Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans" - Страница 34

— И вообще… вы мне все нравитесь! — не зная, как продолжить, выпалил Кан, постаравшись выделить это «все».

Девушка улыбнулась:

— А все — это кто? Милена? Криста? Или… я?

— И Милена, и Криста. Но больше всего — ты! А Витку… я ее даже немного боюсь. Слишком уж… как мне кажется… она… добра ко мне. Или как это называть?

— Ага… Вон, значит, как? Все ему нравятся. Подрос, кобелишка. Да еще и с Филипом неделю пообщался. Но ты прав, в общем-то. Я уже говорила ей… Но…

Каннут облизнул губы — в неровном свете свечи Агнесс казалась сейчас еще более красивой, чем обычно.

— Иди сюда! — потянулся он к девушке, но та, покачав головой, отодвинулась еще дальше к двери:

— Кан! Ты мне тоже нравишься, но Витка — моя подружка. Я должна с ней поговорить. Надеюсь, она поймет. Вот тогда… Может быть…

Каннут вздохнул.

«Хотя… может, она и права. Да и особого желания… Устал все-таки!».

— Но поцеловать-то тебя можно? — почесал он нос.

Она засмеялась:

— Если только поцеловать? То — можно!

«Какая она славная. И умная, и красивая, и фигурка — что надо. Только вот — повыше бы была, пусть немного!».

Но Кан, хоть и был уставшим, чуть увлекся. Целуя девушку, сам не понял, когда его руки снова начали свое путешествие по телу Агнесс. Девчонка снова отодвинулась от него и с удивленным видом прошептала:

— И когда успел так наловчиться? Вы там с магом, что — всех селянок перепробовали?

— Ну, скажешь тоже — всех селянок! — он снова попытался прижать ее к себе.

— Ну скажи — было ведь? — она уперлась ему в грудь руками.

— Ну-у-у… было. Разок всего! — «А чего отпираться? Маг-то точно ничего скрывать не будет, и сегодня-завтра слушки по таверне расползутся!».

— Вот ведь… А Витка, дуреха, думала, первой у тебя будет! — укоризненно протянула Агнесс.

— Агни… Я ведь никому ничего не обещал, так ведь? Вот про что я и говорю, она себя накрутила, и я не хочу, чтобы так и продолжала накручивать. А где она, кстати?

— Домой отпросилась на неделю. Анджи вернулась, а Витка отпросилась. М-да… и что мне с вами делать? — задумалась Агнесс.

— А вот не надо со мной ничего делать! Я вполне нормальный. А вот подруга твоя… Каннут снова, пользуясь задумчивостью девчонки, привлек ее к себе и приобнял за попу.

«Панталончики эти у них довольно забавные! В рюшечках, в кружавчиках!».

— Да погоди ты, Кан. Ох и руки у тебя! Ох и руки! — девчонка отскочила к дверному проему и засмеялась, — Опытные такие руки эти. Знаешь… честно скажу — я бы осталась у тебя сейчас, но Витка… Давай все же — я поговорю с ней и, может быть, после этого… Хорошо?

Каннуту ничего не оставалось делать, как кивнуть.

— Но я буду надеяться, Агни, что ты придешь ко мне в гости, да?

Она снова засмеялась:

— Посмотрим! Может быть, и да…

После ухода девушки Каннут с удовольствием развалился на такой родной уже кровати. Некоторая неудовлетворенность от отказа Агнесс имела место, но усталость вполне успешно с нею боролась.

«Неплохо проехались. И интересно было, и Лорри… Да и в Речной с этими разбойниками удачно все завершилось. Х-м-м… что еще скажут Бруно и Седрик?! Но… «Я подумаю об этом завтра!».

Никакого чувства раскаяния, стыда или чего-то подобного Плехов не испытывал. Ни за случайную связь с симпатичной крестьянкой, ни по поводу убийства грабителей в Речной.

«А чего мне их испытывать, эти угрызения совести? Я что — ребенка убил? Или старушку-процентщицу? Даже не собаку и не кошку, а самых настоящих упырей. Доведется — снова убью! Противно, конечно, вспоминать, но — что сделаешь, если здесь других способов умерщвления «ближних» пока не придумали? Хорошо в реальности: «бах» из винтовки за километр — мишень упала. А что эта мишень еще час назад ходила-бегала, разговаривала, смеялась? Так — далеко же было, ни лица не разобрать, ни всего прочего. Это в реальности люди расслабились, разбаловались. А здесь — только «холодняк», только «хардкор»! Недаром же немцы во время Второй мировой нагрудный знак придумали — «Участник штыковых атак»! Понимали, насколько это разные вещи: издалека или же вот так — лицом к лицу, глаза в глаза. Бац! — дубиной по башке, и только мозги кроваво-серыми брызгами в разные стороны! Шмяк! — топором по шее, и голова в сторону, а из обрубка кровища фонтаном. Ших-х! — и меч распарывает брюхо, а оттуда кишки — склизкие, вонючие, противные! М-да… уж! Привыкай, Евгений Плехов, к кровавости здешнего бытия!».

Каннут позволил себе поваляться на следующее утро подольше. И пусть солнышко в какой-то период ярко светило из окошка прямо ему в физиономию — задернуть занавеску на окне! По коридору мансарды кто-то несколько раз проходил — плевать! За окном о чем-то ругались Гривс и Габор — насрать! Только подушку из-под головы переместить наверх, прикрыть ею уши.

Но все-таки поспать ему так и не дали. Его растормошила Агнесс. Девчонка, наклонившись над ним и насупившись, трясла его за плечо. Сначала осторожно, но потом, видя, что он не реагирует, все сильнее.

— Ну, Каннут, же! Ну просыпайся! — шипела она сердитым шепотом.

Кан приоткрыл глаз, сфокусировал зрение и улыбнулся — ну нравится ему эта брюнетка!

— Привет, красавица! — и с хрустом потянулся, протяжно зевнув, — Что у нас стряслось? Орки подступают? Барон Брегетс берет штурмом кухню? Или у Седрика несварение желудка?

Агнесс довольно улыбнулась, явно от «красавицы», а потом хихикнула:

— Никаких орков в округе нет. Брегетс сидит в своей норе, наверное. А желудок Седрика может переварить и гномьи гвозди! Тебя Бруно и Седрик зовут. Ох и злые они! Так орали друг на друга, а потом на мага. Хотя, нет! Сначала — на мага, а потом — друг на друга. Филип от них выскочил тоже злой, красный весь, аж почернел лицом. И шипел, шипел что-то. Наверное, какое-то проклятье на стариков наслал!

Девчонка говорила негромко, почти шептала, а у самой бровки играют и губки дрожат — видно, что сдерживается изо всех сил, чтобы не расхохотаться!

Каннут протянул руку и провел снизу вверх по ее стройной ножке, по нитяным белым чулочкам, до подвязки, потом — задержался на участке, где чулок уже кончился, а край панталон — еще не начался. Самое приятное место: кожа нежная, чуть бархатистая!

Агнесс замерла, чуть прикрыла глаза — видно, что и ей самой такое обхождение нравится, потом выдохнула:

— Кан! Ну мы же с тобой договорились, что… Ах-х… Что сначала я с Витой поговорю.

Так же шепотом он ответил ей:

— Киса! А если Витка будет упорствовать, если не поймет — что делать? Тогда мы с тобой не пошалим, не приласкаем друг друга?

Агнесс прикусила губку, подумала:

— Да нет… Не совсем же она дура! А если все же — дура, если не поймет… Тогда…

Парень перевел руку с такого приятного участка нежной девичьей кожи на полоску ткани, что соединяла две половинки штанишек, чуть посильнее прижал.

— Ах! Ну что ты делаешь? — Агни перехватила его руку своими ручками, но не отталкивала ее, просто держала.

— Тебе нравится? — улыбаясь, шепнул Каннут.

— Конечно… Мне нравится! Но… Все же тебе надо идти! — сейчас девушка проявила волю.

Быстренько умывшись, Кан проследовал за Агнесс к комнате Бруно, с удовольствием наблюдая, как покачиваются при ходьбе ее… к-х-м-м… а потом вежливо постучал в двери и вошел. Здесь были оба — и Бруно, сидевший в задумчивости, и старик Седрик, недовольно постукивавший пальцами по столешнице.

— Добрый день, уважаемые! — вежливо поздоровался парень.

«Как бы там ни было — а вежливость нужна!».

Бруно начал с интересом разглядывать Каннута. Как будто впервые увидел. А Седрик… Седрик смотрел на парня, как… «Как солдат на вошь!» — почему-то пришло в голову.

— Ну что, нагулялся? — проскрипел старик, — Нагулялся, натешился, да? Славно, славно! А скажи-ка мне, не тебе ли говорили, чтобы вел себя тихо, как мышонок под веником? Не тебя ли отпустили, чтобы ты развеялся немного?