Договор на одну ночь (СИ) - Акулова Мария - Страница 5

А откуда он?

– Ты знаешь, кто это, тиа?

– Депутат к нам приехал, дочка.

– Районный новый? Областной?

Тетя София фыркает, но беззлобно. Ей тоже любопытно.

– Выше бери. Большой депутат. Настоящий!

Я оглядываюсь и почти тут же возвращаюсь взглядом к волнующему незнакомцу. По рукам снова бегут мурашки, только вряд ли из-за озвученной тетей должности.

Тру их, всматриваясь в мужчину внимательней.

Разве в депутаты берут таких молодых? Хотя господи, Лена, как будто ты знаешь, каких берут в депутаты?

Силой увожу глаза от нового для меня лица, но долго держаться не могу. Возвращаюсь. Разглядывать его по какой-то непонятной мне причине дико тянет.

Вроде бы обычный себе человек, а вроде бы и нет... У нас у всех мужчин густые волосы и пронзительные взгляды, но смотреть мне хочется именно на его. Страшно, что заметит, но и оторваться – никак. Карие радужки поблескивают. Щетина на щеках не выглядит беспорядочной и неухоженной. Не прячет выраженные скулы с пропорционально массивным подбородком.

– Ох уж этот Гошик. Глаз от тебя отвести не может, – замечание тетушки вырывает из внезапно затянувшей патоки в реальность. Я дергаюсь и стреляю взглядом в сторону.

Негодяй меня заметил. Смотрит со своей кривоватой улыбкой. Но я слишком зла на него, чтобы смущаться.

Расправив плечи, выхожу к мужчинам. Они один за другим перемещаются в банкетный зал.

Напрямую на заезжего гостя больше не смотрю, но когда проходит мимо – непроизвольно глубоко вдыхаю. Он пахнет вкусно и необычно. У нас мужчины используют один и тот же одеколон десятилетиями. Причем все один и тот же. А он пахнет чем-то новым для меня, но определенно морским. Это кедры, соль и мандарины? Я всё это люблю...

Терпеливо пропускаю всех вперед, но за локоть всё равно придерживает дядя. Склонившись к уху, напоминает:

– Заказы возьми и на кухню. Только попробуй меня опозорить, Лена.

– Я помню, дядя. Я все помню. – Тараторю тихо, потупив взгляд.

Почему щекам становится жарко, как будто их опять нагрело солнце?

***

Собирать заказы сегодня элементарно. Стол мы постепенно накрывает заранее приготовленным меню. А для того, чтобы не запутаться в напитках, большого ума не нужно.

Единственная заминка случается у меня с привередливым Жорой. Он наверняка специально, "наказывая" за отсутствие к себе особенного внимания, допрашивает меня, заставляя раз за разом повторять перечень вкусовых сочетаний в наших фирменных лимонадах.

Это длилось бы и дольше, но старостёныша осекает сидящий неподалеку Петр весомым: "парень, если мы часами с напитками будем определяться, то как определимся с объединением?". Обидное для Жоры замечание прекращает мои муки. Я по сжавшимся губам вижу, что он хотел бы огрызнуться, но спорить со старостой не может.

А я благодарю Петра ненужным, но очень-очень теплым взглядом.

Столичный депутат бросает мне безразличное: "кофе черный", и мотает головой в ответ на заученное предложение: "а может быть попробуете наш фирменный в ибрике?".

Не хотите? Ну ладно. А он вкусный... Правда вкусный...

Дверь в малый зал долго остается открытой. Мы, в меру своих сил и возможностей, подглядываем, подслушиваем, потому что любопытно же! Шушукаемся. Посмеиваемся.

Атмосфера в заведении одновременно очень торжественная, суетная и волнительная.

Когда я заходила в зал в последний раз, разговоры были еще веселые, но уже довольно деловые. По комнате витал дым и запах сигарет. Когда выходила – меня попросили закрыть за собой дверь.

От "закусок" переходят к основному блюду.

Глянув на себя в зеркало, убеждаюсь, что по-прежнему выгляжу прилично, как и требовал дядя. Вместо утреннего короткого платья на мне национальный греческий костюм. В нем парит немного, но я привыкла. Темные русые, выгоревшие прядями, волосы собраны в тугой хвост на затылке. Глаза подкрашены, но без стрелок. На губах нейтральный блеск. В ушах – самые нарядные сережки. Золотые с бриллиантовой крошкой. Подарок дяди на совершеннолетие.

В моих руках довольно тяжелый поднос. В голове – повторяющийся раз за разом перечень заказов, которые я должна правильно расставить.

Войдя в зал, вдыхаю раздражающий горло дымок. Не люблю курящих, но держу мнение при себе. У нас в принципе курят почти все мужчины. Женщин никто особенно не спрашивает.

Не вижу сигареты буквально у нескольких мужчин, среди которых и... Андрей.

Я узнала его имя. Фамилию тоже. Всё запомнила. Потом посмотрю, что пишет о нем интернет, а пока принесла ему второй за вечер кофе.

Зачем-то смотрю на его тарелку и бокал. Они слишком чисты. Скорее всего, не тронуты.

Вам не нравится наша еда? В столице готовят вкуснее?

А вы мне понравились. Почему-то...

Кто-то благодарит меня за напиток. Кто-то продолжает беседу, не обратив внимания. Однажды меня чуть не уносит, потому что староста Богдан взмахнул невовремя рукой.

Ставя чашку рядом с Петром, я тихонько шепчу:

– Спасибо вам, – но не уверена, что он меня слышит.

Последним подхожу к новому гостю.

Он, как назло, сидит рядом с Жорой. Назойливый маслянистый взгляд "вел" меня по всему залу и сейчас тоже как будто "победно" проезжается по фигуре.

К чему теперь придерешься? Чем я опять тебя провоцирую?

Стараясь игнорировать внимание старостеныша, обхожу его.

Останавливаюсь рядом с депутатом и он, как назло, берет слово. Нельзя, но я смотрю на его профиль. Считаю близкие сейчас к моим глазами длинные ресницы. По ровной переносице съезжаю снова к губам.

– Я очень благодарен за приглашение принять участие в настолько для всех нас важном и ответственном процессе. Если позволите, я поделюсь парой своих соображений...

Не знаю, против ли старосты, но я – точно нет. Мне нравится его голос. Я ни черта не смыслю в содержании "соображений", но готова голосовать за.

Держа чашку за блюдце, несу над плечом мужчины.

Сейчас поставлю, сделаю еще один вдох понравившейся туалетной воды, гляну мельком и уйду.

Мой план прост и кажется беспроигрышным.

Я ничего не перепутала. Не разлила и не рассыпала. Не вела себя ни вызывающе, ни громко. Никого не разозлила. Всем угодила.

Сама себе поставила бы за этот день твердую пятерку. Надеюсь, дядя так же.

Но засмотревшись на идеальную гладь черного кофе и заслушавшись резонирующим с работой сердца в моей грудной клетке тембром гостя, я неожиданно чувствую сильную вспышку боли в том же месте, где Жора ущипнул меня утром.

И пусть умом я понимаю, что это точно такой же новый постыдный щепок, но тело реагирует, как ему приказывает природа, а не ум.

Я дергаюсь. Вскрикиваю. Пальцы разжимаются. Сердце уносится галопом. И я бы с радостью унеслась вслед за ним, но вместо этого расширенными из-за испуга глазами слежу, как на дорогущие мужские пиджак и брюки выливается горячий кофе.

Плавная мужская речь замедляется. Незнакомец-Андрей опускает взгляд на себя.

А мне, кажется, конец.

Лена

Тишина и неопределенность убивают.

Я стою в углу мужской уборной, сильно-сильно сцепив в замке пальцы.

Произошедшее – просто ужасно. Я и сама это понимаю. Мне стыдно. Обидно до слез.

Трясет от злости на Георгиоса, но сделать с этим я ничего не могу.

К двадцати годами я приняла важную истину: не жалуйся и не оправдывайся, сопротивление только усугубит, а виноватой всё равно будешь ты.

Лучше сразу свое получить.

Я попыталась спасти ситуацию. Извиниться, убрать часть беды салфетками. Но то, что кофе оказался у депутата на одежде, – так просто, как со скатертью, не исправишь.

Мне кажется, я готова была, что мужчина разорется. Назовет меня безмозглой дурой и выльет остатки кофе на голову. Но ничего подобного не произошло. И из-за этого мне еще хуже.