Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans" - Страница 31

— Да нет… обычно на лошадях приезжали! — пожал плечами Клеменса, — Только в седельные сумы разве ж много чего набьешь? Вот, я думаю, они и приплыли на лодке, чтобы побольше награбить.

— Староста! Чего они хотели? И не молчи — я же видел, как ты с ним разговаривал! — потребовал Кан.

Старик пожал плечами:

— Муку, говорит, давайте! Овса для лошадей две меры. Пару овец еще…

— А что это барон сам с ними не приехал? — вслух подумал Каннут.

— А это… господин, я так думаю…, - начал Клеменса, — Барон может и не знать, что эти трое сюда поехали. Это они сами так решили. Такое уже бывало.

«Ага! Этакая самовольная продразверстка?».

— Ну вот и сходили за хлебушком! — кивнул сам себе Кан.

Клеменса ушел.

— Вы почему еще не все отсюда уехали, староста? — поинтересовался Каннут.

— А куда мы поедем? — с вызовом ответил старик, — Здесь дома наши, поля засеянные…

— Куда? Туда же, куда уехали остальные ваши жители — в Лощину или в Подорожку. Чего здесь ждать?

Почему-то Каннут сейчас абсолютно спокойно воспринимал, что и староста ему особо не перечит, и Клеменса подчинился распоряжению.

«Кредит, выданный вследствие явного родства со старым бароном? Наверное, я и правда так похож на него и отца, что люди понимают это, бросив только мимолетный взгляд? И господином еще называют!».

— То есть ты так и будешь сидеть, а вас будут грабить, насиловать, убивать! — кивнув, негромко подвел итог парень.

Староста попытался возразить, но Кан прикрикнул на него:

— Заткнись! Я сейчас не спрашивал твоего мнения! Ответь мне — сколько дворов в деревне было до нападения на замок?

Староста покачал головой, что-то прикинул:

— Дворов двести.

— А после нападения?

— Сорок дворов, всего сорок дворов остались целыми. Почти целыми…

— А потом, сколько вы построили, пока снова обживались, когда нападавшие ушли?

— Еще столько же. Дворов девяносто получилось.

— А сейчас сколько осталось?

— Пять…, - староста опустил голову.

— То есть… То есть из девяноста дворов — семь… пусть будет шесть лет назад — осталось пять дворов. Ушли… Сами ушли, не ты их увел, староста! Ушли восемьдесят с лишком дворов, — продолжая размышлять, Каннут хмыкнул, — Ну и какой же ты к демону староста? Если люди лучше и быстрее тебя поняли, что здесь не будет жизни? Будь я старым бароном, я повесил бы тебя вот здесь — на этих воротах…

Кан показал рукой на перекладину поверх воротных столбов.

— Повесил бы за небрежение своими обязанностями старосты. За глупость твою и упрямство! Люди тебя выбрали, а ты… Сволочь старая, тупая! Собери людей. Собери всех людей возле дома. Быстро!

Староста выскочил за ограду, а Филип подал голос:

— Кан! Что ты собрался делать?

Но ответить ему парень не успел — во двор забежал все тот же парнишка, сын пострадавшей женщины:

— Господин! Там это… отец зовет! Там один их этих… живой еще!

«О как! Это кто же такой живучий?» — удивился Каннут и, поднявшись, пошел вслед за пацаном.

Живучим оказался старший дружинник. Клеменса объяснил:

— Мы, господин, как вы сказали, решили отнести их к причалу. Раздевать начали… ну… сапоги снять, еще что-то… А этот застонал и глаза открыл!

Подойдя поближе и остановившись в паре метров от лежавшего разбойника, Кан спросил у Филипа:

— Ты что-нибудь можешь сделать? — кивнул на раненого.

Маг посмотрел, впрочем, не приближаясь к дружиннику, и покачал головой:

— Сомневаюсь. У него легкое разворочено. Удивляюсь, почему он до сих пор не помер.

— Да мне не нужно его на ноги ставить. Поговорить бы с ним, вопросы у меня есть!

Маг пожал плечами:

— Могу немного подлечить. Только это ненадолго, все равно помрет. Дольше только мучиться будет.

— А мне долго и не надо. А на мучения его мне плевать с высокой елки! — зло ощерился Каннут.

Филип поводил руками над раненым и лицо того чуть порозовело, а на губах перестала пузыриться кровавая пена.

— Как тебя зовут, разбойник! — присев над раненым, спросил Кан.

Тот открыл глаза и, скривившись, прошептал:

— Пошел к демону, ублюдок! Отродье Севера!

Каннут усмехнулся:

— Слушай сюда, сволочь баронская! Ты все равно сдохнешь, но вот как ты сдохнешь — зависит от тебя. Или быстро и почти безболезненно, или долго и очень скверно.

— Что ты можешь мне сделать, нордлинг? Я уже одной ногой в могиле.

— Повторяю для тупых: либо быстро, либо долго и очень мучительно! Знаешь, что я придумал для тебя?

— «Орла» взрежешь? — усмехнулся дружинник, — Так не получится — я сдохну быстрее, чем вы кирасу с меня снимите! «Прогулку» — тоже не выйдет, сам я не поднимусь, а на тележное колесо ты мои кишки не намотаешь — кираса опять же мешает.

— Не, у меня другое для тебя припасено! Сейчас крестьяне кол в руку толщиной выстрогают, обтешут получше да маслицем смажут. Потом мы с тебя штаны спустим и аккуратно, со всей осторожностью, чтобы болт арбалетный не затронуть, поднимем да на кол этот и посадим. Жопой твоей, сто лет немытой. Помирать будешь небыстро и про пробитое легкое забудешь. Как тебе такое развлечение?

По мере рассказа и, может, от того, что, говоря все это, Каннут с удовольствием улыбался, воин снова побледнел и отвел глаза.

— А чтобы ты подольше на колышке посидел, маг тебя время от времени лечить будет! — продолжил парень.

Негромко что-то пробормотав— не иначе снова поминал принадлежность Кана к северянам, воин спросил:

— Чего ты хочешь?

— Ну вот, другой разговор! Кто ты, как звать, кем был в замке у Брегетса? — кивнул парень.

— Звать меня Викул. Старший дружинник и помощник кастеляна в замке…

Этот дружинник-разбойник рассказал много интересного. Замок барона Брегетса, судя по его рассказу, находится в изрядном запустении. Барон умом не блистал, что сказывалось как на состоянии экономики баронства, так и на замке, а также на отношениях с окружающими владетелями. И делал барон все не так: и хозяйство вел не так, и с дружиной не особо ладил, и союзы заключал как-то безголово — не с теми и не тогда, когда это необходимо. Оттого карман этого горе-владетеля был всегда пуст, а крестьяне и, что самое печальное — дружинники за свое место не держались, старались при случае сбежать к более удачливому и толковому руководителю.

Состав дружины постоянно менялся, и опытных воинов можно было пересчитать по пальцам руки. Остальные — вчерашние крестьяне и прочий сброд, которые и мечом-то толком не владеют.

— Сколько всего дружинников? — спросил Каннут.

— Двадцать один! — Викул покосился на сарай и лежащее неподалеку тело молодого дружинника, — Было — двадцать один. Теперь, стал быть, восемнадцать.

— Сколько опытных воинов? И сколько человек принимали участие в штурме замка моего деда?

— Было семеро. Теперь — пятеро! — криво усмехнулся дружинник.

— Сам Брегетс участвовал в штурме?

Викул поморщился:

— Да. Идиот! Он там впервые показал, какой он «великий» воин — послал нас в первых рядах на стены замка, и половина дружины там и осталась. А прибыли от того штурма — хрен да ни хрена! Донжон сгорел вместе с защитниками и изрядной частью штурмовавших!

— А какие у него отношения с другими баронами?

— Да какие отношения… Говорю же — идиот! Так к нему и относятся другие бароны. Мы и сюда поперлись, так как договорились с кастеляном барона Кроуча — приходим к нему с припасами, да побольше… А он замолвит за нас перед бароном словечко, чтобы в дружину взяли.

— То есть вы дезертиры? — усмехнулся Кан.

— Не знаю такого слова! — снова сморщился раненый, — А только мы в своем праве были: если владетель жалования не платит — мы вольны уйти.

— А чего к Зальму не подались?

— К нему, пожалуй, подашься. У него дружина крепкая, такие как мы… бродяги и голодранцы ему на хрен не нужны.

Еще Викул рассказал, где они прикопали суму с некоторым имуществом, которое прихватили, уходя из замка. Тут уж пришлось звать Клеменсу, чтобы тот понял, где искать ухоронку. Раненый явно слабел, и Филипу пришлось еще раз поддержать-подлечить того магией. У Каннута оставались еще кое-какие вопросы, но Викул снова побледнел и стал явственно похрипывать.