее ближе к себе. — Извини, ладно? Только не рассказывай Адди!

— Ладно. На этот раз, — усмехнулся Меррик. — А чем ты занимался до всего этого?

Дэнни гордо улыбнулся:

— Отлично учился и много играл в футбол. Наша команда заняла третье место в турнире штата. Еще год — и, думаю, мы бы выиграли. У нас была действительно крутая команда, понимаешь?

Он закинул в рот оставшийся крекер.

Несмотря на внешнюю непринужденность его тона, в словах Дэнни отчетливо ощущались страсть и любовь к спорту. Казалось, будто для него ничего не изменилось, будто он вот-вот встретится с друзьями после каникул и снова начнет тренироваться — хотя все вокруг уже стало другим.

Меррик уже успел заметить скрытую силу в Адалин, теперь он видел ее и в Дэнни.

Хотя Меррик не мог заставить себя сожалеть о потерях человечества в целом, он сочувствовал тому, что потеряли эти двое — его люди?

— А твоя сестра? — спросил Меррик. — Чем она занималась?

— Адди всегда хорошо училась, окончила колледж с отличием и все такое, — начал Дэнни. — С детства играла на пианино, и у нее действительно хорошо получалось. Она играет — ну, играла — в оркестре и сочиняла свою музыку, даже когда приходилось подрабатывать, чтобы оплачивать счета.