Договор на одну ночь (СИ) - Акулова Мария - Страница 16

Я даже с мужиками под вискарь не занимался этой обнаженкой. С девчушкой и подавно не стану. Но просто… Интересно.

Заезжаю в ее поселок и качусь по прибрежной длинной-длинной улице.

По Лене заметно – она удивлена и переваривает. Подбирает слова. Пытается оценить, насколько высока вероятность того, что пизжу.

– То есть, она первая, а вы…

Снова смеяться хочется, но просто улыбаюсь.

Все больше смотрю на лицо пассажирки, а не дорогу. Качусь медленней и медленней.

– Я не изменял, Елена. Та статья, которую ты читала, и по которой составила впечатление, – ложь. От первой и до последней буквы.

– Как вы докажете?

Усмехаюсь.

– Никак. А должен? Ты тоже доказываешь каждое свое честное слово?

Запоздало осознаю, что возможно она – да. Ей же вряд ли поверили, что это пацан виноват в вылитом кофе. Даже если рискнула пожаловаться.

И если бы он ее сегодня все же завалил – тоже она отгребла бы. Слишком юбка короткая. Слишком взгляд блядский. Лицо привлекательное. Грудь красивая.

Ввергаю собеседницу в глубокие раздумья. Это видно по тому, как хмурит брови и лоб. Уводит взгляд в сторону. Он стекленеет.

Я бы, может быть, и еще потрындел, но замедляюсь до стопа у покрытой галькой парковки их дешманского ресторана.

Хочется похвалить ее. Сказать, что Петр ее считает талантливой и рассказывает всем, что главное блюдо Кали Нихта – ее голос. Это определенно подарит Лене по-хорошему бессонную ночь. Но что-то тормозит.

Слышно, как дышит. Непроизвольно поглаживает пальцами кожу на кресле. Вроде хочется спросить, успокоилась ли, а вроде и на другую парковку ее мысли возвращать – бесчеловечно.

Чем закончились ее размышления на глубинные философские темы – я не узнаю. Получаю прямой взгляд. Спускаю свой к губам, когда облизывает, и возвращаю. Не будь гондоном, Дрюх. Понятно, что красивая. Тебе-то с этого что?

– У нас есть номера… – А еще щедрая. Вопросительно приподнимаю брови. Смущается. Моргает часто-часто. Блядуна готова пригреть. Святая. – Вы можете переночевать. Уже полночь почти…

Улыбаюсь и смягчаюсь.

У меня, малыш, комендантского часа нет.

– Спасибо, Лена. Но я привык спать в одном и том же месте. Это хорошая привычка.

На девичьих щеках выступает румянец.

На коврике все еще разбросаны ее ракушки, но напоминать не буду.

– Спасибо вам еще раз. Я про Георгиоса поговорю с дядей.

– Поговори. С дядей.

И я поговорю на случай, если струсишь.

– Хорошей ночи.

– И тебе хорошей.

Она отщелкивает ремень и выскакивает из машины.

Я на пару секунд закрываю глаза, когда по ушам бьет слишком громкий звук захлопнутой двери. Открыв – слежу, как быстрым шагом идет к террасе ресторана по гальке.

Ее даже встречать никто не выходит.

Не по-моему всё это.

Не по-моему.

Но как было бы по-моему всем тут похуй. И мне близко к сердцу принимать некогда.

Стартуя, замечаю блеск легкомысленных лент и бусин. Корону свою забыла. Но забрать не зову.

Думаю, она и не вспомнит. А я выкину.

Лена

Закончив дневную работу, бросаю в сумку книгу и направляюсь от ресторана по набережной. Хочу погулять и почитать.

После Пятидесятницы прошло две недели. Мой День рождения все ближе. Как и отъезд, о котором дядя ещё не знает.

Я согласна с Андреем Темировым: мне нужно или решать некоторые вопросы или рано или поздно они накроют меня лавиной.

На празднике это чуть не случилось.

Но сейчас у нас с дядей приятное потепление в отношениях, мне в спину не несется: «Лена! А кто стулья перевернет?!». Возможно, он дает мне больше свободы с мыслью, что в ответ со временем получит что-то нужное ему, но я своей свободой малодушно наслаждаюсь. А вот вступать в явный конфликт – откладываю.

Если мыслить трезво, Георгиос почти совершил ужасное. И об этом знают, как минимум, трое. Что сделал с этой информацией депутат – мне неизвестно. Вернул ли старостенышу ключи. Сказал ли пару ласковых.

Говорил ли с моим дядей или отцом Жоры.

Со мной – нет.

И я тоже. Ни с кем. Хоть и обещала, да.

Просто я же знаю, что дядя не поверит. Будет перекладывать вину на меня. Это снова взорвется бурным скандалом, в котором своих слов я не докажу.

На пляжах под зонтами и щадящим послеобеденным солнцем отдыхают люди. Я прохожу мимо, почти на них не смотря. Для себя я облюбовала все тот же дальний пляж.

Подняв взгляд от нагретых солнцем плит набережной аллеи, ловлю на себе внимание знакомых с детства глаз. Сердце начинает биться быстрее, но далеко не от радости встречи.

Георгиос, как всегда, таскается по поселку со своими друзьями. Заметив меня, первым взгляд отводит тоже он. У него даже улыбка тухнет и бледнеет лицо.

Я делаю шаг в сторону. Они тоже, но в другую. Обходим друг друга, не тронув.

Поведение Георгиоса разительно изменилось с того вечера. Он больше не задевает меня. Не возвышается. Не угрожает. Я даже вполне могу поверить, что жалеет.

Я не оправдываю его. Когда пытаюсь думать о случившемся трезво – покрываюсь мурашками и дрожу от страха. Но сейчас он не выглядит человеком, желающим повторить.

Только и извиняться не пытался, а я и не настаивала.

Мы сделали вид, что ничего не произошло.

Спустившись по сбитым временем ступенькам на пляж, расстилаю полотенце на «своем» шезлонге и сажусь читать.

Ощущаю себя немного воришкой, стыдливо прикрывая от людей обложку. На ней красуется совсем нетипичное для меня название: «Как работает политика?».

Вроде бы где я и где политика, да? Но увидев корешок в книжном, я вдруг заинтересовалась.

Теперь читаю.

Понемногу. Без спешки. Пока мысли опять не унесут не туда.

На следующее утро после Пятидесятницы я проснулась с чувством стыда за свое поведение с Андреем Темировым.

Я была пьяной, смешной и глупой. От воспоминаний, что плела в машине, хотелось удариться головой о стену.

«Вы какой-то мутный».

Да уж.

И это еще полбеды. Но я так явно спалилась в своих чувствах к Петру!

Той ночью мне снилось, как я пою на сцене Кали Нихта и в зале только он. Смотрит на меня влюбленно и восторженно. А у меня то и дело рвется браслет и осыпаются ракушки.

Стыдно еще и за то, что их я, как обещала, по дну машины не собрала. И лучше не думать, какое впечатление произвела на человека, которого все тут пытаются чуть ли не вылизать, а я… То оболью чем-то, то гадостей наговорю, то с праздника выдерну.

В общем…

Я день сомневалась. Потом еще несколько дней читала не только интервью его жены, а что-то еще. Чем больше это делала – тем хуже себя чувствовала. Потому что, если верить его официальным страничкам, а еще найденным материалам, делает депутат-Темиров много хорошего. Он умный до чертиков, красноречивый, располагающей и его очень хвалит всевозможный бизнес.

Бизнес хвалит, а Лена Шамли имеет претензии. Так-то.

Чтобы достать его номер, я пошла на хитрость. Нашла в интернете контакты приемной. Наплела с три короба, что Андрей Павлович забыл у нас в заведении свой кошелек и в нем лежала визитка, а мне срочно нужно его набрать, чтобы вернуть. Сразу мне, конечно же, никто ничего не дал. Но через сорок минут его личный мобильный отправила помощница.

Не знаю, зачем, но долго рассматривала ее фотографию в профиле Телеграма. Она совсем юная и очень милая. Наверное, талантливая. И имя такое красивое – Аврора.

Живет в столице. Занимается государственными делами. Пьет кофе в кофейнях по дороге на работу. Общается с важными людьми.

Когда думаю о чем-то таком, всегда хочу поскорее уехать и поступить. Меня не устраивает собственная жизнь. Я очень хочу перемен.

Но пока что, запасшись терпением, долго формулирую благодарственное сообщение Андрею Темирову.

«Добрый день, это Елена Шамли. Я достала ваш номер маленькой ложью, но обещаю не злоупотреблять. Просто хочу ещё раз вас поблагодарить за помощь, которую вы мне оказали. И извиниться за, скорее всего, лишние слова. Только хороший человек поступил бы так, как вы. Еще раз спасибо вам за добро!».