Рыжий: спасти СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 8

Что же касается «пацанского кодекса», к которому я апеллирую, то и его нужно было знать. Нельзя даже подходить к подростковому сообществу, если не знать, чем оно живет. Кулаки сразу чесать нельзя, зато можно прижать их авторитетом. Да и уничтожать Бондаря я не собирался. Одно же дело проучить рыжего, да я и сам бы мог не сдержаться и надавать тумаков парню со ржавым цветом волос, но другое — сцепиться с каратистом, да и при условии нарушения негласного кодекса. Ведь для драки нужен повод, которого я не дал.

— Расход? — улыбнулся я.

— Расход, — хмуро, но ровно подтвердил парень.

— Так а с папироской-то как? — маленький провокатор не унимался.

— Заглохни, Молекула! — вызверился Бондарь на своего приспешника.

— Что тут происходит? — услышал я грубоватый, требовательный женский голос.

Резко распахнув входную дверь, на крыльцо центрального входа вышла… Нет, выплыл ледокол.

— А мы ничего, Мариам Ашотовна. Разговариваем, — спрятав дымящийся окурок за спину, сказал Бондарь.

— Ты опять за свое, Бондаренко? Я запеку тебя на малолетку. Вспомни последний разговор в детской комнате милиции. Сестру бы и брата пожалел! — не обращая сперва на меня внимания, отчитывала хулигана основательная женщина.

Это была полная, кавказской наружности дама — с усами, которым позавидовал бы стремящийся взрослеть подросток. Ярко-красный наряд женщины будто бы выбран ею в дань эпохе, или она еще не меняла туалет после Первомая. Брюнетка предбальзаковского возраста, в очках с оправой под золото, казалась властной, могучей, хозяйкой не только положения, но и всех тех зданий, рядом с которыми я находился. Хреновая, правда, хозяйка, раз такую грязь допустила.

Что удивительно, пацаны вжимали головы в плечи, будто сейчас отхватят по щам мощной лапой… рукой властной женщины. Большой педагог… Во всех смыслах большой — вот такое у меня было впечатление.

— На уроки! — приказала дама, и пацаны бросились в корпус, правда, вот Бондарь пошел неспешно, нарочито вальяжно.

Ну так авторитет же!

— Вы кто — и кого вам нужно? — спросила у меня дама.

— Я будущий ваш работник, — отвечал я.

Дамочка посмотрела на меня поверх сползших по выдающемуся носу очков. После сняла оптику, с прищуром посмотрела на меня уже невооруженным взглядом.

— Костюм не от «Большевички», на заказ шитый. Туфли югославские или «гедеэровские», рубаха выглажена. Мама, наверняка, заботливая. Из небедствующией семьи, глаза умные. И что такому мальчику нужно у нас? — говорила женщина, рассматривая меня.

Мне показалось, или тон мадам стал несколько кокетливым?

— Вам бы в милиции работать, или сценарии писать в «Следствие вели знатоки», — усмехнулся я.

— В милиции проще, чем у нас тут… Так что же такого молодца привело сюда? Злое распределение? Вы откуда? — продолжала сыпать вопросами Мариам Ашотовна.

Я вкратце рассказал и о себе, и о том, что, напротив, отличник, краснодипломник.

— Ха! Ха! — смеялась женщина. — Усиливать ПТУ они решили! Нам тут нужен десантник, и лучше с автоматом, чтобы усилить.

Женщина вновь стала меня поедать глазами. Я также не остался пассивным объектом для наблюдений, рассматривал свою визави. И зря… Этот женский взгляд голодной тигрицы… Ек-макарек! Да ладно! Нет-нет, не нужно! А ведь она смотрит на меня, как хищник на добычу. И ведь думает, что она неотразима. Да, полноватая, но не так, чтобы уж очень… На женщин в весе в этом времени найдутся свои любители. Но я не такой гурман и обжора.

— Так я могу пройти внутрь и познакомиться с местом моей будущей работы? — строго спросил я.

— Можешь, почему бы и не познакомиться, — отвечала Мариам Ашотовна.

Ну вот, опять прозвучало как намёк. А в целом, ситуация даже забавляла.

— Пошли, я проведу тебя к директору, — сказала женщина.

— ПойдемТЕ, — сказал я, акцентируя внимание на вежливом обращении.

Внутри здания было… убого. Мозаика, где была изображена ракета, удаляющаяся в космос, и лица молодых парней с девчонками, провожающих взглядами космонавтов, выглядела свежо и даже интересно. А вот стены, покрашенные ярко-зеленой масляной краской, частью облезлые, с осыпавшейся штукатуркой, этой самой свежести не добавляли. И здесь тоже валялись какие-то бумажки, опашие листочки и даже просто комки пыли.

У входа, за столом, читая книгу, сидела то ли уборщица, то ли вахтер. Она даже не подняла глаз, когда мы вошли. Спящий бультерьер, решивший окультуриться книжкой.

— Дарья Владимировна, Бондарь курит у вас прямо под входом, — сказала Мариам Ашотовна, обращаясь к вахтерше.

— Ну что ж поделать-то, что непутевый такой! — сказала старушка, смачно плюнула на палец и демонстративно перелистнула страницу книги.

При этом она так и не подняла глаз.

Я мысленно улыбнулся. То, что в некоторых учреждениях как советской эпохи, так и позже порой уборщицы ведут себя, словно директора, я знал. Сталкивался с таким явлением. У меня на службе была тетя Маня, так она полковников гоняла тряпками, чтобы снег стряхивали с ботинок на входе. А еще она все обо всех знала. Можно было бы не у дежурного спрашивать, где тот или иной сотрудник, а у бабы Мани. И все ее уважали, ценили. Видимо, Дарья Владимировна из таких.

Нужно будет позже обязательно с ней завести беседу. Уверен, что узнаю много чего интересного.

— Дарья Владимировна, я к вам обращаюсь, — бросив на меня взгляд, продолжала настаивать на своём Марьям Ашотовна.

— Марина, у тебя что, других дел нет? Отстань ты уже от хлопца, Ванька Бондаренко — хороший парень. Неужо сама не знаешь, каково ему жить с мамкой такой? — отчитывала Марьям Ашотовну вахтёрша, всё-таки оторвавшись от чтения книги.

Моя сопровождающая грозно посмотрела на старушку, но та казалась непробиваемой. Попыхтев, словно паровоз, женщина в красном пошла вперед, увлекая меня за собой.

— Марьям Ашотовна, а вы какую должность занимаете? — спросил я.

— Завуча, — отвечала мне оскорблённая женщина.

Явно характерная дочь Кавказа была недовольна замечанием вахтёрши. С неё слетело игривое настроение, и далее мы молча шли к кабинету директора. Я осматривался, но много тут не увидишь — широкий коридор, лестница наверх, и вот здесь — поворот в сторону административных кабинетов. Лучше особенно и не принюхиваться — со стороны столовой то ли пахло, то ли воняло кислыми щами.

А вот приёмная встретила нас ванильным ароматом свежей выпечки. Две женщины увлечённо беседовали, распивая чаи и закусывая пирожками.

— … конечно, я попросила мне тоже отложить, — засмеялась одна.

Мы с завучем удостоились только мимолётного взгляда, две сотрудницы учебного заведения продолжили милую беседу, как будто именно в этом и заключались их профессиональные обязанности.

— У себя? — спросила Марьям Ашотовна.

Ей даже не ответили. Полноватая женщина с пышной причёской и яркими красными бусами с набитым ртом лишь махнула рукой в сторону кабинета директора.

Завуч трижды постучала, но, не дожидаясь ответа, сама по-хозяйски распахнула массивную коричневую дверь, первой переступая через порог.

— Семён Михайлович, я вот вам работника привела, — сказала завуч и спешно покинула кабинет, оставляя меня один на один с седовласым мужчиной.

Директор был пожилым, если не сказать, что старым. Самым ярким, что бросалось в глаза, были его «будённовские» усы. И планки наград, к которым даже хотелось присмотреться. Явный фронтовик, причём воевавший уже не мальчиком, но мужем. Может быть, даже офицер. Рядом с обшарпанным столом, накрытым прозрачным стеклом, стояла побитая трость, которая нужна была ему явно не для форсу.

— Кто таков? — нехотя, с раздражением в голосе, как будто я прервал его телефонный разговор с товарищем Брежневым, спрашивал директор.

— Чубайсов Анатолий Аркадьевич, выпускник инженерно-экономического института. Вот, буду по распределению работать у вас, — сказал я, стараясь быть максимально приветливым.

— Двоечник, что ли? — спросил Семён Михайлович.