Энола Холмс и маркиз в мышеловке - Спрингер Нэнси - Страница 13

Не важно, где я окажусь вечером этого дня или следующего. Ужинать буду хлебом и сыром, спать на улице, как цыганка, и рано или поздно выйду к железнодорожным путям. Меня устроит любая станция, кроме Чосерли (братья наверняка пойдут туда расспрашивать обо мне), поскольку все железные дороги в Англии ведут в Лондон.

Прощайте, талия в семнадцать дюймов, овсянка на завтрак, шерстяные панталоны, брачные перспективы, заслуги юной леди и так далее!

С этими счастливыми мыслями я пронеслась мимо поля, на котором паслись коровы, выехала на лесную тропинку, а с нее на пустошь у болот, и вскоре родные места остались далеко позади.

Душа у меня пела, как жаворонки в синем небе.

Если избегать деревень и выбирать тихие дороги, меня почти никто не увидит. Разве что случайный фермер поднимет взгляд от репы и посмотрит на дорогу, но местные уже привыкли к разъезжающим на велосипедах леди — в последнее время их становится все больше. Мне по пути как раз встретилась велосипедистка в бежевом костюме, когда я ехала по гравийной дорожке, и мы приветливо кивнули друг другу. Кожа у нее блестела от жары и усталости. Как говорится, лошади преют, джентльмены потеют, а леди блестят. Наверняка и у меня лицо блестело от пота. Он стекал по шее за корсет, а стальные пластины болезненно врезались в подмышки.

Когда солнце оказалось прямо у меня над головой, я решила, что настало время привала и второго завтрака, тем более что в прошедшую ночь я не сомкнула глаз. Я устроилась под вязом на подушке из мха и подкрепилась. Мне очень хотелось прилечь и отдохнуть, но я заставила себя снова забраться на велосипед и продолжила крутить педали, чтобы уехать как можно дальше к тому времени, как за мной начнется погоня.

Только недавно я размышляла о цыганках — и вот после полудня мне попался караван кочевников: выкрашенные в яркие краски округлые фургоны. Благородные семьи в большинстве своем презирали цыган, но мама разрешала им останавливаться на землях поместья, и в детстве я всегда ими восхищалась. Даже сейчас остановилась на минутку, чтобы полюбоваться красочной процессией. Лошади в цветных попонах весело гарцевали и мотали головами, несмотря на жару, и кучерам приходилось их удерживать, а никак не подгонять. Я беспечно помахала цыганам, потому что знала, что уж они ничего не расскажут обо мне полиции. Кучера не обратили на меня внимания, а босоногие цыганки с оголенными шеями и руками помахали в ответ, и неряшливые ребятишки закричали, выпрашивая подачку. Миссис Лэйн считала этот народ бесстыдным, грязным и вороватым, и, вероятно, была права. Но если бы у меня в кармане лежало несколько пенни, я бы отдала их не задумываясь.

Еще мне встретился странствующий торговец на проселочной дороге. У него в телеге валялись медная посуда, зонты и корзинки, морские губки, птичьи клетки, стиральные доски и разные финтифлюшки. Я попросила его остановиться и показать мне все товары, от медных чайников до черепаховых расчесок, чтобы сделать вид, будто ничего конкретного не ищу, и в конце концов купила единственный предмет, который был мне действительно нужен: саквояж.

Я повесила его на руль и поехала дальше.

В течение дня мне встречались и другие путники, пешком и на самых разных повозках, от запряженных четверками экипажей до телег, которые тянул осел, но к вечеру все они слились в моей памяти в большое мутное пятно, и на меня начала давить усталость. Когда наступили сумерки, у меня ныло все тело и я чувствовала себя как никогда утомленной. Я шла вверх по невысокому известняковому холму, покрытому изжеванной овцами травой, толкая перед собой велосипед и опираясь на руль. На верхушке холма стояла буковая рощица. Оказавшись под сенью деревьев, я уронила велосипед на землю и сама упала вслед за ним на прошлогоднюю листву. Еще утром я светилась от счастья, а теперь настроение было препаршивое, и меня глодала неприятная мысль: хватит ли мне сил сесть завтра на велосипед?

Я собиралась спать под открытым небом, но лишь сейчас впервые подумала: как быть, если ночью пойдет дождь?

С каждой секундой мой безупречный план казался все глупее и наивнее.

Через какое-то время, когда совсем стемнело, я уныло поднялась на ноги, сняла шляпу и заколки, подкладки, набитые деньгами, и истязавший меня корсет. Не чувствуя голода от усталости, я легла на землю в одной нижней юбке и заляпанном грязью серо-коричневом костюме и мгновенно уснула.

Однако за последние дни я привыкла бодрствовать по ночам и невольно проснулась после полуночи.

Сна у меня не было ни в одном глазу, зато живот урчал от голода.

Ночь выдалась безлунная. Облака затянули небо, угрожая дождем. А без лунного или хотя бы звездного света я не могла найти еду в коробке, которую привязала к багажнику велосипеда. Спичечный коробок, который по глупости своей я положила туда же, мне тоже было никак не отыскать. Что уж там говорить — в кромешной тьме я и велосипед нащупать не могла.

— Черт! — бесстыдно выругалась я, когда ветви бука оцарапали мне лицо и зацепили край жакета.

Но не прошло и секунды, как я напрочь позабыла о еде. Невдалеке блеснул свет.

Газовые фонари. Они проглядывали за широкими стволами деревьев и мерцали, словно спустившиеся на землю звезды.

Деревня. Я забралась на холм, не отдавая себя отчета в том, что по другую его сторону лежит деревня.

Впрочем, учитывая ее размеры и наличие газовых фонарей, правильнее было бы называть ее городком.

Есть ли там железнодорожная станция?

Во мраке ночи, будто отвечая на мой вопрос, раздался долгий резкий свист поезда.

Наутро, еще до рассвета, я осторожно вышла из рощи, молясь, чтобы поблизости никого не оказалось. Не то чтобы я боялась, как бы меня не узнали, нет — просто для местных было бы странно увидеть прилично одетую вдову с саквояжем, выходящую из буковых зарослей и без экипажа.

Да-да, вдову. Я с головы до ног оделась в траур, который выкрала из маминого шкафа. Он прибавлял мне лишний десяток лет, поскольку предполагал, что я уже была замужем, и мои удобные черные сапожки неплохо с ним смотрелись — точнее, их даже не было видно за длинной юбкой, — а волосы можно было убирать в скромный пучок, на что уходило не так много времени. Главное — этот костюм позволял мне оставаться инкогнито. Черная вуаль в сеточку на фетровой шляпе скрывала лицо, и в ней я выглядела так, будто собиралась напасть на пчелиный улей. Черные лайковые перчатки скрывали отсутствие обручального кольца — очень важная деталь. Скучное шелковое платье скрывало все мое тело от подбородка до пят.

Десять лет назад мама была заметно стройнее, и траурное платье отлично на меня село, и корсет почти не пришлось затягивать. Я могла бы вовсе без него обойтись, если бы не необходимость поддерживать багаж на груди и под юбкой. То, что раньше лежало на велосипеде, я убрала в саквояж и рассовала по карманам. Матери не нравилось возиться с ридикюлем, и все свои платья она снабдила просторными карманами — под носовые платки, лимонные леденцы, шиллинги, пенсы и тому подобное. Сейчас я была очень за это благодарна своей упрямой независимой матери; к тому же именно она научила меня ездить на велосипеде. Конечно, обидно оставлять верный велосипед, а вот уродливый серо-коричневый костюм мне было совсем не жалко.

Пока я спускалась с холма на тропинку, серое небо постепенно светлело. Мышцы болели после вчерашней поездки, но для меня это оказалось настоящим благословением: я шагала медленно и степенно, как и подобает достойной вдове. Так я вышла с тропинки на гравийную дорогу, ведущую в городок.

В небе, затянутом дождевыми тучами, забрезжил тусклый рассвет. Лавочники открывали ставни, ледовоз забрасывал в повозку кубы льда, цепляя их изогнутыми щипцами, сонная служанка выливала некую омерзительную массу из ведра в сточную канаву, нищенка в обносках подметала дорогу на перекрестке. Мальчишки-газетчики устраивали на обочинах стопки утренних газет. Продавец спичек — по сути попрошайка — сидел на углу и кричал: «Да будет свет! Спичку джентльмену?» Мимо него и впрямь проходили джентльмены в цилиндрах и рабочие во фланелевых рубашках и кепках, но попрошайка называл джентльменами всех, даже таких же оборванцев, как он сам. Мне он, разумеется, не попытался продать спичку, поскольку леди не курят.