Замерзшее мгновение - Седер Камилла - Страница 4

Пришлось припарковаться на обочине неподалеку.

Это была старая, облезлая крестьянская усадьба. На слабом ветру раскачивалась вывеска, сперва она заметила ее лишь уголком глаза, — «Томас Эделль. Мастерская и утилизация».

Ее как будто ударили током. Она была совершенно неготова к такой реакции. Слабое чувство неудобства перешло в сердцебиение, от которого завибрировала грудная клетка. Руки затряслись, и она вынуждена была глубоко вдохнуть, чтобы вновь обрести контроль над телом.

Оке, казалось, вовсе не замечал ее, погруженный в собственный страх. Он вылез из машины и со всей внушительностью, на которую был способен, направился к группе людей, являвшихся, как он полагал, одетыми в гражданское полицейскими. В голове Сейи лихорадочно проносились мысли. Не слыша слов, она видела, как Оке направили к человеку, который стоял в конце двора, глядя на холм, как гончая собака.

«Мертвый мужчина, убитый». Она открыла дверцу машины и поставила ногу на землю. Вокруг царила активность, но мертвого не было видно. Сердце продолжало бешено биться. Влекомая силой, природу которой она не могла ни понять, ни проанализировать, Сейя приблизилась к Оке и мужчине в пальто. Сосед не обернулся, когда она принялась сверлить его спину взглядом. «Помоги мне, Оке. Помоги мне остаться и посмотреть на убитого. Я не могу объяснить почему, это будет слишком сложно, просто должна его увидеть».

Полицейский заметил ее, и она нерешительно шагнула к нему.

— Извините, думаю, меня должны допросить. Я была вместе с Оке, мы нашли тело.

Она сделала вид, что не видит удивленного лица Оке.

— А вы кто?

— Кажется, произошла оши…

— Сейя Лундберг, — прервала она Оке; ей удалось говорить уверенно, когда она встретила взгляд полицейского. У него были изящные черты лица — тонкий прямой нос, длинные ресницы. Это лицо можно было бы назвать женственным, если бы не слишком густые брови. Они надвигались на глаза, когда он морщил лоб. Сейе показалось, что она чувствует его дыхание — кофе, сигареты и чуть-чуть мяты.

Рука, протянутая ей, была теплой и сухой.

— Кристиан Телль, комиссар криминальной полиции. Вот как? Мелькерссон рассказал, что вы нашли тело вскоре после семи часов, и потом поехали к шоссе, чтобы позвонить. Гм…

«Его удивляет, почему Оке дал понять, что был один». Сейя уже пожалела о своем наивном обмане.

— Кажется, здесь все сходится, — продолжал Телль после короткой паузы, — поскольку сигнал о происшествии был получен в половине восьмого.

Он казался слегка рассеянным, вжимал голову в плечи и дрожал, словно вдруг заметил, что этой ночью температура опустилась намного ниже нуля. Неудивительно, что он мерз. Пальто слишком тонкое для такой погоды — типичное городское пальто, в каких перемещаются лишь от квартиры до машины и от машины до работы.

— Я постараюсь найти здесь место, куда мы могли бы зайти и поговорить. Черт возьми, на улице такой дикий холод, простите.

Сейя молча кивнула — уже после того как он отвернулся. В царящей вокруг сумятице она вдруг подумала, что уже встречала этого мужчину раньше, в других обстоятельствах.

«Его лицо до смешного знакомо». Густые черные брови, сросшиеся на переносице, казалось, никак не сочетались с пепельного цвета волосами, падающими на уши и воротник. Глубокий голос и явный, но сильно сдерживаемый гётеборгский диалект. Она узнала голос и, как ей показалось, вспомнила, к какому вечеру относилось это воспоминание.

Они только что переехали в свой дом. Она должна была забрать Мартина в баре на Центральной станции, он играл там в боулинг и пил пиво с приятелем, приехавшим из Стокгольма, который должен был у них переночевать. Мужчины были довольно пьяны — сильно пьяны, громко разговаривали и совершенно не собирались ехать с ней домой. Она устала ругаться и подумывала, не вернуться ли, оставив их на произвол судьбы, но вместо этого обиженно уселась на один из барных стульев и стала ждать, в то время как парни заказали себе еще по пиву и по рюмочке. Мужчина, по крайней мере очень похожий на Кристиана Телля, сидел рядом с ней у бара и, то ли забавляясь, то ли сочувствуя, комментировал затруднительную ситуацию, в которой она оказалась. Она помнила, что сочла его привлекательным, и стыдилась своей трусости. Того, что сидела там, потная и злая, не снимая куртку, и ждала. Как собака. Ее снова записали в разряд ворчливых теток, а Мартин олицетворял все веселое и положительное. Он был свободен от ответственности, поскольку кто-то другой всегда брал ее на себя — мученица, которая на цыпочках подносила ему опохмелиться на следующий день, стиснув зубы убирала, мыла, отчищала остатки вчерашнего веселья, сегодня уже переставшего быть таковым.

Оке вернул ее к действительности, крепко стиснув руку. Она опередила его и прошептала:

— Я подумала: если скажу, что была с тобой в машине, то мне разрешат остаться. Иначе я окажусь непричастной к делу, и мне придется уехать отсюда.

К нему, казалось, вернулся дар речи.

— Непричастной? Ты что, не понимаешь, что наделала? Ты солгала полиции во время расследования убийства и меня втянула. Как я оказался замешан в этом? Теперь мы должны продолжать лгать, и…

— Оке, послушай… я не могу объяснить.

Это было бесполезно. Своим осуждающим взглядом Оке ясно дал понять, что не собирается ее слушать. Вместо этого он наклонился, чтобы подобрать какой-то мусор, словно бы участвовал в работе полицейских.

— Извините, вы могли бы назвать себя?

Человек в форме положил руку на плечо Оке. Сейя поняла, что выбор у нее не так велик: или продолжать врать, или же раскаяться, выслушать нотации и убраться прочь. Ей хотелось исчезнуть отсюда прежде, чем обман раскроется и придется за него отвечать. Ведь если без разрешения разгуливаешь по месту преступления, то явно нарушаешь какой-то закон, не так ли? Но, с другой стороны, она стремилась остаться, успеть увидеть, пока не станет слишком поздно. Увидеть убитого, прежде чем тело увезут.

Это был феномен жажды сенсации, который поражает людей, оказавшихся поблизости от места происшествия, но не только. Она подошла ближе, не успев решить, нужно ли это делать. Ноги сами понесли ее за угол сарая, где несколько мужчин и женщина занимались трупом, лежавшим на гравии, — в темной одежде, в странном положении.

Мобильный телефон, в котором была и камера, просто прожигал ей карман. Сейя заставила себя смотреть прямо, не отводя взгляд. Она сделала еще несколько шагов, пока не оказалась совсем близко. Где-то позади она слышала, как Оке получает выговор за то, что испортил одно из доказательств, подобрав с земли обертку от жвачки. Грубый женский голос произнес слова «расследование убийства». Это не касалось Сейи. Единственное, что ее касалось, — вот это мертвое тело.

Когда она увидела лицо мужчины, возникло секундное замешательство. Она покопалась в памяти, и мысли понеслись быстрее. Кажется, он ей не знаком. Сейя испытала одновременно и облегчение, и разочарование.

Она решилась украдкой вытащить телефон, потому что еще меньше была готова столкнуться с мертвым, ничем не защищенная. Она снимала, держа телефон на уровне бедра, и каждый раз, нажимая кнопку, ждала, что кто-то из людей в форме подойдет к ней и вырвет мобильник. Но этого не происходило, и пока между ней и остекленевшими глазами, наполовину прикрытыми молочного цвета пленкой, щелкала кнопка, она могла это выдержать.

«Да закройте же ему глаза, черт вас подери». Спонтанная мысль; слова, пришедшие на ум, смутили ее.

Точно такую же рубашку «Хелли Хансен» цвета морской волны ее отец обычно надевал под куртку зимой. Светлые волосы, испачканные в крови, застыли и потемнели.

— Закройте ему глаза, — шепотом повторила она, и уже не могла больше сдерживать слезы.

Снова появился Телль. На секунду его пристальный, вопросительный взгляд остановился на ее заплаканном лице. Потом он махнул Оке, чтобы тот шел к минивэну, припаркованному у обочины. Она побежала через лужайку, испытывая чувство, что ее поймали.