Тобольский схрон (СИ) - "Alex O`Timm" - Страница 2

И тут, из местных архивов, вдруг выясняется, что незадолго, примерно за двенадцать часов, до отплытия парохода «Пермяк», из Тобольска вышел служебный пароход «Тюмень», который в качестве вооружённого парохода входил в состав Обь-Иртышской речной флотилии, армии адмирала Колчака, и принимал участие в артиллерийской поддержке сухопутных войск. 2 сентября 1919 года совместно с пароходом «Александр Невский» на участке реки между поселками Плеханово и Тараканово, он вёл бой с восставшим пароходом «Иртыш». Получив повреждения, вышел из боя и ушёл вниз по реке в Тобольск. Здесь после ремонта, вновь вернулся в строй, и до конца октября 1919 года, находился в резерве, исполняя мелкие поручения, в качестве курьера командования.

Наверное, именно поэтому, его отплытие и осталось незамеченным. Пароходик, под командованием мичмана Карченкина В. С., и полной командой матросов, отплыл от пристани и отправился вверх по течению реки Иртыш, в сторону Омска. Однако же в Омск, он так и не дошел. Примерно на половине пути, пароходик свернул в правый рукав Иртыша, реку Тара, и дальше следовал уже по ней. Команда, покинула пароход в селе, Муромцево которое находится примерно в трехстах километрах от реки Иртыш. Здесь пароходик, пришвартовался к пристани, поселка, а его команда вошла в состав местного гарнизона. Имел ли на своем борту пароходик хоть какие-то драгоценности, история умалчивает. Правда в архивах речной флотилии много позже, вдруг обнаружилась запись, о беспримерном подвиге мичмана Владимира Сергеевича Карченкина, и подполковника конрразведки Николая Сергеевича Исаева, сумевших фактически в одиночку, спасти пароход из-под носа наступающей красной армии, и за две недели пути, подняться от Тобольска до Муромцева, где офицеры и вошли в состав находившегося там гарнизона.

Где именно было спрятано золото, и было ли оно вообще так до сих пор и осталось никому неизвестным…

1

— Рота, подъем! Форма номер два, строиться на физзарядку!

Звучит команда дневального, и я, повинуясь врезавшейся с юности привычке вначале исполнять, а после думать, именно этому и учат в армии, подскакиваю со своей койки, и выпрыгнув в проход, надеваю на себя брюки-галифе, вбиваю ноги в сапоги, и вылетаю на центральный проход, с удивлением отмечая, какими глазами меня провожают знакомые солдатики, с некоторой ленцой, поднимающиеся со своих коек. Я же, не обращая на их взгляды внимания, устремляюсь вниз по лестнице с третьего этажа на полковой плац. И только по дороге вниз, начинаю соображать, что здесь, что-то не так.

Какая, к черту, армия? Мне шестьдесят пять, и я не то что армию, даже на работу уже не хожу последние пять лет, с тех пор, как получил инвалидность и окончательно засел дома, где единственными моими развлечениями была рыбалка летом и компьютер зимой. Вспомнив это, вдруг останавливаюсь на выходе из здания казармы, и удивленно оглядываясь вокруг, никак не могу понять, что же произошло. Вроде бы еще вчера был самый разгар лета, я собирался на рыбалку, и тут на тебе зима, сугробы и войсковая часть, в которой я когда-то служил.

В какой-то момент, до меня начинает доходить, что все это сон, и на самом деле, все окружающее меня просто игры моего подсознания. В этот момент, ощущаю сильный толчок со спины, и выставив вперед руки, рыбкой влетаю в снежный сугроб, который навалили на газоне, убирая снег с плаца. Распаренное после сладкого сна тело, получает полный заряд бодрости, подкрепленный свежим снегом, и декабрьским морозцем, и я наконец окончательно просыпаюсь.

Следующие полчаса, автоматически выполняю все положение движения по команде нашего физкультурника, проводящего утреннюю зарядку, сам же в это время нахожусь где-то далеко, от этого места, пытаясь сообразить, что же произошло со мною там, из-за чего, я вдруг оказался здесь. То, что мне уже не шестьдесят пять, а почти двадцать я уже осознал, хотя и до конца не понял, как все это произошло. С другой стороны, наверное, все же стоит этому радоваться, а не горевать. Все же, я не старая развалина, дышащая на ладан, а молодой мужчина, у которого все впереди. Судя по окружающим меня людям, я нахожусь в собственной войсковой части, в которой проходил срочную службу, и похоже мне осталось всего каких-то полгода до дембеля.

Все это меня радует, и одновременно с этим, заставляет задуматься. В ту первую жизнь, я, поддавшись на уговоры местного комсомольского вожака, сразу же после увольнения в запас, отправился на Ударную Комсомольскую Cтройку в Братск, о чем после очень жалел.

Хотя в то время, это казалось мне правильным, я был активным комсомольцем, не пропускавшим ни единого мероприятия. Будь то субботник или же комсомольское собрание. Всегда числился в активистах, и даже одно время исполнял обязанности комсорга роты. Голова была забита лозунгами, звучавшими, как говорили позже «из каждого утюга» и тогда мне казалось, что я поступаю единственно правильно. К тому же, рисовались радужные перспективы будущего, которое вдруг обернулось пшиком. Во-первых, шоферов там оказалось предостаточно, а техники, как всегда не хватало. И вместо водителя грузовика, как предполагалось первоначально, пришлось работать путеукладчиком. Но, как тогда говорилось — «Партия сказала надо — Комсомол ответил есть!». Вначале это воспринималось вполне нормальным. Хорошая бригада, состоящая из молодых парней, труд конечно тяжелый, но все старались друг другу помочь и в общем-то было весело. Да и зарплату платили в общем-то неплохую. Правда тратить ее было практически неуда, и потому большей частью, она отправлялась на мой счет в Сберегательную кассу, но зато в сознании рисовалось, как я въезжаю в родной поселок на новеньком «Москвиче». К тому же я надеялся на то, что вскоре придет новая техника, и тогда…

Вот только техника поступала довольно часто, только одновременно с этим, находились и другие водители, а мы уходили все дальше и дальше вместе с железнодорожной линией, и как меня однажды просветили, виноват в этом, оказался я сам. Оказывается, можно было бы устроиться механиком в гараже, и тогда уже через три-четыре месяца, я бы сел за руль. А так как погнался за длинным рублем, то и виноват сам. Я пытался возражать, говоря о том, что меня на эту работу, направила комсомольская организация, но мне ответили, что знают, о какой организации идет речь.

— В гараже, тоже работают комсомольцы. А вы погнались за легким заработком, так что же теперь претензии высказывать?

Легкий заработок, обернулся романтикой, заключавшейся в продуваемой всеми ветрами, и промокшей насквозь армейской палаткой, вечной сыростью, грязью и неистребимым гнусом летом, и холодрыгой зимой. Подстывшей однообразной едой, приправленной вездесущим гнусом, доставляющейся в армейских термосах, из передвижной армейской кухни, и антисанитарией, из-за которой каждый месяц выбывало на больничную койку, как минимум половина состава бригады, а оставшимся приходилось вкалывать за двоих. Об отпусках, тоже пришлось забыть. Его величество — план, плюс взятые руководителями, от нашего имени дополнительные обязательства, заставляли выкладываться по полной. И поэтому, о каких-то там отпусках, не было и речи. Конечно это компенсировалось прибавкой к зарплате, но здоровья не прибавляло точно.

Вдобавок ко всему, однажды вдруг я узнал, что двое парней прибывших сюда вместе со мною из части, оказывается уже получили новенькие квартиры, в Братске, а я вот уже второй год, как бомж мыкаюсь, где придется и ни о каком жилье не заходит и речи.

— А, как тебе дать квартиру, если ты, во-первых, не женат, а во-вторых, двигаешься вперед с прокладываемой веткой? Сегодня ты здесь, а завтра на полсотни километров дальше. И зачем в этом случае тебе жилье?

А однажды, меня огорошили еще и тем, что оказывается на мое имя пришла телеграмма, говорящая о смерти единственно близкого мне человека, моего деда. Причем телеграмма, как оказалось пришла два месяца назад, но начальство, решило не расстраивать меня, по этому поводу. Все равно мол исправить уже ничего невозможно, и потому вручили телеграмму уже в начале января, а не в конце октября, извиняясь и мотивируя это тем, что, во-первых, замотались с горящим планом, и просто забыли о ней, а во-вторых, все равно уехать мне бы никто не позволил, опять же из-за все того же пресловутого плана. И это оказалось для меня таким ударом, что я, не сдержав своих эмоций, измордовал начальника до такой степени, что он попал в больницу, а мне дали три года за хулиганство, и нанесение тяжких телесных повреждений. При этом на суде, даже слышать не хотели, о какой-то там забытой телеграмме. Тем более, что характеристику написали такую, что оказалось, что такого дебошира и пьяницу еще и поискать нужно. То, что я был бригадиром и комсоргом, тут же благополучно забылось. А главное один из моих друзей, с кем я на протяжении этих двух лет делил буквально все невзгоды и радости, первым обвинил меня в несуществующих грехах, хотя и прятал при этом глаза от меня.