Бросаешь мне вызов, Тихоня? (СИ) - Майер Кристина - Страница 14

Прошло сколько лет? Семь? Восемь? Не верю, все еще сомневаюсь. Может, просто кто-то очень сильно похож? Ведь такое бывает. Вдруг двойник? Но сердце сумасшедше рвется из груди, она кричит, что я не ошиблась. Пытаюсь всмотреться в черты лица, но это сложно. Лобовое стекло залито каплями дождя, слепит свет фар, но у меня нет сомнений, что это мой Арс. Мой брат…

Я боялась, что его нет в живых. Надеялась, что уехал в другую страну и не может с нами связаться, но когда-нибудь обязательно вернется. А он все это время был здесь? Я ничего о нем не знаю. Ничего. Он ушел из дома после ссоры с родителями. Ему не было и девятнадцати. Я знаю, что они его искали, хотели вернуть в семью, но потом их не стало…

Арс не приехал на их похороны, он не приехал за мной. Хотелось бы думать, что его просто не было в стране, он ни о чем не знал.

Возле него крутится высокая брюнетка. Арс обнимает ее, прижимает к себе. Красивый у брата талисман. Неужели все эти годы он ни разу не вспоминал обо мне? Не навещал могилы родителей? Пытаюсь убедить себя, что брат только вернулся из-за рубежа, он ничего не знал, но иллюзий лучше рушить сразу.

Арсений не просто залетный гонщик, его хорошо знают эти люди. Для меня они мажоры, а он чувствует себя уверено среди них. Ведет себя дерзко и вызывающе. Откуда у него деньги? На такую машину? На дорогую жизнь? Столько вопросов, а ответов нет. Я вижу, как он подходит к Нике, что-то ей говорит, ухмыляется и поддевает пальцем нос, подруга отшатывается от него.

Сжигает изнутри желание выйти и потребовать объяснений. Хочется вытрясти ответы на все вопросы, которые давят мое сознание, но я сижу на месте и глотаю ртом воздух.

Я не помню, почему он поругался с родителями и ушел из дома, но в памяти часто всплывали слова отца: «неблагодарный щенок». Мой папа был хорошим, добрым, заботливым, он бы не стал безосновательно бросаться такими словами. Ему было больно, это все от обиды.

Меня сейчас тоже топит обидой. Пока я пыталась выжить одна в этом мире, мой брат жил в свое удовольствие ни в чем себе не отказывая. Даже не попытался меня найти.

Я остаюсь сидеть на месте. По щекам текут слезы, я закусываю до крови внутреннюю сторону щеки, чтобы не всхлипывать.

— О, начинается, начинается! — я в машине не одна, но все это время не слышала, о чем говорят сзади. Гонщики рассаживаются по машинам.

Предательство Демона уже не воспринимается так остро. Хотя о каком предательстве я веду речь? Чтобы предать, он должен был что-то пообещать. Поцелуй для таких как Демьян Кайсынов — даже не повод для знакомства. Вокруг него всегда полно красивых девушек, готовых просто так удовлетворить все его потребности. А тут поцелуй. Смешно.

А брат…

А что брат? Я ему была не нужна. Луше будет оставить все, как есть. Все эти годы у него не было сестры, вряд ли я ему понадоблюсь сейчас.

Наблюдаю, как мой брат садится в машину, не открывая своему «талисману» дверь. Девушка садится сама. Единственным, кто открыл дверь для своей спутницы был Ян. Ника не оценит, но на фоно всех остальных ее сводный брат выглядит достойно.

На водительское сидение запрыгивает Герман. Сейчас я могу лучше его рассмотреть, но отворачиваюсь к окну, прячу мокрые щеки, тихо стираю с них дорожки слез. Парень тянется через меня к бардачку, молча кидает на колени пачку салфеток и тут же возвращается к планшетам, установленным на приборной панели. Никак не комментирует мою тихую истерику. Будто он каждый день наблюдает что-то подобное и это стало обыденностью. Я в некотором ступоре. Я не делала этого на показ, не нуждаюсь в чужой жалости. Реакция обескураживает, мне перестает хотеться плакать.

Утираю лицо салфетками, снимаю под глазами потекшую тушь. Использованные салфетки Герман забирает из моих рук, открывает окно и молча выкидывает, параллельно с этим что-то настраивает. Парень красивый, но определенно странный.

— Выпей воды, — протягивает мне бутылку, не заметила, откуда он ее вытащил. — Я из нее пил, но ты можешь не переживать, я ничем не болею, — абсолютно ровным голосом, на меня не смотрит, параллельно отвечает на вопросы ребят сзади, без особого энтузиазма. Чуть хмурится, будто шум его напрягает.

Делаю пару глотков, почти полностью успокаиваюсь. Воду оставляю у себя. Гоночные машины приготовились к старту. Встроились метрах в ста от нас. В свете ослепляющих фар стоит девушка в короткой юбке и топике, с флажками в руках. Для чего такие жертвы?

Дождь усилился. Рев моторов разрывает пространство. В голове бьется фраза — «смертельная гонка». Становится страшно, под пальцами мнется бутылка с водой. Сердце ускоряет бег и меня немного подташнивает.

«Только бы без жертв…»

Герман устанавливает планшеты так, чтобы мне было хорошо видно. Сзади просят повернуть, но он только хмурится. У меня ощущение, что он еле сдерживается, чтобы не попросить пассажиров покинуть салон. Почему-то хочется улыбнуться, но я перевожу взгляд на планшеты, всматриваюсь в лица гонщиков…

Изображение на планшетах идет рябью, Герман продолжает настраивать работу камер. Хмурится, верхняя губа дергается в раздражении, но все это молча.

— Тишина, — холодно обрывает ребят, когда от нетерпения сзади начинают высказывать недовольства. Перевожу взгляд на лобовое стекло, красные точки скрываются вдалеке.

Экраны оживают. Нахожу взглядом Нику и Яна. Подруга бледня, вжалась в сидение зажмурив глаза. Ощущение, что она и дышать боится. Впитываю ее эмоции, они прошибают насквозь. От страха к горлу подкатывает тошнота. Не успела закрыться. Моя впечатлительная натура часто ловит эмоции близких и дорогих людей. Хорошо, что таких людей почти нет. Обычно я отгораживаюсь, не впускаю глубоко в себя чужие боль, страх, обиду, ненависть. Сопереживать — не значит прожить самому.

Закрываю глаза, несколько глубоких вдохов и медленных выдохов и я прихожу в себя. Ощущаю остро, но уже без паники, спертого дыхания и тошноты.

Из-за рева моторов, визга тормозов, постоянных пробуксовок, а еще музыки на полную громкость в нескольких машинах, не слышно разговоров. Шум сливается в один давящий звук, раздражает он видимо не только меня, Герман убавляет его почти до нуля.

Девушка рядом с Демьяном визжит от восторга, будто они едут по летней пустой трассе, а в лицо ей бьет теплый ветер. Может пьяна или под наркотой, другого объяснения дать не могу. Хотя адреналин — тот же наркотик.

Дышать нормально не получается. Потеют ладошки, украдкой вытираю их о коленки. От напряжения и нервов сдавливает виски. Любая ошибка на дороге может стать фатальной. Мое отношение к смерти — негативное, я не в том возрасте, чтобы философски рассуждать о переходе души в другой мир.

В салоне стоит звенящая тишина, изредка раздаются вскрики девушки с заднего сидения, но она быстро затыкается, будто чувствует, что владельца машины ее истерика раздражает.

Переживаю за Нику, но взгляд чаще цепляется за напряженное лицо Демона. Он вроде спокоен, Демьян сосредоточен на дороге, его не трогает визжащий рядом талисман. Хотя визжит девушка не долго, в какой-то момент будто трезвеет и хватается за ручку двери. По тому, как бросает корпус из стороны в сторону, угадываются виражи на большой скорости. Иногда Демон шевелит губами, но непонятно, с кем разговаривает. Стоило внимательно проследить за участниками, стало понятно, что он переговаривается с Самсоновым.

Арсений всю гонку злится. Его лицо постоянно дергается, хмурится. Звука нет, но мне кажется, я слышу, как крошатся его зубы, так сильно он сжимает челюсть. Руки сжимают руль с такой силой, будто он хочет его раздавить.

— Жаль коптер не удалось поднять, — вздыхает парень с заднего сидения, но его стенания дружно игнорируют. Всем и так понятно, что помеха не только темнота, но и дождь.

Странно, обычно люди знакомятся, когда попадают в общую компанию, а тут никто не проявил инициативу. Наверное, возмущаюсь в первую очередь на себя, как-то некрасиво с моей стороны было сесть и промолчать. Растерялась.