Нелюбимый муж. Вынужденный брак для попаданки (СИ) - РАЙТ Кира - Страница 52

Кстати, о последней я вообще забыл. Поэтому даже вздрогнул, когда услышал её голос, отвлекаясь от момента единения с женой…

— А ну, Дар, теперь точно выйти надо! — вдруг ожила Глафира. — Кажется, у нас тут…

— Нет, — сжала обеими ладошками одну мою Аня, глядя на меня так, будто если я уйду, она тут же и умрёт.

— Я не уйду, — сказал ровно, не отрывая взгляд от лица своей девочки.

Увидел на нём облегчение и тут же склонился, поцеловав в лоб. А затем сел к изголовью постели, уложив её голову и плечи на себя.

— Я тебя не оставлю никогда больше, — пообещал ей горячо, нисколько не смущаясь того, что присутствую в такой интимный момент.

У нас такое не принято, конечно. Скажешь кому — не поверят или посчитают каким-то больным на голову. Но во-первых, я не собирался никому говорить. А во-вторых, мне было глубоко всё равно.

Вот она — моя женщина — хочет, чтобы я остался. И я останусь, даже если это будет нарушением всех законов страны, а не только местных традиций. Мне было плевать вообще на всё. Главное, что я ей нужен. И она в порядке. Остальное меня не волновало.

Не было и доли смущения. В конце концов она могла сейчас производить на свет и моё дитя, которое мы бы сделали вместе. И раз уж я его уже признал, то тоже имею право присутствовать.

В этот раз даже Глафира не стала ничего говорить против. Видно, ей тоже было страшно оставаться с моей хрупкой девочкой один на один в такой ситуации.

И пока я поглаживал её волосы, поправляя их, чтобы не мешались, Аня вдруг вздохнула, охнула, сжав мою руку с такой силой, которой я в ней ожидать не мог и замычала, плотно сжав губы. А следом я услышал громкий… Нет. Просто громогласный крик.

Не её. Ребёнка.

И не успел обрадоваться, как заметил то, насколько тут же побледнела повитуха. Аня бессильно прикрыла глаза, откинувшись на меня сильнее. А Глафира перевела на меня испуганный взгляд. И в глазах её стоял практически священный ужас…

Радуясь, что Аня, услышав крик младенца, расслабилась, я покашлял, привлекая внимание повитухи. Та ошарашенно моргнула и, показывая мне, чуть приподняла ребёнка… Полностью покрытого густым инеем. Настолько, что цвета кожи и не разглядеть.

Тут уже была моя очередь бледнеть и пугаться. Радовало одно — орал он совершенно по-живому. И нисколько не было похоже, что иней причиняет ему хоть малейший дискомфорт…

Глазами я указал повитухе на какую-то ткань, что валялась на постели, а затем на кроватку у стены. Надеялся, что она унесёт его сейчас, а потом уж я как-то разберусь. Но пока она заворачивала ребёнка в тряпку, Аня снова открыла глаза и потянула к свёртку обессилевшие руки.

Я громко сглотнул. И очень надеялся, что она не захочет развернуть… Вот только именно это она первым делом и сделала…

— Дар! — перевела на меня круглые возмущённые глаза. — Ты что сделал⁈

И ни капли страха в отношении меня или смущения. Напротив, она сказала это таким тоном, что у меня в груди сладко заныло. По идее, пугаться за жизнь ребёнка причин у неё сейчас не было — он продолжал орать на весь дом, всем своим видом показывая, что он живее всех живых. Но то, что она решила отчитать меня за иней… мне даже понравилось…

Поэтому я покаянно присел возле постели и прислонился лбом к её плечу, прошептав:

— Прости. Я не знал, как это работает. Хотел помочь тебе. Хорошо, что всё хорошо закончилось…

Неожиданностью стало то, что тоненькая ручка Ани в этот момент опустилась на мою голову и нежно провела по волосам. Я вскинул взгляд, встречаясь с уже ласковым её. А после перевёл глаза на красное и сморщенное нечто на её груди. Видно, ребёнок быстро оттаял.

И теперь, прикрыв его спинку покрывалом, моя жена нежно гладила и целовала чужое дитя…

Я не хотел признаваться даже себе, но кажется уже ревновал её к ребёнку. Она только что гладила меня, смотрела на меня так… незабываемо. И вот всё её внимание вновь переключилось на этот орущий комок. Огромный орущий комок.

Не то чтобы я видел раньше много новорождённых, но этот казался и правда просто огромным по сравнению с Аней. Представить не могу, как он в ней вообще умещался…

Правда, если сравнивать со мной — то вполне себе кукольный размер…

— Я чуть Богу душу не отдала, напугала ты меня, деточка, — всхлипнула повитуха, тяжело опускаясь на табуретку и напоминая о себе. — Фух. На пенсию мне пора. Больше такого не выдержу…

И тут на кухне раздался чужеродный звук.

— Дар? Я лекаря привёл! — проорал один из моих работников, которых я послал во дворец.

И я встал.

— Никому не слова, что тут видела! — приказал Глафире, вручая мешочек, набитый золотыми.

Ещё не хватало всем узнать, что я магией обладаю. Слухи распространяются быстро…

— Лучше язык себе откушу, — отмахнулась она. — Теперь твоя жена в надёжных руках. А я пойду настойки успокоительной глотну. Давление поднялось, — и поплелась домой.

Деликатно и осторожно осмотрев Аню и ребёнка, лекарь заключил, что с ними всё в порядке. Что даже удивительно, учитывая, сколько она промучилась. Но сейчас и правда выглядела не в пример лучше, чем когда я вошёл только в комнату.

Немного поводив над Аней руками, лекарь всё же погрузил её в целебный сон и заверил, что теперь всё совершенно точно в порядке.

В момент, когда её глаза уже закрывались, она беспомощно заозиралась по сторонам, будто что-то искала. Я не сразу понял, что хочет отдать немного хоть успокоившегося кроху, потому что сама засыпает.

И я не успел подумать, как следует верно поступить, как тут лекарь спокойно взял ребёнка из её ослабевающих рук и уверенно всучил мне.

— Не переживайте, отдыхайте спокойно, а ребёнком пока займётся отец…

Аня же бросила на меня виноватый взгляд и… уснула. Лекарь бодро попрощался и смылся из моего дома. А я остался один на руках с запакованным в пелёнки ребёнком, которого вообще-то совсем не собирался любить или баловать. Но вот заботиться пришлось.

Потому как я даже не мог положить его в кроватку, ведь боялся что-то повредить этому хрупкому созданию, которое почему-то так беззаветно и прямо с первого взгляда любила моя жена. И исключительно ради неё я уселся рядом, не выпуская младенца из рук до самого утра, под которое только и задремал сам…

А тем временем причмокивая, посапывая и пригревшись, он сладко дрых у моей груди, кажется, чувствуя себя совершенно комфортно. И ничего его не смущало. Ни то, что я его чуть не заморозил. Ни то, что он родился, покрытый инеем. Ни то, что вообще-то я совсем не его отец…

Я знала, что будет непросто, но что настолько — не догадывалась. И в момент, когда увидела перед собой бледного Дара, уже понимала, что у меня сил хватает едва-едва сделать вдох. И с каждым новым выдохом сил всё меньше. А значит, я в очередной раз не справилась.

Мыслей почти не было. Было только лицо Дара. Лишь он один стал для меня чем-то вроде якоря, который удерживал в этом мире. Казалось, отпусти он меня — и всё. Для меня всё закончится. И для моего ещё не рождённого малыша тоже. Ведь разве нужен он Дару без меня?

Я видела отчаяние на его лице, и помнится, даже удивилась этому. Неужели он настолько ко мне привязан? Ему так сложно меня терять?

Но затем произошло что-то странное. Меня будто бы напитало новыми силами. И всё случилось так быстро, что я даже и не поняла, как на моей груди оказался такой сладкий и самый красивый в мире малыш.

Ещё до этого я уже любила его. И была уверена, что буду любить и дальше. Но только когда увидела своими глазами это чудо — поняла, что эти чувства и в сравнение не идут с тем, что я ощущала к нему раньше. Теперь я была готова ради него на всё. И горы свернуть, и жизнью пожертвовать.

Если прежде я лишь надеялась, что смогу если что дать отпор Дару (вдруг он станет обижать мою крошку?), то теперь я знала — даже близко не позволю ему подойти, если захочет обидеть ребёнка. Возьму в руки сковородку, скалку, топор — что угодно. Но никогда не позволю даже попытаться причинить моему сыночку вред.