Шпионские игры (СИ) - Март Артём - Страница 13

— Он проводник, — сказал Наливкин задумчиво. — «Красный караван». Вон она, лента. А я и не заметил сначала.

— Мне кажется, бывший проводник, — со скепсисом в голосе сказал Шарипов.

Старик молчал долго. Думал. Сомневался. Потом спросил:

— У вас раненый?

— Да! — крикнул ему Наливкин. — Нам бы не помешала помощь. Но многого мы не возьмём. У нашего товарища лихорадка! Кроме того, у него загноились ноги. Если у тебя есть чем помочь, мы отблагодарим. У нас есть патроны. Кое-какие медикаменты. Сухпайки.

— Шурави в этих местах — плохой знак, — повременив несколько мгновений, сказал старик. — Они приносят за собой только беды.

— Он не поможет, — поджал губы Шарипов, обращаясь к Наливкину. — Мы только теряем время.

— Если ничего не предпринять, Искандаров умрёт, — сказал Наливкин ему вполголоса. — Мы должны сделать хоть что-то.

— Можем приставить ему пистолет к виску, — иронически заметил особист.

— Ты солдат, старик, — выступил я вперёд. — Это сразу видно. Ещё в королевской армии служил, ведь так?

Пастух молчал.

— Потом был в «Красном караване», помогал советским солдатам. Тайными тропами их водил. И от красной ленты не избавился до сих пор. А ведь знаешь, что носить её сейчас — опасная затея.

Большой пёс у ног парня заволновался. Гавкнул. Мальчишка опустился, чтобы взять его за ошейник.

Буля уставился на чужого пса, готовый защищать меня. Снова заурчал, но не показывая клыков. Я нагнулся и запустил пальцы в его маслянистую холку. Пёс глянул на меня.

— Тихо, Булат.

Потом я обратился уже к старому пастуху:

— Знаешь что, старик. Сейчас ты прав. Мы и правда принесли тебе беду. Случилось так, что за нами хвост. Через несколько часов тут, вполне возможно, будут головорезы…

— Уходите! — с явным акцентом вдруг выкрикнул парень. — Уходите отсюда! Нам нечем вам помочь! У нас ничего нет!

Старик строго сказал несколько слов парню. Они стали спорить, но старый пастух всё же осадил своенравного мальчишку. Тот отвернулся, забубнил себе что-то под нос.

— Если так, — снова крикнул старик, — то вам точно следует уходить.

— Думаешь, это тебя спасёт? — прокричал я. — Они не знают, куда мы идём, и будут допрашивать каждого, кого встретят.

Старик молчал.

— Встретил бы ты нас или нет, но ты уже в опасности. В опасности просто потому, что решил выгнать своё стадо на выпас в этих местах. Банде, что идёт за нами по пятам, плевать, шурави ты или местный. Для них все вокруг — враги.

— Не дави на него, Селихов, — шепнул мне Наливкин тихо. — Если будешь продолжать, он точно откажет.

А потом Наливкин закричал пастуху:

— Мы уйдём быстро! Не оставим тут никаких следов! За помощь можешь взять, что захочешь!

Старик не ответил и ему.

— Но мы можем сделать так, — крикнул я, проигнорировав слова капитана, — что вы останетесь в живых. Сделать так, что вы будете выглядеть в глазах головорезов, которые идут за нами, своими! Вы им поможете. Тогда, как минимум, они вас не убьют.

— Что? Что ты такое говоришь, Селихов⁈ — понизив голос, возразил мне Наливкин.

— О чём ты говоришь, шурави? — спросил заинтересовавшийся старик. — Как мы будем выглядеть для них «своими»?

— Селихов, что ты несешь? — зло зашептал Шарипов и даже приблизился ко мне, дёрнул за рукав.

— Не мешайте, — бросил я ему, отмахнувшись.

Наливкин молчал. Видимо, ждал, чего же я скажу старику.

— Когда они появятся здесь, — снова крикнул я пастуху, — вы добровольно расскажите душманам, куда мы ушли.

— Спокойно, спокойно Памир, — Кабиль придержал своего пастушьего кобеля, зарычавшего на отряд конных шурави, стоящих вдали, у ручья.

Потом парень глянул на отца. Его острокостное, грубое лицо, испещренное застарелыми оспинами, казалось задумчивым и напряженным.

— Ты ведь не поверишь им? — Спросил Кабиль тихо, — ведь прогонишь?

Старый пастух по имени Вахид ответил ему не сразу. Он думал долго. Молчал.

Лишь шум равнинного ветра, да редкое блеяние овец некоторое время было ответом молодому Кабилю.

— Тот молодой шурави говорил мудрые вещи, Кабиль, — тихо проговорил старый пастух. — От войны не убежишь, если она уже царствует вокруг. То, что произойдет сегодня, было лишь вопросом времени. Рано или поздно мы бы столкнулись с бандитами.

— Я им не верю, отец, — отвернулся Кабиль.

— С ними женщина и ребенок, сын, — сказал ему Вахид. — Шурви их не тронули, а даже, наоборот, кажется, стараются им помочь.

— Шурави убили дядю Дауда, — резковато бросил Кабиль.

Отец медленно обратил к нему свое лицо с густой, сероватой от седины бородой. Устало посмотрел на сына.

— Мой брат доверился не тем людям, Кабиль. Принял не ту сторону. За это он и поплатился. Мы с тобой не повторим тех же ошибок.

— Но отец… Если бы не шурави, мы бы…

— Если бы не шурави… — Взгляд Вахида, обычно спокойный и задумчивый, сделался вдруг жестче, — мы бы умерли с голоду. У нас не было бы столько овец. Не было бы совсем никакого будущего. Я обязан многим советской власти, сын. А пророк Мухамед, да благословит его Аллах и приветствует, учит нас быть благодарными и никогда не забывать добра. Вот и мы тоже не забудем.

Глинобитная, сложенная из грубых камней хижина пастухов расположилась на пригорке у самого края низины, где протекал ручей.

Внутри царил полумрак. Пахло сушеными травами, висевшими на стенах и потолке, а также вытопленным жиром. Свет проникал сюда лишь через дымоход в потолке, да узкие оконные щели.

Пастух сказал положить Искандарова на войлочный матрас, у дальней стены. Под голову ему старик по имени Вахид, скомкал и подложил свою бурку. Укрыл покрывалом из шкур горных козлов.

А потом принялся заниматься ранами Искандарова.

Разведчик, к слову, заснул почти сразу, как его уложили на матрас. Дорога измотала раненого человека.

Шарипов и Наливкин уселись у двери. Худощавый парень с лицом, поросшим смешным редким пухом, по просьбе отца нехотя поставил им деревянные ящики. Впрочем, мальчишка, звали которого Кабиль, почти сразу вышел на улицу следить за лошадьми и овцами.

Нарыв и Малинин устроились у оконной щели, время от времени наблюдая за тем, что твориться снаружи. Альфа, легла между ними и лакала воду, предложенную ей старым пастухом в деревянной миске.

Девочка с мамой расположились на втором матрасе, у стены. Пастух предложил им жареный курдюк, но они отказались. А вот нелюдимый афганец уселся в углу, недалеко от входной двери.

Мы с Булатом уселись у очага. Напившийся кипяченой, но остуженной воды пес, положил голову мне на бедро. Прикрыл глаза, когда я стал почесывать его выпуклый лоб.

На подбитой овечьими шкурами стене, над низкой полкой, полной какой-то мелкой утвари, я заметил висевшую фотографию в рамке. На ней, старой и почти выцветшей, были изображены два человека. Два солдата.

— Он был хорошим проводником, — вдруг сказал старик, омывавший ноги разведчика душистым отваром из лечебных трав.

Казалось, старый пастух не отвлекался от дела. Тем не менее он как-то заметил, куда я смотрю.

— На фотографии вы? — Спросил я.

— И мой старший сын. Год назад его убили душманы, когда поняли, что он водит шурави по тайным тропам, в горах.

— Примите мои соболезнования, — сказал я.

Старик промолчал, но кивнул

— Значит, семейное дело у вас такое, — заметил Наливкин, немного погодя.

— Было семейным. Но я слишком стар, чтобы ходить по горам. Да и с овцами иметь дело безопаснее, чем с душманами или шурави.

— Безопаснее, в первую очередь, для вашего сына, — не спросил, а утвердил я.

Руки пастуха, которыми он ловко работал, обрабатывая раны разведчика, вдруг вздрогнули. На мгновение замерли, но вновь проворно задвигались.

— Кабиль мечтает быть воином, — сказал старик. — Таким же, каким был я, его брат и его дядька. Но он не той породы. Не подходит для войны.