Дитя для двух королей (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa" - Страница 11

– Вы прекрасны, миледи, – тягуче ласково, хрипло, безграничной нежностью проникая в кровь.

Я прогнулась в спине, все же позволила себе завести руку назад и дотронуться до бедра мужчины. Прошлась по крепкой ноге, добралась до паха, чтобы почувствовать силу его желания, но не успела ничего понять.

Он резко развернул меня, сдернул через голову ночное платье. Толкнул, позволив рухнуть на кровать.

– Мне раздеться? – спросил и опустил колено между моих ног.

– Да, – улыбнулась я, от нетерпения закусив губу.

– Вам нравятся мужские тела?

Щеки опалило огнем стыда. И это при том, что я лежала перед почти незнакомым мужчиной голой.

Улыбнувшись уголками губ, Давир быстро расправился с камзолом, освободил низ рубашки, отрывками показывая свой живот. Молочная кожа. Упругие мышцы. И вертикальный ряд черных символов.

Я привстала на локтях, глядя на него во все глаза.

Движение крепких рук, и одежда полетела в сторону. Передо мной предстал ладно сложенный мужчина с широкой грудной клеткой и узкими бедрами. Под редкой порослью виднелась бледная татуировка, от плеча толстой линией тянулась еще одна из мелких рун. Она заканчивалась где-то в штанах, тем самым будоража мое воображение.

– А остальное? – удивилась я, когда он вновь уперся коленом в кровать.

– Чуть позже.

И вновь ощущение его власти надо мной. Он надвигался, я отползала. Покорная, слабая, лишенная собственной воли. Распласталась под мужчиной на мягкой кровати и ждала, что он предпримет в следующий миг.

Давир взял мою руку, прихватил пальчики губами, и тело пронзило мощным разрядом тока. Стало невыносимо пусто внутри.

– Вы позволите любоваться вами или желаете приглушить свет? – прикусив один палец, спросил он.

Павел моей рукой по своему плечу, направился вдоль татуировки вниз, по груди, к рельефному животу, наполняя всю меня жарким ожиданием. А ведь был какой-то вопрос… Из головы напрочь все вылетело. Я могла лишь смотреть, чувствовать, тяжело дышать. Он замедлился у линии штанов, забрался под нее, крепко удерживая мою кисть, не позволил потянуться ниже, дотронуться...

Мужчина словно понимал, какие эмоции вызывал своими действиями, как распалял во мне этой медлительностью пожар. Позволял, но ограничивал. Давал, но в последний момент забирал. Вроде бы делился, но каждый раз оставлял с невыразимым чувством голода, который нарастал снежным комом, безжалостно поглощая.

А бисеринки поцелуев уже потянулись от шеи к груди. Укус за сосок отозвался вспышкой приятной боли. Мужчина принялся ласкать языком чувствительный холмик, вобрал его в рот, со свистом потянул холодный воздух, который будто бы попытался заморозить мокрую плоть.

И руку мою держал там же.

 Я вскрикнула, вцепилась в густые волосы. Прогнулась навстречу.

Нет, хватит, хватит. Его нужно остановить. Прекратить все это безумие, пока не поздно, пока еще могу мыслить здраво, пока в теле плескались крупицы сил.

А Давир будто издевался. Изматывал. Изводил. Игрался с моей грудью, покусывал чувствительный бугорок, посасывал, словно ничего вкуснее в своей жизни не пробовал. Позволял гладить свой живот, тянуться ниже, но не получать желаемого.

Когда с моих губ сорвался жалобный всхлип, он опустился влажными поцелуями ниже, задержался у моих разведенных ног и улыбнулся одними уголками губ. И таким порочным показалось это движение, что из меня вышибло весь дух.

Он опасен, почему я об этом забыла?!

Едва уловимое скольжение языка между складочек. Давление на пульсирующую от запредельного напряжения бусину. Я потеряла саму себя, превратилась в одно сплошное желание, зудящее под кожей роем диких пчел. И куда делось мое самообладание? Почему не могла собраться, вспомнить о своем намерении не спать с ним?! Нечто твердое появилось у самого входа, даруя яркое понимание, что уже поздно. Горю.

Сгораю безвозвратно!

Огонь с шипением бежал по венам. Бесился, неистовствовал. Одна рука мяла мою грудь, другая толкалась между ног, словно поддавая воздуха в и без того яркое пламя. Его язык не знал покоя. Изводил, терзал изнывающую плоть, в которой сконцентрировались разом все нервные окончания. И он дергал за них. Поджигал, гасил, раздражал, успокаивал.

Мне бы сделать глоток воздуха. Свежего, отрезвляющего.

Но кто его даст?

Внутри тянуло от неправильной пустоты, от незавершенности. Мне снова было мало. Не хватало последней искры, чтобы взорваться и полететь на волю.

– Согласны стать моей леди?

– Что? – охнула я. – Да! Только не останавливайтесь.

Боль в лопатке, сладкие спазмы внизу, быстрые толчки между ног и язык, вернувшийся на свое место. Меня выгибало от напряжения, трясло. Я не могла здраво мыслить. Сжимала в кулаке мягкие волосы, мяла покрывало под собой, не сдерживала стоны.

Это было порочно. Сладко до безумия. Горячо.

Ярко.

Невыносимо.

Восхитительно!

Предельно жарко, когда пот льется градом, а сил дышать уже нет. Потому что огонь внутри, снаружи, повсюду. Ты сам огонь, уже растворился в нем, но еще тлеешь под напором неугомонного языка, вытворяющего невозможное.

А потом все прекратилось. Я едва не расплакалась от резкого холода, потянулась за мужчиной.

– Иду, – наградил он меня тяжестью своего тела и уперся твердой головкой в сочащийся соками вход.

Наклонился для поцелуя, прихватил мою нижнюю губу. Снова медлил. Заставлял изнывать от желания, едва не рыдать от ноющей пустоты между ног.

– Уверены? Пути назад не будет.

– Да, пожалуйста.

– Что именно вы просите?

Я прикрыла глаза, попыталась унять бешено бьющееся сердце. Понимала, что мной сейчас манипулируют. Нужно лишь охладить пыл, взять себя в руки…

Он коснулся пальцами невероятно чувствительной горошины между складочек, надавил, вызвав искры из глаз. Я задохнулась, вцепилась в сильные плечи, выгнулась навстречу.

– Что мне сделать, миледи?

– Это нечестно, – застонала я, уже находясь на грани. – Вы… вы…

– Только скажите, – хриплый шепот, скольжение пальцев вверх-вниз, растягивающее мой вход достоинство. – Мне нужно понять.

Я не могла пошевелиться. Сходила с ума от творившегося безумия. Была на грани, но понимала, что он не позволит сорваться. Будет изводить до победного конца, пока не добьется желаемого.

– Хочу, – я облизала пересохшие губы, – чтобы вы вошли в меня и сделали своей. Пожалуйста, – снова  порочно, дико и так сладко.

Умолять, не контролировать себя. Быть открытой, бесправной, согласной. Стонать в голос от медленного движения в ноющее лоно. Кусать губы до крови от растекающегося по телу блаженства. Не помнить себя от восторга.

Слышать влажные шлепки. Чувствовать нарастающую дрожь. Задыхаться от тяжести мужского тела. Но тем не менее пытаться стать еще ближе, обнять, прижаться сильнее. Стать единым целым.

И кричать от бешеного оргазма. Хвататься за Давира, царапая. Растворяться, но быть с ним. Слышать хрипы, наслаждаться мощью, быть слабой-слабой.

А потом чувствовать тепло его семени внутри, восстанавливаться по крупинкам вместе и глупо улыбаться, глядя друг на друга.

– Вы манипулятор, – первое, что сказала я. – Это нечестно.

– Привыкайте, моя маленькая леди, вы знали, на что шли, предлагая себя в библиотеке, – без стеснения ответил Давир.

«Чертовы монашки», – подумала я беззлобно, а потом потянулась за поцелуем.

Я проснулась утром с глупой улыбкой на устах и не могла с ней ничего поделать. Повернула голову. Увидела подушку, хранящую след Давира.

А ведь мужчина мне изначально не понравился, что такого произошло, что резко все изменилось? Откуда взялось это желание перелечь на его сторону в поисках остаточного тепла и запаха. Почему мне без остановки хотелось о нем думать?

В таком блаженном состоянии прошло утро. Ближе к обеду я остыла, поняв, что меня заперли в этих покоях и выпускать не собирались. Две служанки приносили еду, помогали мыться, одевали, но на вопросы отвечать отказывались. А еще на моем пальце не оказалось черного кольца.