Под знаком Альбатроса (СИ) - Гришин Алексей - Страница 32

И еще, тот маг говорил, что провести последний допрос могут далеко не все, только лучшие из лучших.

Очень интересно. Или Микки все узнал, пока офицеры еще были живы? Но тогда зачем покойников потребовал в тот дом заносить?

— Вот что, брат, — Линч поднялся, — пойду-ка я прогуляюсь, проветрю голову после вчерашнего. Где мои расположились? В казармах? Отлично. Пойду погоняю их по артиллерийскому делу.

И пригласил Пэдди к выходу, чтобы запереть комнату.

Но прежде чем идти к казармам, пошел к кладбищу, где десяток человек в поте лица копали здоровенные могилы. Покойники, словно овечьи туши, были свалены в кучи, но раздельно. Убитые горожане, рядом с которыми читал молитву священник в мантии истинной церкви, и солдаты, которых отпевал его коллега в одеждах господствующей в империи еретической церкви. Друг на друга эти двое не смотрели, но и желания затеять драку не высказывали.

Офицеры лежали чуть в стороне от своих подчиненных.

Линч подошел поближе. Так. Одного зарубили, проломив кирасу чем-то тяжелым и острым от плеча до середины груди. Ясно, этот погиб сразу. А вот двое исколоты, с такими ранами без магического лечения долго не живут, но и сразу не умирают. Лечить их Микки не пытался, иначе раны офицеров исчезли бы, как недавно у Линча на спине. Зато смерть их приблизил способом простым, хотя и грязноватым — просто перерезал горло.

А потом вышел к Пэдди и рассказал все секреты обороны Доблина. И какой из этого следует вывод?

Спасибо ему, конечно, но спиной поворачиваться к своему спасителю лучше не стоит.

Это было, пожалуй, последнее мирное воспоминание Эймона Линча на ближайшие три дня. Потому что все последующее время заняла рутина. Обучение артиллеристов до изнеможения, до отупения, чтобы тела бойцов все запомнили и сами, не требуя команды мозга, могли крепить, заряжать, прочищать. В бою думать будет некогда.

Затем была дорога. Обычная для всех остальных и совершенно непривычная для моряка. В самом хвосте колонны, по разбитой сотнями сапог, ботинок, копыт и колес дороге. Одна радость — и пушки, и телеги со всем необходимым тащили здоровенные кони, могучие и неторопливые. А люди шли налегке, мечтая каждый о своем и наплевав на унылый окрестный пейзаж. Утром перед Дублином, когда основная колонна пошла вперед, остановились, едва озаботившись выставить охрану. Простояли почти до полудня, прислушиваясь к далекой стрельбе и гадая, что происходит в знакомом каждому городе.

Потом прискакал какой-то оборванец на высоком гнедом жеребце под дорогущим седлом и сообщил, что артиллерия может безбоязненно въезжать в покоренный Доблин.

В самом городе все было уже спокойно и относительно мирно. Где-то лежали неубранные трупы, где-то в домах визжали женщины, видимо не совсем согласные с неотъемлемыми правами победителей, откуда-то слышались разудалые песни. Увы, но без этого войн не бывает. Однако окружающее не шло ни в какое сравнение с тем, что пару лет назад пришлось увидеть Линчу в только что захваченном кастильцами Лиссабоне, куда пришли с грузом сахара.

Вот уж там победители дорвались! И до крови, лужами стоявшей на улицах, и до женщин, чьи истерзанные тела выбрасывали в те же лужи. Грабежи казались совсем уже мелочью, чистой формальностью. Линч тогда не встретил ни одного, самого захудалого солдата без увесистой котомки с награбленным.

Нет, Дублин был захвачен практически мирно, хотя и весело.

И вот к тому времени, когда веселье как следует разгулялось, в город буквально ворвался, сметая все и всех на своем пути, отряд кавалеристов. В начищенных кирасах, прикрытых роскошными теплыми плащами, на прекрасных ухоженных скакунах. Под древним изумрудным знаменем Гибернии. Отряд остановился на главной площади, рядом с украшенным мраморными колоннами зданием мэрии, на ступенях которой валялись сорванные флаги Островной империи.

— Кто здесь командир⁈ Ко мне его! — громовым голосом потребовал один из всадников.

Ни у кого из окружающих не возникло даже капли сомнения в его праве командовать и задавать вопросы.

Линч с примыкавшей улицы с интересом наблюдал за происходящим, стараясь держаться подальше от главных событий.

— Ну, я долго буду ждать?

Вот из мэрии вышли Пэдди, знакомый капрал О’Райли. Нет, теперь уже целый командир роты, если уже еще какое повышение не получил.

Всадник что-то пробурчал в длинные усы, соскочил с коня и направился к вышедшим. Что-то кратко сказал, словно плюнул, и пошел в здание. За ним — Пэдди, его спутники и четверо кавалеристов.

Заинтересованный Линч решил дождаться брата, чтобы понять, что вообще здесь происходит. Ждать пришлось до сумерек, когда тот вышел с понурой головой и пошел вперед, не слишком разбирая, куда именно. Пришлось пойти навстречу.

— Что случилось? — Моряк пристроился рядом.

— Ничего. Все нормально. Все так, как и должно быть.

Очень подробно разъяснил.

— Что это за гусь прискакал?

Пэдди хмыкнул.

— Это не гусь, а его сиятельство Наэдо Слейн, лорд Фогартахх. Потомственный король Брега, правда, кроме прав, за душой мало чего имеющий. Отныне именно он поведет кельтов к сияющей вершине победы. Как тебе нравится — к сияющей вершине победы! Звучит?

— А ты?

— Могу записаться в любой взвод любой роты. На выбор. На что-то иное я, как выяснилось, не способен. Возьмешь к себе пушкарем?

Вот так и заканчиваются карьеры на суше. Только сверкнет кому удача, поманит за собой — и пожалуйста. Объявится очередной лорд, принц или король, да и займет твое место. Хорошо, если спасибо скажет, что обустроил его и согрел.

Что тут скажешь?

— Пэдди, а пошли в порт, пока светло. Соскучился я по морю.

Брат хмыкнул.

— Пошли, я теперь человек вольный.

Шли, продираясь сквозь веселые толпы победителей, орущих разудалые кельтские песни. Мимо стаек разбитных красоток, наперебой предлагающих свои услуги богатым и, безусловно, отважным мужчинам. Мимо настежь распахнутых дверей таверн, заполненных в этот счастливый день до отказа.

Пока не подошли к воротам в порт. Всегда охраняемым, но сейчас распахнутым для всех желающих. Заходи кто хочешь и бери что хочешь. Сегодня охранять чьи-то товары дураков не нашлось.

Пусто было в порту. Даже воры и грабители предпочли остаться дома, чтобы не попасться под горячую руку разгулявшихся героев.

Вот и причалы, у которых обычно стояли пришвартованные под разгрузку или погрузку суда. Пустые причалы. Ни людей, ни кораблей. Непривычно пусто, страшно.

И ни одного судна на рейде. Такого в Даблине не было никогда. Все корабли, как один, снялись с якорей и ушли за горизонт. Братья запросто прошли в форт — пусто. Но чисто и аккуратно, словно гарнизон уходил спокойно, собрав пожитки, оружие и бумаги, которых, как и на кораблях, полно в любой воинской части. Только в кабинете коменданта нашлась подзорная труба, закатившаяся под монументальный шкаф. Трофей, однако! Но больше ничего ценного. Кроме целых и невредимых, до золотого блеска надраенных пушек. Тяжелых и безумно дорогих. Пожалели? Значит, уверены, что оставили не навсегда.

Линч повернулся к брату.

— Что же, теперь у нас остался один путь. Или поражение, или эта, как ты сказал? Сияющая вершина победы? Придется постараться.

Если бы когда-нибудь в будущем Эймона Линча спросили о самом насыщенном на события периоде жизни, он уверенно ответил бы: «Три месяца после захвата Доблина». Впрочем, таким же был бы и ответ на вопрос о самом бестолковом периоде жизни. Лорд Фогартахх, по собственному желанию возглавивший бунт (у Линча даже в мыслях не получалось назвать происходящее восстанием), оказался натурой на редкость деятельной. Буквально за пару недель он умудрился взять лихую кельтскую вольницу под жесткий контроль. Организовал полки, роты и взводы, расставил командиров — в основном приехавших с ним дворян. Лишь некоторые не самые важные должности все еще занимали те, кого выбросила наверх кипящая масса горожан, решившихся в тот холодный мартовский день взять в руки оружие. В том числе и Пэдди, получивший от широкой господской души в командование целое капральство, которое истово муштровал с утра до вечера с перерывами на сон и перекус.