Договор на одну ночь (СИ) - Акулова Мария - Страница 35

Делаю вдох-выдох и возвращаюсь в реальность, где в главных ролях не заезжий депутат, а мы с микрофоном.

Настраиваюсь. Произношу про себя привычные слова. А потом добавляю: при тебе я спою еще лучше, поверь.

И, не боясь пристальных взглядов, не слыша равнодушного звона приборов, забыв напрочь про все невзгоды, беру первую ноту, которую подхватывают бузуки Лисандра.

***

Я пою с огромным удовольствием и полной отдачей. Прощаюсь от всей души.

Благодарю всех без слов благодарности. Вспоминаю свои первые выступления. Свой путь борьбы, потому что дядя никогда в меня не верил.

Понимаю, что многие хлопают по инерции, но мне кажется, зал я зажгла. Спустившись со сцены, наслаждаюсь ускоренным пульсом и выплеском эндорфинов в кровь. С этими ощущениями соревноваться может только секс.

Взгляд сам собой скользит по продолжающему хлопать, как и все, Андрею Темирову.

Он смотрит на меня вполне легально, а я на него – немного по преступному.

Конечно же, я не пела для него. Я пела для себя. Но оторвать взгляд от него сложно. Заставив себя, слышу громкое:

– Еленика, подойди к нам!!!

Дядя встал и идет мне навстречу.

Берет за руку, обнимает и ведет к самому козырному сегодня столику.

Поразительно, но сидящие за ним люди даже поднимаются, чтобы выразить мне свое уважение.

Я ловлю на себе по-хозяйски самодовольный взгляд Жоры.

Неужели тебе приятно, когда твою будущую пожизненную заложницу хвалят?

А меня хвалят, черт! Старосты, районные депутаты, просто богатые местные греки. С теплой-теплой улыбкой это делает Петр. Я улыбаюсь в ответ и розовею. Только не из-за приятных слов, а потому что щеку жжет внимательный взгляд человека, который с похвалой не спешит.

А я не могу удержаться и на него не посмотреть.

Пользуюсь тем, что дядя во всеуслышанье рассказывает неправдоподобную историю, как обнаружил мой талант и настоял на том, чтобы я выступала, поворачиваю голову и, нарочито гордо вздернув подбородок, смотрю горящими глазами на строгого Темирова.

– Очень рада вас видеть в Кали Нихта, кирие Андрей.

Он медленно кивает в ответ. И знай я его чуточку хуже, не умей я отмечать, как подрагивают уголки губ, подумала бы, что он холодный сноб. Но он… Другой.

– Давно на Юге не был просто.

– Соскучились?

– Дела заставили.

Нет. Он всё-таки непрошибаемый! Но я не обижаюсь и не расстраиваюсь.

У меня кожа горит. Сначала на лице. Потом, когда Андрей съезжает взглядом, и на шее тоже.

Дядя меня отпускает. Я тут же делаю шаг в сторону. К нему. Этого делать нельзя, но не могу сдержаться: незаметно скольжу пальцами по раскрытой депутатской ладони.

Я тоже соскучилась. Думала о тебе. И рада видеть.

– Лена, присядь с нами! – Это предложение от дяди звучит крайне щедро. Жора начинает суетиться, чтобы найти для меня стул, но я не стану.

Расправив плечи, «случайно» задеваю ягодицами депутатское бедро, отступая ещё ближе и ощущая спиной его тепло. В ноздри заползает запах, из-за которого волоски по телу становятся дыбом. Я чуть-чуть. Совсем чуть-чуть…

Чувствую дыхание виском. Хочу откинуться и вжаться. Нельзя.

– Спасибо, тейе Димитрий, но я бы хотела подняться к себе. Разволновалась. Голова разболелась.

– Так может тебе таблетку?

– Нет! Вы сидите, а я…

Жора так и застывает со стулом, не понимая, ставить его или нет, а я беру себя в руки и, не оглядываюсь, быстрым шагом ухожу, лавируя между столиками.

Я сегодня только артистка. Не официантка. Не блюдо за столом. Могу позволить себе вспорхнуть на второй этаж, закрыться в спальне и рухнуть на кровать, безосновательно широко-широко улыбаясь.

***

Ко мне дважды приходит тетя Соня с предложением спуститься, но я отказываюсь. Думала, последний свой вечер в Меланфии проведу вдвоем с меланхолией, в итоге – меня трясет от нетерпения.

Я притворяюсь спящей, выключая свет. Дожидаюсь закрытия ресторана. Не выхожу попрощаться с Жорой. Слушаю, как дядя тяжелым шагом поднимается и следует себе в кабинет. Выпил, наверное. Его переполняет такое близкое и вроде как неотвратимое счастья.

Но я и злорадствовать сейчас не в состоянии.

Выжидаю двадцать минут после того, как щелкнет замок в двери дядиного кабинета, и повторяю свой трюк. Незаметно спускаюсь и спешу по пустым улочкам в нужную мне точку. Чем ближе к ней – тем больше волнуюсь. А вдруг придумала?

Но когда ныряю в ту же подворотню и вижу приглушенный свет фар – взрываюсь фейерверком.

С Днем рождения тебя, Лен. Это лучший подарок.

Поочередно покусывая щеки, чтобы не улыбаться на все тридцать два, ныряю в черный Мерседес и тут же съезжаю вниз по сиденью.

Поворачиваю голову.

Андрей не изменился, а может быть стал еще красивее. Оторваться сложно.

– Пристегнись, Лен.

Командует вместо приветствия. Не тянется за поцелуем. Не смотрит даже. Я слушаюсь и отворачиваюсь к лобовому, все же немного улыбаясь.

Машина сдает назад и, вырулив из нашей подворотни, агрессивно рвет на выезд из прибережного поселка, выдавая в безразличном хозяине не меньшее нетерпение, чем испытываю я.

Лена

Мы начинаем целоваться ещё в прихожей того же гостиничного номера.

Сегодня Андрей снял два: для себя и для своей помощницы Авроры, но вторым мы вряд ли воспользуемся (он нужен для прикрытия). Надеюсь только, что наша с депутатом поочередная ложь Авроре не навредит.

Но в моменте, если честно, мне всё равно.

Я умираю от нетерпения, неверия и возбуждения.

Андрей такой же.

Я скольжу по мужским вискам и зарываюсь пальцами в волосы, заставляя его склоняться навстречу. Он расталкивает мои губы и врывается в рот языком. Я тихо и неожиданно даже для себя стону, потому что снова утопаю в ощущениях, которые замучили меня во снах.

Андрей подсаживает меня на тумбу. Я развожу колени, пуская его ближе и обнимаю бедра ногами. Дрожащими от нетерпения пальцами расстегиваю сначала пиджак, а потом рубашку. Нагло сбрасываю ткань с плеч, чтобы тут же их огладить. Голые. Твердые. Горячие.

С него не успел сойти загар. А я не успела забыть, как приятно его трогать.

Прогибаюсь, не отрываясь губами от губ, чтобы ему удобней было расстегнуть молнию на моей спине.

Платье на двух легкомысленных бретельках съезжает на талию. Андрей разрывает наш поцелуй и голодно смотрит на скорее украшенную, чем прикрытую кружевом грудь.

На секунду выстреливает взглядом мне в глаза и, уперев руки в тумбу, склоняется, чтобы через ткань нагреть кожу дыханием, смочить слюной. Прикусить сосок.

Я дышу чаще и прогибаюсь сильнее. Запрокидываю голову и поощряю продолжать, водя пальцами по темным густым волосам.

Страха во мне нет, а желание только разрастается.

Мы не болтаем, но он отлично угадывает, о чем я мечтаю. Выцеловывает шею. Гладит бедра. Ныряет под ткань бесшовок и трогает пальцами между ног.

Замерев на полсекунды взглядами друг на друге, мы действуем как идеально сработанная команда: я обнимаю Андрея конечностями, он разворачивается и несет меня в спальню.

Бросает на кровать. Расстегивает пояс, пуговицы на манжетах и сбрасывает рубашку с запястьем. Опускается сверху.

Я уже не отползаю, а наоборот оплетаю его гибкой лианой. Целую. Занимаюсь пуговицей и молнией ширинки.

Оттянув резинку боксеров, нетерпеливо сжимаю толстый ствол.

Хороший мой. Я скучала…

Вожу по нему, прикусывая мужской подбородок. Потом целую. Колючий. Солоно-сладкий.

Дрожу сильнее, когда слышу знакомый уже звук шуршащей фольги.

Андрей убирает мою руку и раскатывает презерватив по члену, сам отодвигает в сторону мое белье и водит головкой от входа по половым губам. Давит на клитор. От ярких ощущений у меня расширяются глаза. Он следит за этим. Улыбается.

Снова скользит по моей гостеприимно-щедрой смазке и давит сильнее. Я прогибаюсь. Подставляюсь. Хочу… Трахаться.