Лисичка для Медведева - Дашкова Ольга - Страница 5

– Спасибо, конечно, а почему ты не с финнами?

– Подождут, заехал поцеловать тебя.

Всеволод поправил запонки на рукавах, не дал Элине даже поставить цветы в вазу, прижал к себе и накрыл ее губы своими. Девушка прислушалась к ощущениям, но ничего не уловила, лишь в животе заурчало от голода.

Вот разберется она с собой и займется этим модником, надо давно его отшить, а то и так задержался рядом. Но со Стравинским было весело, он терпел все издевки рыжей избалованной девицы, делал шикарные подарки, цветы вот таскал.

– Хочу тебя безумно.

Букет упал на пол, рассыпался, Всеволод распахнул халат Элины, начал целовать шею, грудь, опустился на колени и замер.

Зазвонил телефон в кармане пиджака, но он не спешил отвечать.

– Я хочу, чтобы ты ее свела.

– Ты о чем? – Элина сделала вид, что не поняла фразы.

– О ней, когда я вижу ее, мне хочется лично содрать ее с твоей кожи.

Всеволода, как истинного педанта, раздражали некоторые мелочи, он мог на них зациклиться, и тогда весь былой настрой к чему-либо пропадал. Вот и сейчас это случилось снова, как только он видел эту татуировку, пропадал не только настрой, но и эрекция, а с этим у него никогда проблем не было.

– Нет. Когда и что сводить, а также набивать на своем теле, решаю я сама. И ответь уже на звонок, раздражает.

Девушка отошла, откинув за плечо длинные рыжие волосы, они блеснули в солнечных лучах, запахнула халат и ушла на кухню есть пиццу. Откусила большой кусок, зажмурив глаза, начала жевать.

Нет, это ее татуировка, она закрывает тот самый шрам от аппендицита, но она со значением и тайным смыслом. Небольшой шрам закрывал след от медвежьей лапы.

Стравинский не мог знать, почему именно лапа и почему именно медвежья, они познакомились позже зимнего и такого горячего романа Элины. Так что пусть катится к черту со своими просьбами и желаниями.

Всеволод ушел, что-то сказал, поцеловал девушку в макушку, Элина не расслышала, пусть говорит, что хочет, вечером ее уже не будет в городе, а вернется она совсем другим человеком.

Как же порой мы, не зная того сами, идем в руки к своей судьбе, но все равно бываем не готовы к встрече с ней.

Тимофей Медведев не любил суету больших городов.

Он не мог понять причину происхождения этой нелюбви, не хотел копаться в себе и анализировать, не любил – и все. Может быть, потому что с большим городом был связан не совсем удачный период его жизни, а может, потому что как раз тот самый большой город не принял его.

Москва встретила жарой и своей привычной суетой. Пробки, пробки, пробки. Все куда-то ехали, и этому не было конца. Это была малая часть того, что мужчина не любил, а еще Медведев устал, почти шесть часов за рулем, и все для того, чтобы попасть из одной пробки в другую.

И зачем он только согласился на эту конференцию? Так и не согласиться не мог: главврач ясно дала понять, что кроме него некому. Можно было, конечно, поломаться, встать в позу, но радовало и грело душу то, что нужно потерпеть всего пять дней, а дальше отпуск.

Поерзал на сиденье, задница устала жутко, хотелось выйти из машины и пойти пешком, и неважно, как далеко. Хорошо еще, что работал кондиционер, а то можно было приехать на регистрацию участников потным вареным вареником.

Навигатор показывал жирную красную линию в три полосы и еще пятьдесят километров до точки прибытия.

Нет, не любил Медведев столицу, да, все было красиво, ярко, чисто, Москва жила своей, только ей известной жизнью, и каждый, кто попадал в ее жерло, должен был принять этот уклад. Не верила Москва слезам, соплям и не принимала слабостей, а слабаков выплевывала перемолотыми.

– Да чтоб тебя… Вот же сука…

Движение тронулось, но не успел Медведев перестроиться в другой ряд, что просил сделать регистратор, как его подрезал красный «порше», внедорожник дернулся, чуть не создав ДТП. Не хватало еще застрять здесь до ночи, даже ладони вспотели и пот побежал по вискам.

Медведев хотел выйти, взять из-под сиденья биту и сделать отбивную из водителя «порше», но телефонный звонок его отвлек, а звонило начальство.

– Алло, да, я слушаю, – ответил нервно, сжимая руль, матерясь сквозь зубы.

– Добрался?

– Нет. Острое желание развернуться.

– Нельзя, Медведев, нельзя. Но чего я звоню-то? Задание тебе, не в службу, а в дружбу: заедь к племяшке моей, она передать должна кое-что.

– Что? Вы с ума сошли, Светлана Егоровна? Какая племяшка? Я в пробке стою, которой нет конца, у меня в навигаторе адрес один забит, нет, нет, я сейчас никуда не поеду.

– Хорошо, не сейчас, на обратном пути, она будет ждать, и она тебе понравится.

– Так, стоп, никаких «понравится», мы это уже проходили.

– Тимофей, не будь таким противным, тебе это не идет. И я прошу тебя по-человечески.

Медведев вздохнул, если по-человечески, то можно, он очень человечный и понимающий, он придет на помощь и, конечно, заедет куда надо, но не сейчас.

– Хорошо, на обратном пути, скиньте адрес и телефон ее.

– Спасибо, Медведев, тебе привет, кстати, от Лиды. Что там между вами произошло? Ты смотри мне, разобьешь девчонке сердце, а она такая молодая, утром вот плакала.

– Все, отбой, некогда мне, Светлана Егоровна, очень напряженное движение, это же столица, того и гляди не ты, так в тебя какая-нибудь пижонская дорогая тачка впишется.

Медведев отключился, взял бутылку воды с соседнего сиденья, выпил остатки несколькими жадными глотками, проклиная все и всех на свете, и эту поездку в первую очередь. Лида еще эта. И как так его угораздило связаться с ней? Хорошо, что еще ничего не было между ними, а девчонка взяла и уже влюбилась и вопросы-то задавала каверзные, царапая ими сердце.

Вот почему он не любит рыжих?

Да любит он их, любит, но только не всех, а одну – рыжую лисичку, которая своими острыми ноготками расковыряла душу и проникла в нее, свернувшись там клубочком, так удобно устроившись. Месяц, что они провели вместе, кажется, прошел как один миг… и в то же время как целая вечность.

Она привлекла его сразу – своими зелеными глазами с хитрым блеском, растрепанными рыжими длинными волосами и той уверенностью и наглостью, с которой смотрела. Тимофей вспомнил, как они познакомились, ухмыльнулся, а ведь тогда и не предполагал, что между ними так все далеко зайдет.

Странную пациентку привезли в канун Нового года, Медведев тогда дежурил.

– Волков, ты только не оставляй меня здесь, пожалуйста, я же помру в этой дыре, здесь нет медицины.

– Это как это нет медицины? А мы тут чем, по-вашему, занимаемся? – Медведев зашел в кабинет и сразу начал с вопросов. – И что случилось с Лисичкой-сестричкой? Показывай, где болит? Вы кто? Муж? Сват? Брат?

– Коллега, – ее сопровождающий ответил сразу.

– Значит так, коллега, мы поговорим с Лисичкой, а ты погуляй, ок? Не переживай, все будет хорошо, от доктора Медведева еще никого в морг не увезли.

Он подмигнул, коллега понял и вышел из смотровой.

Медведев тогда всего пара часов как заступил на смену, но уже в клинике была суматоха. Тридцать первого декабря, как назло, у всех все обострялось и ломалось.

Но рыжая девица в норковом манто стала отрадой для его глаз.

– Ну рассказывай, Лисичка, что случилось?

– Больно.

– Где?

– Здесь. – Она задрала кофту, показывая на пах справа, поморщилась от боли, когда он стал ее ощупывать, надавливая крупными пальцами на больное место и хмуря брови. – Эй, аккуратней можно?

– Давно болит?

– Нет, точнее, давно, но так резко – совсем недавно. Что это? Я умру, да?

– Ты пила сегодня?

– Нет.

– Врать нехорошо.

– Немного, всего лишь шампанское.

Тимофей снова нахмурил густые брови.

– Я умру, да?

– Не в мою смену, Лисичка.

Медведев подмигнул, ему понравилась эта девица, к рыжим Тимофей был неравнодушен всегда, а эта была горячей штучкой. Вон как сверкает глазами, а еще корчит недотрогу, несмотря на то что без белья.