Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 13

— И что это значит? Не в том месте и не в то время, — медленно произнес он, я только усмехнулся.

— Вот так шел своей дорогой и попал на каторгу, — грустно усмехнулся я.

— Но так не бывает, — с жаром воскликнул Левицкий

— Бывает! Здесь я значусь как Пантелей, но это не мое имя. Его даже никто не спросил.

— А как же вас тогда зовут? И откуда вы знаете французский? Я не поверю, что вы простой крестьянин.

— Сергей Сергеевич, — назвал я свое настоящее имя. — Я получил очень хорошее образование, а потом случилось так, что стал предоставлен сам себе. Попал в парочку передряг, остался без документов, и мой путь пересекся со здешним этапом. Я никого не убивал и ничего предосудительного не делал, — легко ответил я, отделываясь общими словами.

— О, кажется, я понял, — закивал Левицкий. — Ваши родители умерли, но успели дать образование. Отец наверняка личный дворянин и не смог передать его вам по наследству, — протянул Левицкий.

Я только развел руками, мне даже врать не пришлось.

— Но то, что вы оказались здесь, — это вопиющая несправедливость, — горячо произнес. — Я должен переговорить с Рукавишниковым, и вас не переменно освободят.

— Не стоит, мой друг. Вы позволите себя так называть? — И Левицкий кивнул. — Боюсь, вы этим только навлечете на себя неприятности. Оставьте все как есть, моя жизнь еще не закончена, да и каторга дело такое… — И я повертел рукой в воздухе.

— Да вы фаталист, Серж, — усмехнулся Левицкий и на пару минут замолк, а его взор затуманился.

Мне же стало понятно, что мой французский здесь на уровне, да и говорю я соответствующе, если что, могу и за дворянина сойти.

— Никогда не думал, что окажусь на каторге, — задумчиво заговорил Левицкий. — И теперь, глядя на этих всех бедолаг, у меня возникла мысль, что общество их не только должно наказывать, но и обязано исправлять, пытаясь вернуть на путь праведный. А вы что думаете, месье Серж?

— Отчасти я с вами согласен, — усмехнулся я.

— И почему же только отчасти? — серьезно посмотрел он на меня.

— Все ли достойны второго шанса? Думаю, далеко не все. Здесь разный народ и за разные злодеяния. Возьмем, например, Ваньку: ему пятнадцать годков, а на каторге оказался из-за того, что воровал. Воровал от нужды, ибо была у него маленькая сестренка, а мать заболела и не могла работать. Его поймал городовой, Ванька пару раз ударил его, и вот он на каторге. Думаю, ему можно даровать второй шанс.

Левицкий меня не перебивал и слушал внимательно, лишь его лоб сморщился.

— Или взять того же молотобойца Тита. На него напал пьяный сын старосты в его селе, ну, он и ударил в ответ, да зашиб, и вот он на каторге. Это лишь одна часть несчастных. Есть же и другая, тот же Петрушка от скуки мальчонку пятилетнего заманил игрушкой в проулок и убил, а теперь ходит и гордится этим. Можно ли такого исправить? Я думаю, нет. Это наказание, и оно должно быть таким, чтобы подобные негодяи от одной возможности очутиться здесь тряслись в страхе.

— Кажется, я тебя понял, Серж, интересная мысль. Есть на этапе здесь Вахетов, бывший дворянин, что ныне лишен всех прав, мот и кутила, родного отца убил из-за денег. Ни один приличный человек ему руку не подаст, хотя можно ли меня теперь считать приличным, — горько усмехнулся он.

Весь оставшийся путь мы проболтали на разные темы, и, когда уже приближались к тюремному острогу, солдат Наумкин напомнил о себе:

— Пора, иди на место уже.

Попрощавшись с Левицким, я вернулся на свое место.

— С барчуком язык нашел. Так ты теперь тоже барчук, что ле? А, подкидыш? — И народ рассмеялся над немудреной шуткой.

Когда всех расковали, нас завели в очередной барак, который был уже натоплен. Умостившись на нарах, я прикрыл глаза, но спустя минут пять возле печки раздался шум и крики.

— О, сейчас опять подерутся, да и не только они, многим бока-то намяли, — заметил Фомич.

— Подерутся, и чего? Наше-то какое дело? — протянул один из соседей.

— Ну, не скажи, второй случай как-никак. Ужина, поди, лишат, да на холод выгонят, всю ночь стоять придется, а там и с утра не покормят, — пробурчал Фомич.

«Ужина лишат, да и ночь всю на холоде стоять придется. Жрать хочется, а на холоде стоять совсем нет!» — пробежали у меня мысли в голове.

— Эх, — со вздохом поднялся я, разминаясь, и даже пару ударов провел. Джеб, джеб, крос, — вышло не совсем правильно и непривычно, все-таки тело было не готово, но знания-то, как бить, никуда не делись, и я направился в сторону криков.

— А ты куда пошел-то? — раздался сзади возглас Фомича…

Глава 7

— Жрать хочу, а из-за этих полудурков еще голодным оставаться, — хмыкнул я и продолжил путь.

Сзади раздалась какая-то возня и я услышал шаги

— Ей, Тит, а ты-то куда лезешь? — вновь раздался сзади возглас Фомича.

— А я тоже есть хочу! — буркнул наш здоровяк.

Возле печки уже собралась кучка зевак. В центре стоял один из новеньких, что присоединились к нам в Нижнем, и смотрел на всех исподлобья. Звали его, кажется, Трофимом. Перед ним замерли двое здоровенных мужиков: Сенька и его дружок Гришка. Оба из нашей партии, оба привыкли считать себя первыми парнями на деревне и решать все вопросы кулаками. И, видимо, после дневной драки решили взять реванш.

— Ну чо, ты так и не понял, что здесь наше место? — Сенька толкнул Трофима в грудь. — Мы те вчера по-хорошему, а ты, видать, все не поймешь!

Трошка, хоть и был щуплым, не отступал:

— Общее здесь место, кто успел, тот и сел! — И несколько возгласов из толпы его поддержали.

— О, смотри-ка, заговорил! — засмеялся Гришка. — Да мы тебя…

Я втиснулся между ними, аккуратно отодвинув щуплого нижегородца за спину.

— Утихните уже, расшумелись.

Сенька ухмыльнулся:

— О, кто тут вылез из-под лавки! Да я тебя одной соплей перешибу! О, точно! Соплей и будешь! — и Сенька расхохотался.

Толпа загудела. Кто-то крикнул:

— Да дай им, Сенька!

Другие перешептывались, ожидая развязки.

— Это ты ошибаешься дружочек, — оскалился я.

Гришка фыркнул:

— Ой, Подкидыш такой смелый! А ну-ка, «сопля», покажи, как ты в своей деревне хвосты коровам крутил!

Он сделал выпад, пытаясь схватить меня за грудки.

Я заблокировал его руку и тут же, скрутив корпус, прописал ему правый боковой, полностью вложившись в удар, который пришелся прямо в челюсть, Гришка поплыл и зашатался, а после и рухнул на пол.

Пока он заваливался, я уже стремительно разворачиваюсь к Сеньке: в этом деле скорость важнее всего! Тот уже замахивался, но я успел поймать его руку, резко дернул на себя и ударил коленом в живот.

— Уфф!

Сенька сложился пополам, Гришка, же поднявшись на заплетающих ногах, с криком бросился снова.

Уклон в сторону, захват за шею сзади — и его же собственным весом вталкиваюя лицом в нары. Раздался глухой стук.

Тишина.

Все так и смотрели на меня выпученными глазами

— Все, — демонстративно вытер ладони о штаны. — Кто еще хочет ужин потерять?

— Ну ты и хват! Здоров кулаками махать, паря! Я в жизни такого не видывал! — донеслось из толпы.

Сенька, держась за живот, злобно пробурчал:

— Да ты… ты же…

Тут же к нему подошел уже Тит и пристально так посмотрел, а Фомич, уже стоявший в толпе, вдруг громко рассмеялся:

— Заткнись, дурак, пока цел! Сейчас тебе один объяснил, а может, и все обчество приголубить!

В этот момент дверь барака со скрипом открылась. На пороге стоял унтер с двумя солдатами, тащившими котел с кашей.

— Чего тут у вас? — Унтер прищурился, окидывая толпу взглядом.

Тит, стоявший рядом, невозмутимо ответил:

— Да так… беседуем. Ребята грелись да поскользнулись, — он показал на Сеньку и Гришку, которые как раз пытались подняться.

Унтер фыркнул и внимательно прошелся по всей толпе взглядом, понуждая арестантов опускать перед ним глаза, а после кивнул солдатам ставить котел: