Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 11

— А что, так можно? — прогудел Тит, явно изумленный такой оборотистостью.

— Ой, я вас таки умоляю! Ви стряпчий? Законник? Может быть, ви секретарь судебного присутствия, городничий или даже прокурор? Раз так, ви би лучше представили нам Уложение о каторжанах или Устав о содержащихся под стражею! Вот это было бы полезный предмет, а не то что ви тут говорите! Вот если бы вы нашли там, скажем, Уложение о каторжных — вот это было бы дело!

— Что, в смысле? Какое Уложение? Какой Устав? — не понял я.

— Уложение, по которому мы все тут устроены! Уверен, вы увидели бы там много всего интересного!

— А скажи, Зосим, какой год на дворе у нас? — вспомнил я о важном.

— А вы-таки хотите сказать, что не знаете? — с иронией ответил он вопросом на вопрос.

— Я таки хочу сказать, что если сильно бить по голове, то можно забыть, как зовут. Очень рекомендую, — тут же ответил я на подколку.

— Пожалуй, откажусь от столь сомнительного счастья, — не полез в карман за словом еврей. — А нынче идет тысяча восемьсот пятьдесят девятый год, — все-таки ответил он, и я кивнул.

Значит, я оказался почти прав, и до освобождения крепостных осталось пару лет. Правда, от этого знания мне легче не стало, на руках по-прежнему были кандалы, которые ужасно натирали.

Так мы и шли, переговариваясь обо всем и ни о чем.

Прошло несколько дней, и я серьезно стал задумываться о покупке «легких» кандалов, несмотря даже на всю бредовость такой сделки. Переть на себе эту тяжесть мне уже до смерти надоело.

Эти штуки устроены так, чтобы невозможно было сделать нормального шага. Приходилось, то и дело спотыкаясь, семенить, как японская гейша. Ледяной ветер в пути буквально шлифовал наши небритые рожи, а растереть уши и нос было просто невозможно — скованные руки не доставали до лица. К тому же у меня порвались кожаные подкандальники. На середине пути кольцо сползло с петли, давило ногу все сильнее и сильнее, а до привала было еще далеко. И, конечно же, ради одного меня никто не стал останавливать партию: не позволили ни остановиться переобуться, ни даже поправить подкандальники… а мешкать тоже нельзя: свои же соседи начинают лаяться, да и солдатский приклад тут как тут!

Конвойная команда была уже другая. Лишь офицер Рукавишников следовал с нами до самого конца, а солдаты и унтеры от этапа к этапу менялись. Поэтому ни унтера Палицына, ни солдата Сидорчука я уже не видел: служивые Владимирского линейного батальона сменились на нижегородцев, сопровождающих нас до Казани. И если с владимирцами мы как-то уже сговорились, то как подойти к новым охранникам, мы еще не знали, так что арестанты страдали от излишних строгостей.

Но ведь можно было снять кандалы за две копейки в день, и это позволило бы мне хоть один день отдохнуть от этих железок…

И вот с утра, когда нас заковывали и пристегивали к «шнуру», я, улучив момент, попросил конвойных:

— Ребята, а ежели мне сегодня без железов погулять, за обычную плату? Устроите?

Солдаты оценивающе посмотрели на меня.

— А деньги-то есть?

— А то! Обижаете!

Один из них подозвал унтера. Выслушав мою просьбу, старый вояка усмехнулся в седые усы и, покосившись в сторону женской партии, произнес:

— Ну, ежели деньга позволят, так что ж — погуляй. Ефимка, будешь смотреть за ним!

Молодой солдатик зыркнул на меня колючими глазами и откозырял:

— Есть смотреть за арестантом, господин унтер-офицер!

Получив плату, унтер небрежно сунул ее в карман шинели и отошел, бросив мне напоследок:

— Смотри, попробуешь бежать — всю команду выпорем и без пайка оставим! Не подводи сотоварищей!

А солдат Наумкин добавил:

— Ежели что, у меня заряд в дуле. Сразу пристрелю как собаку!

Впрочем, сделав это воинственное заявление, он оставил меня в покое, лишь изредка искоса поглядывая в мою сторону.

Отправившись было в сторону женской половины партии, я дорогой завидел нашего каторжного дворянина, едущего в санях под меховой накидкой, и направился к нему, все-таки были у меня вопросы, в которых он бы мог помочь.

— Господин, э-э-э… Левицкий? — Он с презрением окинул меня взглядом и выпятил нижнюю губу.

Глава 6

Пожалуй, я дал бы ему около тридцати. Конечно, я еще не очень хорошо определял возраст местных, а все они в сравнении с людьми моего времени казались старше. Так что, возможно, нашему привилегированному собрату по несчастью в действительности было не больше двадцати пяти. Усики, бакенбарды — когда-то, очевидно, аккуратные, а теперь неровно постриженные: один бак выше другого, — усталое и не очень хорошо выбритое лицо.

— Держи, бедолага! — наконец с легким презрением произнес он и, достав руку из массивной меховой рукавицы, кинул мне монету.

Деньги были мне, конечно, нужны. Даже две копейки — это день без проклятых железок, а корнет подавал мне, кажется, полтину. Вот только если ты себя продаешь задешево, то задешево и купят!

Интерлюдия. Российская Федерация, 16 марта 2005 года

Я остановился перед зеркальной дверью бизнес-центра на Тверской. Москва 2005-го года шумела: улицы выли и были сплошь завешаны крикливой рекламой, тут и там неслись дорогие иномарки, у входа в расположенный по соседству ювелирный магазин курил охранник в дорогом костюме. После чеченских гор и пыльных равнин Африки, где я наслаждался всеми прелестями службы в составе Иностранного легиона, столичная суета кружила голову. Наконец, поправив воротник потертой кожаной куртки, купленной еще на гражданке и уже тесной в плечах, я шагнул внутрь.

В просторном холле пахло кофе и дорогим парфюмом. Шумели разговоры по мобильникам, по-деловому одетые дамочки нервно цокали каблуками по блестящему мраморному полу. Я назвался девушке на ресепшен, и вскоре охранник в темном костюме проводил меня до нужной двери.

Виктор Алексеевич принимал в светлом кабинете с большим окном. За ним гудел город, а внутри было накурено и тихо. Сам хозяин — мужчина лет пятидесяти, подтянутый, с проседью в волосах — поднялся навстречу гостю.

— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — слегка охрипшим от волнения голосом произнес я.

— Сергей? Заходи, присаживайся, — произнес хозяин кабинета, указывая на кресло у стола.

Я скованно присел, держа спину прямо.

— Костя о тебе хорошо отзывался! — будто бы между прочим обронил Виктор, изучая мое лицо.

Я только кивнул. Костян вернулся из Чечни еще три года назад и, даром что десантник, как-то сразу нашел себе место под солнцем. Теперь он уже второй год работал в службе безопасности холдинга «Объединенные машиностроительные заводы», перед одним из хозяев которого я теперь и сидел. Я же, не надеясь найти на гражданке нормальную работу, завербовался в легион и теперь, вернувшись в Россию, был рад воспользоваться протекцией друга.

Виктор склонился над столом, позвонил по интеркому, небрежно бросил в него:

— Маша, принеси досье на Курильского!

Вскоре девушка в тесной белоснежной блузке, цокая высокими каблуками, вошла в кабинет, подав шефу тощую папку. Виктор раскрыл ее, бросил на меня цепкий взгляд.

— Чай? Кофе?

Я отказался. Девушка Маша ушла, и бизнесмен погрузился в изучение досье на меня. Перелистав бумаги, он наконец откинулся в роскошном кресле, сцепил пальцы на столе, и губы его тронула тень улыбки.

— Значит, с войны вернулся. И в Иностранном легионе успел послужить?

— Да, недавно из Чада, — ответил я.

— Что ж, опыт у тебя серьезный. Рекомендации людей, которым я доверяю, тоже многого стоят. А мне как раз нужны такие сотрудники. — Лицо бизнесмена потяжелело, будто туча накрыла горную долину. — Положение мое, скажем так, боевое. Один из моих бизнесов недавно отжали рейдеры. По беспределу: людей моих выкинули, бумаги подделали. В ОБЭП, понятное дело, даже заяву отказались принимать. Прокурорские тоже лишь руками разводят: «спор хозяйствующих субъектов, идите в суд». А пока суд да дело, от завода одни стены останутся. Да и те не пойми чьи. Понимаешь?