Булочка для сыскаря (СИ) - Гусарова Александра - Страница 22

Я старательно записала все, что услышала от мадам Трильи. Затем протянула лист ей и велела прочитать запись. А когда она оторвалась от чтения, спросила:

– Здесь все верно написано? – получив утвердительный кивок, попросила:

– А теперь напишите «С моих слов записано верно. Мною прочитано», и поставьте подпись и дату.

– Надо же, как обновились методы работы в вашем управлении! – дама покачала головой, но все же сделала все, что я просила. А я-то знала, что это обычная практика всех правоохранительных органов Российской Федерации. И вот эти листы бумаги с записями играли почти всегда играли решающую роль в судебных заседаниях.

– А сейчас можете звать девочку!

Мадам позвонила в колокольчик. На пороге появилась женщина, встречавшая меня у входа. Которая через минуту привела юное создание лет десяти на вид. Голову воспитанницы украшали две тоненькие косички с белыми бантами, что придавало ей еще более детский вид.

В отличие от воспитательниц одета она была в серое платье без воротничка. А на платье у нее был повязан черный передник, как когда-то носили наши мамы и бабушки в школу. Девочка испуганно посмотрела на мадам и тут же вся съёжилась. А я поняла, что разговор нам с ней лучше вести наедине. По нашим законам допрашивать несовершеннолетнего можно лишь в присутствии педагога или законного представителя. Но это нарушается достаточно часто. И прокуратуре потом приходится разбираться с жалобами. Будем надеяться, что и в Ардоне такое тоже прокатит.

– Еванджелина, скажи, о чем с тобой разговаривал сэр доктор? – строгим голосом приказала мадам.

– Он меня расспрашивал о здоровье! – пискнула девчуха.

– И всё?

– Всё!

– Вот видите, какой бестолковый доктор! – возмутилась мадам.

А я еще раз убедилась в справедливости своих измышлений. И попросила:

– Простите, а могу я с девочкой поговорить наедине?

– Зачем? – тут же насторожилась директриса. – Мы живем по законам королевства. Ничего противозаконного не совершаем.

– А разве я сказала, что вы что-то совершаете? – я удивленно вскинула брови. – Просто я хотела бы поговорить с девочкой наедине. Вполне возможно, что есть факты, которая она стесняется говорить при посторонних.

– Вы называете меня посторонней? – вспыхнула мадам Трильи.

– Господи, мадам! Да поймите же вы наконец, что у полиции есть свои правила допроса и беседы. И они секретные. Я бы не хотела разглашать государственную тайну. И к вашей работе это никакого отношения не имеет! – я, конечно, приврала на свой страх и риск, так как не имела ни малейшего представления, как в Ардоне ведется официальное расследование. Но нужно же было переубедить упрямую мадам. Уже хотела добавить, что малышка будет в полной безопасности. Хорошо, что не успела разинуть рот. Потому что директриса велела мне поклясться, что я не имею ничего против их приюта и не собираю компрометирующий материал на нее. Ребенок волновал женщину в последнюю очередь.

Когда все клятвы и заверения были получены, меня оставили наедине с этим воробышком. Глядя в огромные глаза-вишенки, которые недоверчиво смотрели на меня, я поклялась себе, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы из этих косичек с бантиками не упал ни один волос.

Девочка после выступления директрисы на меня не смотрела, она опустила глаза в пол и не желала их поднимать.

– Скажите, мисс, а вы точно не передадите мои слова мадам Трильи? – шепотом спросила она, постоянно оглядываясь, словно боялась, что нас подслушивают, а ее потом накажут.

– Ты же слышала мои клятвы? Я сказала, что не буду собирать негативный материал о вашем приюте и не выставлю его против мадам.

– Слышала, – кивнула она. – Но это же совсем про другое!

С этими словами девочки подняла на меня взгляд, при этом ее нижняя губа мелко дрожала.

– А ты слышала, что я поклялась все твои слова передать мадам?

– Нет, – она вздрогнула так сильно, будто ее кто-то ударил.

– Поэтому не нужно бояться. Я никому ничего не передам.

– Обещаете?

– Обещаю!

– Этот доктор заводил нас в кабинет по одной. Я не знаю, что он делал с остальными. Девочки все молчат. Я тоже никому ничего не рассказываю. Но меня он сначала заставил раздеться до гола. Трогал мои груди, говорил, что ищет какие-то опухоли.

Я негромко выругалась сквозь зубы, чтобы не напугать девочку. Точно, старый извращенец! Какие опухоли у молоденьких девочек! Судя по ее комплекции, там и месячных еще нет. Но уточнять про это я не стала, чтобы совсем не запугать кроху.

А затем она покраснела еще сильнее, затем вдруг побледнела. Я серьезно испугалась, что малышка грохнется в обморок. Однако она взяла себя в руки, снова спрятала взгляд в пол и выдохнув, произнесла:

– А потом он заставил меня раздвинуть ноги и осмотрел там! – и пальчиком стыдливо показала на свою промежность. – А еще трогал противными холодными пальцами.

Тут и я похолодела от таких слов. Точно маньяк!

– Больно тебе не сделал? – уточнила я у девочки. – Нет, – она покачала головой. – Я бы тогда, наверное, по лицу его ногой пнула, – снова вздохнула девочка. Явно она себя в этой истории чувствовала виноватой.

– А ты можешь описать, как он выглядел? Может, заметила у него какую-то особенность? – тут же поинтересовалась я. Возможно, передо мной сейчас сидел очень важный свидетель.

– Я почти все время просидела с закрытыми глазами. Поэтому мало что запомнила, – опять виновато вздохнула она. Я понимала, что делаю ей больно и неприятно. И после нашего разговора у нее не будет мамы рядом, к которой она сможет прижаться, чтобы ее пожалели и погладили по голове. Но мне обязательно нужно было докопаться до сути. – Я только запомнила, что он был очень высокий, худощавый и сутулый.

Увы, под такое описание подходило слишком много мужчин. Практически третья часть королевства.

– А лицо? Какое у него было лицо?

– Он все время был в маске, – девочка вжала голову в плечи. – Сказал, что боится подцепить от приютских выкормышей какую-нибудь заразу.

– А глаза? Ты запомнила, какие у него глаза? – я старательно потянула за последнюю ниточку.

– Глаза? – Ева удивленно посмотрела на меня, словно я спрашивала у нее о чем-то очень странном. – Глаза как глаза. Только один глаза был, кажется, голубым, а второй коричневым.

Гетерохромия! Этот признак встречается очень редко. И снижает количество подозреваемых минимум в сто раз. А это уже что-то. Я поддалась непонятному порыву и прижала девочку к себе. Она испуганно ойкнула и застыла, ожидая от меня подвоха.

А я поняла, что совершила большую ошибку, испугав ценного свидетеля. Поэтому не нашла ничего лучшего, чем погладить Еву по спинке и ласково прошептать ей:

– Милая, не волнуйся! Всё будет хорошо!

Девочка посидела, не шевелясь, и немного обмякла, расслабилась. А потом отодвинулась так, чтобы видеть мое лицо и спросила:

– Мисс следователь, а вы ко мне еще придете? – и в ее голосе не было страха, скорее любопытство.

– Обязательно приду! – пообещала я. – Может быть, мы с тобой даже в магазин сходим и новую ленточку тебе купим.

Я просто не имела ни малейшего представления, что можно пообещать такому странному ребенку.

Дальше пугать ее я не стала. Распрощалась и поспешила к Эдгару, который вместе с Юстасом ждали меня дома.

Я влетела в кабинет, запыхавшись и, наверное, растрепавшись. Такое недопустимое поведение для леди! Только никогда я леди не была и хорошим манерам обучена в пределах жизненного минимума: здороваться, не ставить локти на стол и уступать место пожилым.

– Ева, это ты? – тут же среагировал на мое появление сэр Фэлкон.

– Леди Стоун, как прошел ваш визит? – Ю тоже встал мне навстречу.

– Я точно поняла одно: в приют приходил натуральный извращенец. Он разглядывал девочек в обнаженном виде и трогал у них интимные места, – сообщила я с порога.

– М-да, не факт, что это именно наш маньяк. Но все же личность тоже нам интересная, – покачал головой Юстас.