Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans" - Страница 36

Седрик и Бруно переглянулись и несколько сконфузились. Ответил Бруно:

— Видишь ли, Каннут… Когда вы с Гавасием сюда пришли, точнее, когда он тебя сюда притащил, то через некоторое время, когда он отдал мне твои деньги на сохранение, мы договорились, что я… точнее, мы с Седриком, можем воспользоваться их частью для развития постоялого двора и таверны. Сейчас-то… сейчас я могу говорить, что практически все деньги нами возвращены. Хоть сейчас я могу тебе выдать триста золотых монет…

Снова взвился Седрик:

— С ума сошел, пустая пивная бочка?! На кой демон парню такая куча золота? Разбрасывать он их будет, что ли? Или на девок все спустит? Сколько надо… Но! Под присмотром! — поднял он вверх крючковатый палец, — Только на дело и под присмотром! Можно выдать… сколько-то. Тебе, северное ты отродье, через год-другой нужно будет в мир выбираться, вот тогда деньги и понадобятся. И то — не все! А то, в городе-то, быстро найдутся те, кто поможет спустить все к демону под хвост. И девки веселые, и дружки, и прочее…

— Не ори, седая башка! — стукнул по столу немалым кулаком Бруно, — Согласен, все деньги я и не стал бы ему отдавать. Тоже, знаешь ли, не дурак и считать монеты умею. Но… пять золотых ты ему все же отдай. Это на тех крестьян. Да и еще серебром отсыпь. Будет хоть на что девкам ленты купить да другим чем порадовать.

И Бруно подмигнул парню, довольно-таки сально усмехнувшись. А потом продолжил:

— Только ты, малой, мне их не разбалуй! Да и вообще… они и так будут рады тебе постель согреть, что я — не знаю их, что ли?

«Молодой, необученный» был отправлен к себе — отдыхать и набираться сил перед «ну, мля, держись!».

«М-да… назвался груздем — полезай в короб!». А я чего — я ничего! Я всегда любил физические упражнения на свежем воздухе!».

Наверное, он все-таки задремал, потому как, когда проснулся от поскрипывания открывающейся двери, за окном было уже довольно темно. Протерев глаза, Каннут узрел в дверях своей комнаты незнакомую, но очень интересную фемину.

«Ох ты ж! Это кто такая, а? И ведь какова красотка!».

Молодая женщина стояла в дверях и с интересом разглядывала парня. Было ей лет двадцать пять — двадцать семь на вид. Довольно высокая, с гибким станом, тонкой талией и широкими бедрами. Смуглая кожа лица правильного овала, тонкий ровный нос, красивые припухлые губки. Хороша!

«И кто же это такая? Ну… судя по одежде — знакомых очертаний темно-зеленая юбка, белая блузка, черный корсет — это местная работница. А кого я еще не знаю из местных? Правильно — Анджи, которая уезжала по делам, связанным с оформлением аренды земли. Корыстная и хитрая особа, со слов Филипа. И что ей понадобилось от меня? Любопытство? Не исключено. Что-то еще? А-а-а… умыться надо, голова соображать лучше будет!».

— Добрый вечер, Анджи! Проходи, присаживайся! Рад тебя видеть в моей скромной комнате: такая красавица и вдруг оказала честь… Только я сейчас умоюсь, хорошо? А то голова что-то не соображает… Пиво это… Хоть и хорошее, но…, - затараторил Кан, подхватил красотку под локоток, усадил на стул возле стола и тщательно умылся, сгоняя сон и освежая голову.

Когда он привел себя в порядок и повернулся к женщине, та, все так же молча, разглядывала его.

— Какая ты красивая! — улыбнулся ей Каннут.

Женщина хмыкнула и ответила:

— Даже как-то не верится: то бегал по двору — пацан пацаном, а то вдруг раз и вырос! И такой симпатичный парень получился…

— Нравлюсь? — усмехнулся Кан.

Красавица опять хмыкнула:

— Вообще-то я к тебе по делу!

«Ну, я так не играю!» — вспомнился Плехову один мужчина, в самом расцвете сил.

— Малыш! А давай пошалим! — неожиданно вырвалось у Кана.

С женщины можно было писать картину — «Удивленная красота». Поднятые черные, красивые брови, приоткрытые губки… А потом она расхохоталась!

— Ой, насмешил, мальчишка! Ох и насмешил! — она пальчиком поправила реснички в уголке глаз, глянула весело:

— А ты умеешь шалить? Или тебя уже девчонки научили? Ну проказницы, когда только и успели!

Потом вновь стала серьезной:

— Но все же, Каннут, давай сначала о деле!

— Слушаю тебя, красавица! — парень присел напротив женщины на кровать, поправив одеяло.

«Ну да, следовало ожидать! Если уж Филип не соврал, а похоже, что он — не соврал, то эта «штучка» схватывает все, что касается денег — на лету!».

Речь шла о крестьянах, переселяемых из деревни Речная. И по словам Анджи выходило, что она, вся в заботах о бедных и несчастных пейзанах, готова взять их под свое попечение, и всего лишь — за пять золотых монет!

«Вот молодец красотка! Ни отнять, ни прибавить — молодец! И далеко не дура — получает человек тридцать… точно не помню сколько… крестьян, которые будут работать на ее земле, да еще и все хлопоты по их перевозу и обустройству на новом месте — за мой счет! Вот даже так и подмывает — восхититься ее наглостью и беспардонностью, согласиться и отдать ей все деньги! Даже больше, чем пять золотых! Лиса Алиса, блин! Х-м-м… а может, она, да и все остальные крестьяне — аналог не итальянцев или болгар и прочих сербов-венгров из моей реальности, а самых настоящих евреев? А что — тоже чернявые все, хитрые и упрямо-нагловатые. Хуцпа же настоящая — все то, что она сейчас глаголила! Но — хороша! Отдать ей деньги, только еще и спросить сдачу «натурой»? Х-м-м… интересно, но все же попробуем немного по-другому!».

Нацепив на лицо радостное выражение, Кан кивнул и, дождавшись паузы в речи женщины, начавшей буквальный пересказ про Нью-Васюки, сказал:

— Абсолютно с тобою согласен, прекрасная Анджи! Замечательно! Все так и будет, уверен, только… Два с половиной золотых! Х-м-м…

Предельно нагло и беспардонно оглядев стати красавицы, Каннут добавил:

— Ну и твоя благосклонность ко мне. В любую минуту и в любой форме!

Женщина поперхнулась на полуслове, замерла.

«Шок — это по-нашему!».

Но надо отдать ей должное, Анджи быстро пришла в себя и с интересом посмотрела на парня:

— А ты… неплох, мальчик! Очень неплох! Каков… наглец-молодец!

— Ты даже не представляешь, прелестница, насколько я неплох! Тебе, возможно, даже серебром придется доплачивать за каждое общение со мной. Ну что… может начнем? — и Каннут предельно откровенно похлопал по одеялу на кровати.

Анджи снова расхохоталась:

— Ну насмешил, Кан! Ну насмешил… Это ты говоришь мне, которая уже десять лет… м-да… Какая самоуверенность! Мальчик… давай это приятное дополнение к договору оставим напоследок! Я, знаешь ли, не против…

Не успел Кан глазом моргнуть, как пуговки на блузке женщины, и так застегнутые вовсе не до самой шеи, оказались расстегнутыми вплоть до корсета, и даже вроде бы — ниже! Анджи медленно наклонилась вперед, ближе к парню, показывая всю красоту смуглой уверенной «трешки», что холмами сейчас норовила выскочить из корсета, облизала губки и шепотом:

— Ну что… мы договорились, красавчик? Пять золотых… Всего пять золотых монет!

«Вот же — сучка! Но какова, а? Хороша! Хочу ли я ее? Конечно же! Так бы сразу и… Но — нет! Это Каннут сейчас бы впал в ступор и отдал соблазнительнице все деньги, но я-то — не Кан! Я ей эти деньги и так отдам, но вот… только на моих условиях!».

Он тоже наклонился вперед, приблизил свое лицо вплотную к лицу красотки и, высунув язык, провел им по таким красивых губкам Анджи — туда и сюда, и снова — туда и сюда!

«Как мне нравится смотреть на так часто меняющиеся выражения ее красивой мордочки! Спокойно, Женя, спокойно! Надо дожимать красотку, дожимать и… В общем, я ее «победю»!».

Женщина выпрямилась, откинулась на спинку стула и несколько озадаченно произнесла:

— Что-то я не пойму — кто кого сейчас соблазняет?

— Думаю, ты — меня, а я — тебя! — кивнул парень.

— Согласись — как-то странно получается… Получается, что мы оба — не против, но продолжаем бороться друг с другом? Вопрос — зачем? — размышляла женщина.

— Ну… наверное, за пять золотых.