Печать пожирателя 6 (СИ) - Соломенный Илья - Страница 2

Ох, уверен, что этот мужик точно доложит о произошедшем Юсупову. И пусть бояться мне было нечего — совсем не хотелось снова привлекать внимание графа.

Моя жизнь и без этого не отличалась спокойствием…

Самым долгим испытанием стал допрос менталиста. Этот худощавый старик с козлиной бородкой и мутными белёсыми буркалами сидел напротив меня за каменным столом, к которому притащили два стула и спрашивал обо всём: где я был, что видел, что делал, каких существа встречал.

Его голос был мягкий, почти гипнотический, а вопросы повторялись снова и снова, в разных формах, пока его мозговые волны проникали в суть моей памяти.

Чтобы старикан не нашёл то, чего не должен, мне пришлось повторить фокус, который я уже реализовал однажды — «закуклить» собственный воспоминания, которыми нельзя было делиться, и спрятать их, «забыть» на время.

Хвала Эфиру, особо далеко в мою память менталист не лез, а то я бы охренел прятать столько всего…

Старик пытался найти трещины в моей истории довольно долго. Часы превращались в вечность, пока я терпеливо отвечал на все вопросы, стараясь не пропустить важных деталей. В конце концов, менталист кивнул и сказал, что мои мысли чисты, а воспоминания соответствуют реальности.

После этого всё пошло по новой — и по итогу меня проверяли около суток.

А когда всё закончилось, в «карантинную зону» ко мне явился сам Атаманов. Его массивная фигура заполнила весь проём двери, когда он вошёл в комнату, где я находился. Лицо майора было серьёзным, но глаза говорили о другом — они блестели интересом и даже… уважением?

Заместитель коменданта Заставы самолично снял с меня антимагические кандалы и вывел из этого подземелья.

Правда, не на свободу — а всего лишь доставил на первый ярус «карантинной зоны», расположенной в самой Стене. Правда, здесь было не в пример приятнее и дружелюбнее, чем внизу. Светло, через большие окна лился солнечный свет, и вид на Заставу открывался приятный. Обстановка, опять же, какая-никакая имелась — мы сидели в большой комнате, где расположилась кровать, письменный стол, пара кресел, стол, и даже небольшая отгороженая ванная комната была.

Ни дать ни взять — санаторий для тех, кто заманался бродить по Урочищу!

Впрочем, моей весёлости Атаманов не разделял. Он выглядел усталым, хоть его взгляд и сохранял привычную стальную «чёткость».

— Апостолов, — произнёс он, опускаясь напротив меня в кресло, — Прежде всего позволь сказать — я рад, что ты жив.

— Не представляете, как я сам рад.

— Я ознакомился со всеми протоколами проверок. Ты чист. Но… позволь мне всё же услышать твою историю. От начала до конца. Честно говоря, я в лёгком замешательстве от произошедшего, и не припомню, чтобы подобное когда-то случалось. Практикант, первокурсник, у которого есть только самые базовые знания об Урочище — выживает в нём больше недели!

Больше недели? Хм… Ладно, к этому мы ещё вернёмся.

Я кивнул, понимая важность этого разговора. Собравшись с мыслями, начал рассказывать всё без утайки (ну, почти без утайки): как мы меняли маяки, как нарвались на «деревню», как произошёл бой, как я заметил странности в поведении Коршунова.

Вот тут пришлось выкручиваться и говорить об изменённом поведении капитана, о том, как я заметил его «дёргания» и провёл параллели с энергопаразитами — и всё в таком духе.

Затем я рассказал, как попытался предупредить Быкова о своих подозрениях, как застал капитана за созданием портала во время Выброса и был отправлен им в самое сердце Урочища.

Рассказал и о месяце блужданий по Тобольску, о встречах с опасными тварями и об открытии пространственной ловушки, из которой лишь чудом сумел выбраться.

Конечно, кое-что пришлось опустить — об Эфире, моей добыче, Бунгаме и её помощи. Я совершенно точно не хотел, чтобы моё родовое существо вызвало интерес у руководства заставы, и они поняли, что я через него протащил на «большую землю» весьма редкие и дорогие штуки.

Атаманов слушал молча, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Когда я закончил, он долго молчал, рассматривая свои руки.

— Знаешь, Марк, — наконец произнёс он, — То, что ты говоришь… это невероятно. Но… я чувствую, ты не врешь. По-крайней мере — сам веришь в то, о чём рассказываешь. И всё же… есть кое-что…

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

— Начнём с простого. Тебя не было всего девять дней, а не тридцать девять. Очевидно, что в Тобольске ты попал в пространственную аномалию — это подтверждают твои слова о той твари, которая, как ты выразился, «не могла определиться с внешним видом». Мы уже слышали о таких… Эти создания создают пространственные разломы и заставляют время течь иначе. И весь этот месяц, который ты провёл в Тобольске, для нас стал всего одним днём.

Да, я уже догадывался об этом по некоторым фразам, но… Всё же было жутко осознавать, что я прожил так долго в какой-то временной петле, а тут прошёл всего день! Я выживал, питался непонятными грибами, растениями и насекомыми, сражался с тварями и избегал аномалий, но…

Для внешнего мира этого всего как-будто бы не было!

Дичь какая-то!

— Теперь следующее, — продолжил Атаманов, видя, что я воспринял эту новость спокойно, — Отряд вернулся на Заставу четыре дня назад, Марк. С большими потерями…

— Практиканты живы?

— За друзей переживаешь? Хм… Из «Арканума» погибли двое студентов — Василенко и Терентьев, с факультета целительства. Остальные живы и здоровы.

Фух! Хвала Эфиру!

Между тем, Атаманов продолжил:

— Коршунов рассказал, что произошло, и его рассказ частично перекликается с твоим, но… Он доложил, что ты пропал во время Выброса. Просто исчез, покинув палатку и защитный периметр. Арсений Кабанов, твой сокурсник, подтвердил эту версию событий.

Ну… В целом, неудивительно. Арсу я не сказал, что пошёл убивать Коршунова, так что он и не понял, куда я исчез…

— Но это ещё не всё, — продолжил Атаманов, и его голос опустился почти до шёпота, — Лейтенант Быков… погиб. На обратном пути. Заразился какой-то болезнью. Отрядные целители и Коршунов не смогли спасти его.

Я замер, осознавая сказанное. Быков… Рыжий дворянин, который устроил нам по прибытии «проверку на мужиков», и единственный человек, которому я рассказал о подозрения насчёт «заражения» Коршунова… И теперь его нет.

Совпадение? Не думаю…

Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

— Значит, Коршунов сейчас здесь… И никакие проверки не обнаружили в нём признаков… «Заражения» или «Одержимости».

— Именно так. И у меня нет оснований думать иначе, Апостолов, ты же это понимаешь? Твои слова против его — но этого недостаточно.

— По-вашему, я сам добрался из внешнего периметра до центра Урочища и решил там потусоваться⁈ И Быков — единственный человек, которому я рассказал о своих подозрениях — неожиданно погиб «случайно отравившись» чем-то?

— Я такого не говорил, — Атаманов нахмурился, — Но во время Выброса мог возникнуть пространстенный разрыв, и…

— Я видел то, что видел. Коршунов чем-то одержим. И он сооружал портал во время Выброса. Я нарушил его планы, и капитан — точнее, тот, кто им управляет — решил избавиться от меня. Я не знаю, почему он не попробовал меня убить — но с помощью того портала он закинул меня в Тобольск!

— Это всего лишь твои слова.

— Подтверждённые всеми вашими проверками, инквизицие и менталистами!

— Как и то, что Коршунов не одержим! — вспылил Атаманов, — Послушай, сынок, я служу с ним уже пятнадцать лет, и заметил бы, если он…

— Что ж… — я посмотрел прямо в глаза командиру Заставы и спокойно произнёс, — Если всё так, как вы сказали… то у меня есть только один выход.

Брови майора удивлённо взлетели вверх.

— Какой же?

— Я вызываю капитана Коршунова на дуэль. По дворянскому кодексу. За попытку убийства и предательство.

Атаманов замер, словно его ударили током. Потом медленно опустился в кресло и потер лицо руками.