Развод. Искусство слать всех на... (СИ) - Шевцова Каролина - Страница 5

Даже отсюда я слышу скрип его зубов. Ну и пусть скрипит. Коронки, конечно, дорого стоят, но и Стас мужчина не бедный. Сотрет эти, поставит новые.

- Я общался с китайцами. Объяснял, что надеть миску салата на голову сотрудника это старая русская забава. Или ты думала, что твоя выходка пройдет незамеченной для остальных? Уже в понедельник весь офис с ума сойдет, собирая про нас новые сплетни.

- И это, конечно, моя вина?

- Нет, Рита, виноват я. Я поступил с тобой как мерзавец, и прошу прощения. Любое наказание, любая компенсация, могу хоть сейчас переписать на тебя фирму и наш дом, если ты захочешь. Вообще все, что ты захочешь, просто прости меня.

Смотрю на мужа. Его высокую, ладную фигуру в пижаме, которую я же и покупала. На медные волосы, тронутые сединой. На уставшее, осунувшееся лицо. На сильные, но подрагивающие от напряжения руки. Смотрю и ничего не вижу.

Только подсобку. И красный, искривленный в экстазе рот на члене моего Стаса.

- Я сделаю что угодно, - упрямо повторяет муж.

- Все что угодно? Тогда смой с себя эту гадость и ложись спать здесь, боюсь, я к этой кровати больше не прикоснусь. А завтра подумаем, как разойтись, чтобы не доставить проблем ни нам, ни Коле.

Стас замирает на месте и сидит так пару секунд, как заколдованный. А потом дергается вперед, обдавая меня жаром своего дыхания.

- Не получится, маленькая.

- Будешь держать меня силой? – Улыбаюсь я. Внешне я держусь отлично, и молюсь, чтобы Волков никогда не узнал, что скрывается за этой моей равнодушной улыбкой.

Сейчас мне предстоит выслушать что-то неприятное. Я жду, что он снова упадет на колени, или обвинит во всем меня, а может перейдет к шантажу, к той части где я голая сижу на паперти и прошу милостыню у прохожих. Стас импульсивен, загорается как спичка, но так же быстро отходит, во многом благодаря мне. Так что сейчас я не надеюсь на приятный разговор двух взрослых. Но и страха тоже не чувствую.

Я знаю, как ответить на каждый его выпад, все их я успела прокрутить в голове пока ехала в машине, пока пила кофе, пока стояла в душе.

Я готовилась.

Ко всему на свете.

Кроме этого.

Стас срывается с места и идет в кабинет. Каждый шаг эхом разлетается по пустым стенам нашего дома. Он не шагает, а вколачивает мощными ногами сваи в пол. Хлопает дверью, что-то роняет, ругается, двигает… мебель? Я перестаю понимать, что происходит, и просто жду, когда это закончится.

Наконец Волков возвращается обратно.

- Все нормально? – По лицу вижу, что нет. Глаза на выкате и мелко бьется синяя венка на виске, кажется, это очень плохой признак.

- Держи, - он с рыком протягивает мне свой пистолет.

Формально… мой пистолет. Подарок мужа на Стальную свадьбу. Заядлый охотник, любитель всего огнестрельного он мечтал и меня приобщить к своему хобби. Брал на полигоны, таскал с собой в поля выслеживать бедных зайцев и фазанов, устраивал выходные в тире. Не помогло. Тогда Стас подарил мне Дерринджер, маленький женский пистолет, способный уместиться в кармане куртки. Красивая, но бестолковая игрушка, а вместе с тем страшное оружие.

- Зачем, - хриплю я.

- Чтобы закончить твои и мои мучения, - Пальцы словно деревянные, я даже не чувствую как Стас укладывает пистолет мне в руку и направляет дуло себе в лоб. – Давай, Римма. В случае чего скажешь, что это самооборона.

- Прекрати.

- Прекратить что? Любить тебя? Пытаться вымолить прощение? Если я такое говно, то просто избавься от меня, я заслужил, - он смотрит прямо мне в глаза, и я впервые замечаю, насколько темный, дурной у него взгляд. Мутный, как стоялая вода, в которой больше нет жизни. Только тина на самом дне.

- Ты меня пугаешь, - пытаюсь убрать руку от лица Волкова, но он сильнее прижимает ее к своему лбу, вдавливает холодный металл в кожу, и шипит от боли.

- Не правда, Рита, ты ведь очень смелая. Все за нас двоих решила. Такая молодец, да?

Моя рука дрожит, а рукоятка впивается в ладонь, но я не могу даже дернуться в сторону. Потому что боюсь случайно задеть этого старого идиота перед собой!

Сейчас мне так страшно, как не было никогда в жизни. Даже когда Коля в шестом классе решил нас проучить и ушел из дома, пока мы носились по городу и искали его. Даже когда в нулевых Стас напоролся на разборки местных братков, и однажды мне позвонила милиция, чтобы узнать, кем мне приходится Волков С. И. Даже когда наш самолет в Анталью попал в зону турбулентности и из отсеков выпали все маски, а пассажиры стали рыдать и громко молиться. Даже когда врачи поставили мне страшный диагноз и выдали рекомендацию «Осмотр у онколога».

Все эти разы мне казалось, что Бог не допустит беды. Конечно, я не бесчувственный сухарь и боялась, как мать, жена, женщина, но убеждала себя одной фразой:

Все будет хорошо.

А вот сейчас, в эту самую секунду, смотрю на своего обезумевшего мужа и понимаю – не будет.

- Стас, ты делаешь мне больно.

- Ты мне тоже, - он только сильнее сжимает в моих пальцах пистолет.

Я всхлипываю:

- Хватит. Я ведь могу случайно выстрелить и убить тебя.

- Ты и так это делаешь, Рита. Просто более медленно и жестоко. А я предлагаю разом, расправься со мной, чтоб не мучился. Ну же, маленькая, давай.

Он опускает мою руку и с силой встряхивает меня за плечо, отчего я дергаюсь как шарнирная кукла.

- Давай, Рит, ты в любом случае убиваешь меня, доведи начатое до конца!

Он с шумом всасывает носом воздух, ноздри его расширяются, как у быка на родео. И также как у быка наливаются кровью глаза.

Несколько секунд я смотрю на Стаса, жду, когда он наконец успокоится, даже молюсь, но передо мной все тот же страшный человек.

Не мой муж.

Кто-то другой.

Только сейчас я понимаю, что мою руку больше не держат и разжимаю пальцы. Дерринджер падает вниз, прямо в протянутую ладонь Волкова.

- Не можешь, - хрипит он.

Молча мотаю головой.

- Вот и я не могу, Рита. – Его голос до омерзения спокоен. - Не проси отпустить тебя, потому что этого не будет. Хотела бы уйти, сделала это уже сегодня, самым радикальным способом, а так… Все пройдет, маленькая, забудется и пройдет, поняла? Мы столько всего пережили, и это переживем тоже.

Он целует меня в лоб, подхватывает на руки и укладывает на кровать, на мое привычное место – слева от него.

В таком состоянии я не думаю ни о простынях, ни о том, что Стас так и не принял душ. Просто лежу и трясусь как слепой котенок. Как же я ненавижу себя за эту слабость, за то, какой жалкой стала рядом с ним. Слышу, как дыхание мужа выравнивается, а хватка на моем бедре ослабевает. Он спит, а я, наверное, больше никогда не засну. Мне страшно и противно, я вздрагиваю всякий раз, когда слышу на улице шаги, шум проезжающих машин, вижу свет фар под окнами.

Радует только то, что я больше не плачу. Это потому, что у меня больше не осталось слез. Я растираю сухие, горячие щеки, чувствуя, как с кожи на пальцы перекидывается жар. Кажется, я вся горю.

Солнце восходит в шесть, я встречаю рассвет в кровати. Только звук отъезжающих машин дает понять, что уже утро. Все остальное скрывают плотные жалюзи.

Собираться приходится в потемках. Это не страшно, сейчас мне не нужны мои вещи. Натягиваю те же брюки и свитер, в которых была вчера, просто потому что не успела отнести их в прачечную, а оставила лежать в кресле.

Мне отвратительна эта одежда, но лучше так, чем шуметь дверьми шкафа. Не хочу разбудить Стаса, не хочу смотреть на него, не хочу…

Выхожу их дома на цыпочках. Со мной телефон, паспорт и ключи от нашей старой квартиры. Не густо, но гораздо больше того, с чем я в этот брак пришла. Тогда со мной был только паспорт...

Полночь. Квартира на Пушкинской.

Ольга Шпаченко

- Как мама?

Я нанесла под глаза крем. Уже третий по счету, какой-то особенный со слизью улиток или пчелиными слезами – не запмнила. Составы я не читаю и стараюсь не загружать мозги фигней. Раньше я вообще пользовалась одним тюбиком Крема для рук на все случаи жизни, но когда вышла замуж, пришлось соответствовать.