Сердца в Антарктиде - Луговцова Полина - Страница 7

Эльза сосредоточила внимание на мужчине рядом с американцем – молодом и крепком красавце по имени Адам. Интересно, кем он приходится американцу? Сыном? Но они совсем не похожи. Другом? Уж слишком большая разница в возрасте. При мысли о разнице в возрасте у Эльзы вырвался тяжелый вздох, и она покосилась на Феликса: тот за обе щеки уплетал зажаренный стейк, роняя на фарфоровую тарелку розовые капли мясного сока. Между Феликсом и Адамом расположился невысокий смуглолицый мужчина азиатской внешности. Низко склонившись над тарелкой, он неуклюже орудовал зажатой в кулаке вилкой, словно впервые в жизни держал ее в руках. К своему удивлению, Эльза сразу вспомнила его имя, хотя звучало оно довольно необычно: Бубай. Капитан представил его как потомственного шамана из какого-то далекого алтайского села.

«Да уж, ну и пестрая компания здесь подобралась! Похоже, скучать не придется», – подумала Эльза с улыбкой. Встретить шамана на яхте, отплывающей в Антарктиду, она никак не ожидала. Впрочем, по ее мнению, меньше всего в эту компанию вписывался инженер-строитель Дмитрий из Екатеринбурга, ничем не примечательный человек, с виду не старше сорока, но какой-то потрепанный, с серьезным лицом и тусклыми глазами, казавшимися огромными и выпуклыми под мутноватыми стеклами старомодных очков. Он сосредоточенно разглядывал горку салата на своей тарелке, иногда методично ковыряясь там вилкой, словно заметил соринку и теперь пытался извлечь ее оттуда. Эльза не представляла себе, каким ветром его занесло на эту яхту, вряд ли им двигала тяга к приключениям. Хотя кто знает, недаром ведь говорят, что в тихом омуте черти водятся, а первое впечатление бывает обманчивым.

Помимо капитана и кока в камбузе находились еще два члена экипажа: матрос Олег – цветущего вида парень с внушительными бицепсами и задорным взглядом, и механик Федор Борисович, чем-то похожий на капитана, только гораздо старше – наверняка ему было уже за семьдесят, и Эльзу удивило то, что солидный возраст не мешал ему заниматься таким непростым делом, как обслуживание приборов и механизмов яхты во время антарктических экспедиций.

Окинув взглядом присутствующих, Эльза поняла, что единственный человек, чье имя ей так и не удалось вспомнить – это капитан. Воспользовавшись моментом, когда тот отошел в кухонную часть камбуза и о чем-то заговорил с Карлито, она повернулась к Феликсу, собираясь спросить у него, как зовут капитана. Заметив, что ее супруг сверлит взглядом Зою с явным намерением перехватить ее взгляд, Эльза не стала отвлекать его и подумала, что приняла правильное решение развестись с ним по окончании путешествия.

Если бы она могла прочесть мысли Феликса в этот момент, то не стала бы ждать возвращения из экспедиции, а тотчас покинула бы яхту, чтобы незамедлительно заняться оформлением развода.

Феликс не сводил глаз с Зои и ничего не мог с собой поделать. Даже аппетитные испанские блюда, поданные яхтенным коком Карлито, потеряли для него всяческий интерес после того, как он уловил очарование этой немного странной девушки с отрешенным печальным лицом. Странной она казалась из-за мужского свитера, в который была одета и который висел на ней мешком. Складывалось впечатление, что она носила этот свитер в память о ком-то, кому он принадлежал раньше. А еще от нее пахло мужским парфюмом: Феликс почувствовал исходящий от ее волос терпкий шлейф, когда Зоя поднялась и склонилась над столом, чтобы налить себе суп. Лишь на короткий миг Феликсу удалось перехватить ее взгляд, и он понял, что попался: теперь его главным желанием было вновь заглянуть ей в глаза, полные такой пронзительной грусти, что у него щемило сердце. А еще ему непременно хотелось узнать причину этой грусти.

Он догадывался, что грусть Зои имела ту же природу, что и его собственная, возникшая пять лет назад и притупившаяся с тех пор лишь немного. Возможно, Зоя тоже потеряла любимого человека и жизнь утратила для нее смысл, так же как однажды это случилось с Феликсом. Если его догадка верна, он счел бы своим долгом помочь этой девушке, ведь ему уже довелось пройти через подобные муки, толкнувшие его к краю бездны и заставившие занести ногу над пропастью. В тот вечер ему повезло встретить Эльзу, которая удержала его от рокового шага с моста в пустоту, но полностью вернуть его к жизни она так и не смогла: Эльза оказалась не тем человеком, каким он представил ее себе в первые минуты знакомства. Ночной сумрак скрыл ее возраст, а Феликс, охваченный своим горем, к ней не присматривался. Потом она втерлась к нему в доверие, поведав трагическую историю из своей юности, и Феликс, расчувствовавшись от того, что она поделилась с ним, посторонним человеком, своей душевной болью, попался в ее сети, не подозревая о том, что нужен этой стареющей состоятельной даме лишь для статуса: Эльзе нравилось появляться в обществе под руку с молодым привлекательным спутником и ловить на себе завистливые взгляды своих менее удачливых приятельниц.

Эльза… хитрая стервятница… глупая, примитивная баба, рядом с которой ни один мужик надолго не задерживался, потому что она была способна любить лишь себя и заботилась только о своем статусе. Но пустить пыль в глаза ей удавалось отлично! Время от времени она умело разыгрывала искренние чувства, и поначалу Феликс в них верил, еще и терзался от того, что не может ответить на них взаимностью: хоть и говорят, что любви все возрасты покорны, но все-таки Эльза была старше его на двадцать лет, и он не виноват в том, что этот факт выяснился уже после того, как он очутился у нее дома, и не в качестве случайного гостя, которого напоили чаем в гостиной, а в качестве любовника. Проснувшись поутру в ее постели, Феликс уже мало что мог изменить. Конечно, многие мужчины проводят ночь с женщиной и уходят не прощаясь, но Феликс не относил себя к их числу. Он не был способен на подобную жестокость, однако и оставаться в капкане, в который угодил по глупости, тоже не собирался.

Феликс рассчитывал на то, что путешествие в Антарктиду поможет ему освободиться, и при этом Эльзе не придется мучиться: он позаботится о ней, не бросит ее тосковать в одиночестве, ведь он же не изверг. Все образуется, осталось лишь немного подождать.

Феликс метнул в сторону Эльзы опасливый взгляд, вдруг испугавшись, что она может прочитать его мысли или почувствовать, что он замышляет что-то недоброе (у нее была какая-то феноменальная интуиция), однако ее взгляд бесцельно блуждал по лицам собравшихся за столом: вероятно, ее увлекли их разговоры. Пользуясь тем, что она на него не смотрит, Феликс пару секунд разглядывал ее, мысленно отмечая недостатки: овал лица уже поплыл, несмотря на все лифтинги и вживление под кожу каких-то нитей с мудреным названием, кожа покрылась росчерками морщин, пока еще не глубоких, но частых, в волосах засеребрилась седина, не поддающаяся окраске. Однако сильнее всего Эльзу портили даже не признаки старения, а перманентный макияж. Феликса ужасно раздражали эти ее татуированные брови и губы, особенно неуместно они смотрелись при ярком освещении, придавая ее лицу карикатурный вид.

Когда Феликс вновь сосредоточил свое внимание на Зое, после Эльзы она показалась ему еще прекраснее, даже грусть в глазах ее не портила. Но как же ему хотелось увидеть Зою жизнерадостной! Он бы все сделал для этого: осыпал бы ее подарками и цветами, купал бы в ванне с лепестками роз (исключительно красных, как он видел в каком-то фильме), наряжал бы как куклу и никогда бы не позволял ей надевать этот жуткий свитер, провонявший другим мужчиной.

Фантазии Феликса прервал звон посуды, и на брюки ему потекло что-то теплое. Он едва удержался от ругательства, увидев светло-коричневую жидкость, вытекающую из опрокинутой кружки. Сидевший рядом с ним шаман (Бабай, или как там его звали) методично размазывал чайную лужицу салфеткой по столу и сконфуженно хихикал. На протяжении всего обеда у Бабая то и дело что-нибудь падало – то вилка, то нож, то ломоть хлеба, а иногда он задевал локтями чужие тарелки. «Из какой тундры он взялся?!» – мысленно возмутился Феликс и раздраженно цыкнул. Шаман заметил пятно на его брюках и потянулся к нему с салфеткой, но Феликс остановил его протестующим жестом, не позволив к себе прикоснуться. Тот принялся извиняться: