"Фантастика 2024-159". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Пастырь Роман - Страница 192

— Семнадцать. Только исполнилось. Если бы все получилось, то мне оставалось провести в бегах всего год… А затем меня бы принудительно отрезали от рода. Но у моей семьи длинные руки. Нас нашли, когда мы были на Псковщине. Хотели перебраться в Таллин, а оттуда в Ригу. А там было несколько вариантов, куда отправиться дальше, благо немного денег мы накопили. Но, как выяснилось, прятались мы недостаточно хорошо.

Я не знал, как правильно реагировать на внезапное откровение Грасс. С одной стороны, девчонка повела себя как влюбленная дура. С другой — а кто в семнадцать не был дураком, если случалось влюбиться? И я понимал, что родители хотели защитить дочь от поступка, о котором она могла пожалеть в будущем.

Но в семнадцать все это видится совсем иначе. В семнадцать тебе кажется, что перед тобой раскинулся весь мир. Что твоя любовь будет жить вечно и что в шалаше тоже возможен рай.

У меня в мои семнадцать такого не было — отделался влюбленностью в девчонку, с которой мне ничего не светило, и довольно быстро включил голову. Но Грасс, наверняка воспитанная на романтических книжках, повела себя иначе.

И я не мог ее осуждать. Но и родители ее наверняка были правы.

— Что было дальше?

Аня достала новую сигарету, поежилась от холода и быстро прикурила.

— Меня вернули домой и заперли. Сказали, что отправят учиться в Аудиториум. Надо сказать, что до этого момента семейство не особенно верило в мои способности. А тут, видимо, решили во что бы то ни стало надежно упрятать меня на Каменном острове, откуда не получится сбежать.

— А парень?

— Я долго не знала, что с ним стало. Нам не давали видеться. Я подозревала, что его отослали в какую-нибудь дыру, благо у нас полно имений в заднице мира. Я уперлась и говорила, что не пойду в Аудиториум, что даже не стану позориться с поступлением — ведь все были уверены, что я не пройду. Но затем родители предложили мне сделку. Я поступлю в Аудиториум и отучусь на артефактора. И если после этого чувства сохранятся, я проработаю на семью некоторое время, а затем мне позволят уйти.

— Наверняка они предполагали, что за время обучения помидоры завянут.

— Ага. Только в тот год я не поступила. Семья сочла это позором и расторгла сделку.

— И где он сейчас? Тот парень?

— На Смоленском кладбище, — выпустив дым, ответила Грасс. — Мне сказали, что он повесился. Но я знаю, что это с ним сделали мои родные.

— Откуда?

Грасс достала из кармана кителя маленький шарик.

— Он не был наделен Благодатью, но артефакт записал его последние воспоминания, — тихо отозвалась Грасс. — Это сделали люди моего отца по приказу моей семьи.

Аня стиснула шарик в кулаке.

— Мне очень жаль, — тихо сказал я. — Правда. Прости, что вывел тебя на этот разговор.

— Нет. Я даже рада хоть с кем-то этим поделиться, — губы девушки расползлись в кривой улыбке, а из глаз потекли слезы. — Ты тоже изгой, как и я.

— И ты не заявила?

— Куда? Кому? — горько рассмеялась Грасс. — Кому есть дело до какого-то секретаря? Нет, Соколов. Я не подала вида, что выяснила правду. Но это не значит, что я их простила.

— Так почему ты тогда пошла в Аудиториум? — удивился я. — Сбежала бы и спряталась понадежнее. Можно было попросить протекции… Не знаю, у императрицы… Она вроде милосердная женщина.

Но Грасс лишь покачала головой.

— Нет, Михаил. Одна я бы не справилась. Поэтому я придумала другой план. Играла по правилам, усыпила их бдительность. Даже поступила в Аудиториум — все для того, чтобы они перестали за мной следить и расслабились.

Лицо Грасс изменилось. Она резким движением потушила второй окурок и улыбнулась своим мыслям. Только улыбка эта не сулила ничего хорошего.

— И что дальше? — спросил я.

— Они меня не получат, Соколов. Не выйдет. Одного они не учли, когда отправляли меня сюда. После окончания Аудиториума я смогу самостоятельно решать свою судьбу. И сделаю все для того, чтобы ни один план семьи на мою жизнь не осуществился.

— И что ты придумала?

Грасс сверкнула заплаканными глазами.

— Я ударю их тем оружием, что они сами вложили в мои руки. Я стану не просто артефактором, Соколов. Я тайно подала заявку на кафедру психометрии, прошла отбор, и мою кандидатуру уже одобрили. Со следующего семестра я начну посещать спецкурс по психометрии, хотя уже и сейчас изучаю литературу и простейшие манипуляции. Психометристы — единственные специалисты, на судьбу которых не могут влиять их семьи. Это отдельная каста со своими законами и правилами.

— Каста людей, что живут очень недолго и зависимы от винамия, — напомнил я.

Грасс фыркнула.

— И что?

— Я к тому, что на одном погибшем возлюбленном жизнь не закончена. Ты очень молода, все впереди. И ты еще сможешь найти другой смысл жизни.

Байкерша привстала на цыпочки и внимательно заглянула мне в глаза.

— О, я его уже нашла, Соколов. Уже нашла…

Я так и не понял, что имела в виду Грасс.

Какой такой смысл она нашла в том, чтобы умереть в сорок лет от обширного инсульта, вызванного передозировкой винамия и износом нервной системы? Да, я понимал, что по ней очень больно ударил поступок семьи. Сам не знаю, как бы поступил, окажись я на месте Грасс. Но я видел одно — боль этой девушки была разрушительна. И кто знает, сколько бед она могла принести окружающим ее людям.

— Ладно, пойдем по комнатам, — сказал я и осторожно взял Аню под локоть. — Здесь вообще-то холодно. Хотя я уже привык…

— Да, здесь быстро закаляешься. Батареи в корпусе ни хрена не топят, да и вода в душе по утрам нередко бывает едва теплая…

Я был рад, что Грасс сама поспешила свернуть печальную тему разговора, и до Домашнего корпуса мы добрались молча. Войдя в общий холл, мы объяснились с вахтером, и я тут же направился к своей лестнице.

— Погоди, — остановила меня Грасс и указала на стенд. — Новые объявления. Дай-ка поглядим…

Я последовал за ней и принялся читать листки.

— Слава богу, — выдохнул я и ухмыльнулся. — Бал отменили.

— Аллилуйя, — с сарказмом произнесла Грасс. — Ненавижу эти сборища.

— А я просто не умею нормально танцевать.

“Но вообще странно”, — продолжила Грасс уже у меня в голове. — “Отменять Рождественский бал только из-за траура по этим погибшим придуркам?”

Я пожал плечами.

“Почему нет? Там все-таки были княжичи. Наверняка Долгоруков хочет таким образом немного умаслить безутешных родственников”.

“Разве что так… Рождественский бал — большое событие. Его бы не стали отменять просто так. Либо чего-то опасаются, либо и правда решили не злить князей”.

— Ладно, я пойду, — сказал я и направился наверх. — Увидимся.

Грасс что-то проворчала мне вслед, и вскоре я услышал ее чеканный топот по ступеням.

Так, нужно рекогносцироваться и понять, что делать дальше. Хорошая новость — ректор за меня вписался. Значит, таки выполняет свои обещания меня оберегать. Плохо было то, что ректор был далеко, а вот его оппонент Мустафин торчал здесь же, в Домашнем корпусе. И куратор мог придумать кучу способов испортить мне жизнь.

Только понять бы еще, на кой ляд ему это сдалось. У меня с ним конфронтаций не было. Да и с чего он так вызверился, когда узнал, что я стал связан с Аудиториумом? На месте любого куратора я бы обрадовался — минус одна головная боль.

Словом, нужно при удобном случае выяснить, чего там себе надумал Мустафин. И незаметно пересечься с Денисовым. Я пока не был готов объявлять друзьям о нашем с ним перемирии — слишком уж все было шатко. Да и хрен знает как Ронцов мог отреагировать на то, что я спелся с идейным врагом. Ронцов-то теперь бессмертный, может учудить какую-нибудь дурость, если Денисов его заденет…

Иными словами, в карцере было как-то поспокойнее.

Печально улыбнувшись этим мыслям, я осторожно потянул вниз дверную ручку и, стараясь не скрипеть петлями, шагнул в нашу комнату.

— Стой, сучара! — тут же рявкнули на меня.