Меч любви (СИ) - Романович Роман - Страница 11

Это было небольшое вступление к тем причинам, почему мне так захотелось хлопнуть себя по лицу. Кого рисует воображение, когда речь заходит о горце, который в одиночку нагнул легион? А если это горец-великан? Лично моё воображение рисовало человека крупного, угрюмого, решительного и волевого.

Возможно, это так и есть. Когда дело касается защиты семьи. А вот когда речь заходила о девушках… Наш полувеликан был парнем робким, застенчивым и совершенно неискушённым в делах амурных.

Только слепой не заметил бы, что Даура ему нравится. И то, что она красивая, наш стесняшка сказал таким тоном, что мне стало стыдно и захотелось провалиться под землю. Будто под пытками выдал.

— Ты так считаешь? — снова закружилась Даура.

Шаль или, скорее, накидка из самой ночи взметнулась, усиливая эффект от её красоты. Всё. Нет больше нашего великана. Заклинило.

— Красотка, красотка! — влез наш полубог. — А та самая Блохина-то как погорячела!

— Пфф, — смерила Елена парня взглядом.

Подойдя, она чмокнула меня в щеку. Даура обогнула Габриеля и тоже чмокнула меня в щеку, с другой стороны. Вот же засранки. Губы специально, что ли, намалевали? Ещё и момент выбрали максимально неподходящий.

Михаил, как типичный человек, который не чувствует момента, скорчил похабную рожу и большой палец мне показал. Тимур посмотрел как типичный девственник, который в шоке от того, что кто-то может настолько нравиться девушкам. Габриэль, вполне возможно, уже начал продумывать новую идею каменного войска, чтобы перемолоть меня в труху. И только Ким сидел в стороне, смотря на всё это с невозмутимостью матёрого ниндзя.

Потрепать нервы окружающим — это всегда хорошо. Красивые жесты и подарки — тоже неплохо. Я об этом никому не скажу, но роль парня, который может так легко изменить жизнь двух девушек к лучшему, мне понравилась.

Только у окружающих было другое мнение относительно происходящего. Кого-то я бесил, а у кого-то вызывал серьёзные опасения.

Неожиданно меня вызвал Зануда.

— Товарищ Зануда, — вошёл я в кабинет и приложил кулак к сердцу, как в легионах. — Сержант Эварницкий прибыл!

— Почему сержант? — спросил этот плохо пробиваемый тип.

— А почему ты меня вызвал, а не Фёдор Михайлович?

— Потому что.

— Это не ответ.

— Так и ты не ответил. Впрочем, про тебя всё ясно. Как всегда, издеваешься, — окинул он меня взглядом.

— В этом заключается ответ и на мой вопрос. Тебя сюда назначили, потому что ты очень проницателен, — с серьёзным видом кивнул я.

— Сложный ты человек, Эварницкий.

— Человек ли? — пожал я плечами, присаживаясь в кресло напротив стола. — Если серьёзно, то что с Фёдором Михайловичем? Ты его совсем заменил? Или как теперь? Кому жаловаться-то теперь?

— Пожалуй, стоит и прояснить, — задумчиво сказал Зануда. — Фёдор Михайлович по-прежнему ваш куратор. Ваш — это вашей особой группы. Меня же назначили отдельно твоим куратором.

— Ах вот оно что. Теперь, когда меня снова убьют, в этом будешь виноват ты. Понятно.

— Нет, в этом будет исключительно твоя заслуга, но общий посыл ты уловил верно. Хотел бы сказать, что в ближайшее время тебя никто убивать не будет, но с тобой же ничего гарантировать нельзя. Поэтому знай, что храмы получили своё.

— Иначе говоря, император воспользовался их наглостью, чтобы стребовать с них что-то?

— Вроде того, — кивнул Зануда. — Есть договорённость, что к тебе больше не будут посылать полубогов. Сюда. А вот за твою жизнь вне этого города я уже поручиться не могу.

— Да ты за мою жизнь и здесь поручиться не можешь. Чего звал-то?

— Уточнить, что ты творишь. По каким причинам вербуешь подопечных?

— Что-то новенькое. В вербовке меня ещё не обвиняли. Или обвиняли? — задумался я. — Ах, разве запомнишь, что там эти смертные говорят, — изобразил я типичное высокомерие.

— Давид, — сказал Задуна проникновенно, — нас с тобой столько связывает, что мы почти родные люди. Как ты умеешь болтать, я прекрасно знаю. Это не поможет.

— Тогда конкретизируй, в чём претензия.

— Девушки — они, считай, обе в тебя влюблены. Одной ты помог решить проблемы с деньгами, подарил квартиру. Второй сковал великий артефакт, о котором даже ничего не сказал. Это, кстати, отдельный вопрос для обсуждения. Занимаешься социализацией Дауры, прикрываешь. Киму тоже артефакт подарил, и мне лучше не спрашивать, за какие такие заслуги. Тимуру помог разобраться с карточным долгом. В целом сплотил команду. Они к тебе очень лояльно относятся, несмотря на проклятия.

— Хм… — нахмурился я. — Что-то не понял. То есть до ваших лучших умов в Корпусе не дошла простая истина, что если людям делать хорошо, то они будут хорошо относиться? Вы, дурашки, вместо решения проблем пытались их создавать и на том подлавливать, а теперь в обиде на меня за то, что я лучше справляюсь, мешая вашим планам?

— Дело не в обиде, а в том, куда ты это всё ведёшь. Эти студенты — собственность империи. Не твоя игрушка, которую ты можешь забрать себе.

До этого момента у меня было настроение подурачиться в общении с Занудой, но от настроя не осталось и следа.

— А то что? — спросил я, подавшись вперёд.

— А то их легко перевести куда-нибудь подальше от тебя, чтобы избавить от влияния.

— Так переводите, — спокойно ответил я.

— И что, так легко отпустишь? — напрягся Задуна.

— Они не моя собственность, — пожал я плечами. — Будет досадно, не более. Уж точно не так досадно, как хоронить их. Поэтому вот что я тебе скажу, Зануда. То же, что и твоему бывшему начальству. Работать надо лучше. А не пытаться свои промахи скидывать на безобидного меня.

— Ага, самый безобидный, — сказал Зануда. — Чтобы ты понимал, Давид, император благоволит трикстерам. Это прикрывает тебя от многих проблем. Также ты, без всяких сомнений, талантлив. Польза от тебя имеется. Что тоже прикрывает от части проблем. Но если ты всерьёз думаешь, что жизнь просто устроена, то нет. Возле императорского трона есть разные центры силы, которые постепенно начинают интересоваться тобой. Слишком ты приметный. Инферно, Рим, храмы, политики — как бы так не вышло, что ты породишь слишком большую бурю. Сам-то, может, и уцелеешь, но какой ценой?

— Это что, попытка воззвать к моей совести?

— Это попытка призвать вести себя чуть осторожнее. Ты у всех на виду подарил два выдающихся артефакта подружкам. В тот же день подарил нечто преподавательнице, с которой имел любовную связь, после чего она уехала срочно в отпуск на две недели. Нельзя ли как-то поспокойнее? И в следующий раз, когда начнёшь разбрасываться артефактами, будь добр предупреждать.

— Нет.

— Что нет? — не понравился ему мой ответ.

— Никого предупреждать я не буду. Мои артефакты подобны историям. Они пишутся для конкретных людей, их рук, судеб. И ты прав, Зануда. Я легко могу поднять такую бурю, что захлестнёт всех. Если кто-то из вашей братии вдруг решит, что имеет право мне указывать, что творить и для кого творить, то я тебе обещаю. Скую такое, что этот умник будет рыдать кровавыми слезами и проклинать тот день, когда ему в голову пришла эта безумная идея.

— Меня не надо пугать, — ответил он как-то неуверенно. — Это странно звучит, но я на твоей стороне.

— Если думаешь, что там безопаснее, то сильно ошибаешься.

— Уж поверь, от этих заблуждений я избавлен.

Разговор с Занудой меня никак не впечатлил и не тронул. Жёстких санкций не ввели, лишь обозначили, что я как-то активно на себя одеяло перетягиваю. Про артефакты — это уже попахивает оскорблением, но дальше ворчания не пошло, а свою позицию я донёс максимально лаконично.

Что касается общей угрозы для группы — и тут для меня не было никакой новой мысли.

Разумеется, пока неделю приходил в себя, пока неделю провёл в кузне и пока восстанавливался в больничке, успел обдумать десятки разных способов, как ответить храмам. В этой жизни я скор на ответ, но это не значит, что терпение и трезвая оценка своих возможностей мне незнакомы. Очень даже знакомы. Сразу по двум прошлым жизням.