Космонавт (СИ) - Кресс Феликс - Страница 15

Брошкин вздрогнул, Злотникова закатила глаза, ну а майор еле заметно хмыкнул, и, кажется, сдерживал одобрительную улыбку.

— Садитесь, товарищ Громов, — отозвалась Злотникова, уже явно вошедшая в экзаменационный азарт. Видно было, что мой голос её и взбодрил, и раззадорил, дал ей некий вызов. — Скажите, с какой целью поступаете в аэроклуб?

— Хочу стать лётчиком, — уверенно ответил я.

— А почему не подали документы сразу в летное училище? — прищурилась она с лёгкой ехидцей.

Ну не стану же я им говорить прямо, что ни в военное, ни в гражданское лётное училище меня сейчас вряд ли возьмут — с моей физподготовкой туда не пробиться. А вот сюда, в аэроклуб, путь попроще: и требования по здоровью чуть мягче, и конкурс не такой бешеный. План у меня простой — наработать форму, подтянуть физику, а дальше — шаг за шагом. Не в сельскую авиацию, нет. Хотя диплом аэроклуба даёт и такую возможность, но я мечу выше — в военную академию. Тем более, после аэроклубов дают льготы при поступлении.

— Хочу, как Гагарин, — сказал я с улыбкой, вспомнив, что Юрий Алексеевич тоже начинал с аэроклуба в Саратове.

— Значит, мечтаете стать космонавтом? — усмехнулась она.

— Желание имеется.

— Космонавтом, — протянула она, как будто пробуя слово на вкус. — Аэроклуб — это не Звёздный городок, юноша. Летать на «кукурузнике» — не то же самое, что в космос. Раз уж вы так уверены, скажите, на чём совершил полёт Гагарин?

— Юрий Алексеевич Гагарин совершил свой легендарный полёт на космическом корабле «Восток», созданном советскими учёными и инженерами. Это был триумф нашей науки! Ракета, выведшая его на орбиту — мощнейшая в мире. За 108 минут корабль облетел Землю и благополучно вернулся, приземлившись в районе Саратовской области. Тем самым он доказал превосходство советской космической программы.

Злотникова прищурилась:

— И как же называется эта «мощнейшая ракета», если вы такой знаток?

— Она создана гением наших конструкторов, — уклончиво парировал я. — Её надёжность доказана — ведь Гагарин вернулся живым.

«А что она хочет, чтобы я сказал про Р-7?.. — при этом подумал я, — И чуть не сказанул ведь, хорошо, что вовремя остановился. Хотя кто в этом зале не знает, что наши космические ракеты — родственники боевых, с теми же ускорителями? Но вслух такое лучше не произносить…»

Злотникова слегка приоткрыла рот. Майор хмыкнул с одобрением и провёл рукой по усам. Брошкин даже зажевал губу.

Но Шапокляк не успокоилась и пошла теперь уже с козырей. Она прищурилась, на секунду прикусила губу, а затем резко бросила:

— А скажите-ка, товарищ Громов, раз уж вы в технике так подкованы… В чём принципиальная разница между баллистической траекторией и орбитальным полётом?

Я почти улыбнулся. Занятный вопрос — теоретически простой, но для большинства — как минное поле. Её интонация была явной провокацией. Хотела проверить, не запутаюсь ли.

— При баллистической траектории объект поднимается на определённую высоту и по дуге падает обратно на Землю, как снаряд. Он не выходит на орбиту, а лишь пролетает часть пути, пока действует импульс. При орбитальном полёте, как в случае с Гагариным, аппарат достигает скорости, при которой притяжение Земли на него действует иначе, уравновешивается центробежной силой — и он не падает, а продолжает двигаться вокруг планеты, совершая витки.

Сказал спокойно, без спешки. Видел, как майор при этом даже откинулся на спинку стула — по его взгляду я понял: попал точно в цель. Брошкин заулыбался, а Злотникова замолчала. Ее ловушка не сработала. Но и на этом секретарь приемной комиссии не успокоилась, видимо, считала, что только она имеет право задавать мне вопросы.

— Вот вы всё про космос, Гагарина, технику, — с нажимом продолжала она. — А скажите, товарищ Громов, зачем вообще Советскому Союзу было выходить в космос? Что нам, американцев догонять надо?

Пауза. Вопрос был с явным подвохом. Если ответить в лоб — прозвучит немного глупо или наивно. Если уйти в цитаты, то будут думать, что зубришь всё подряд. Я сделал вдох и ответил спокойно, но твёрдо:

— Советский Союз вышел в космос, не чтобы кого-то догонять, а потому что именно мы первыми были к этому готовы — и научно, и морально. Первыми запустили спутник, первым человеком в космосе стал Юрий Алексеевич Гагарин. Наша страна способна ставить цели, которые другим даже не снились. Мы вышли в космос не ради соревнования, а потому что верили: это будущее человечества. А если кто и догонял, то… как раз не мы.

И снова я победил, а майор одобрительно хмыкнул.

— А теперь скажите, сколько комбайнов произвели в СССР за прошлый год? — неожиданно выдала Шапокляк.

Удар под дых. Ха! Классическая попытка сбить с темы. С летной тематики — в достижения народного хозяйства. Ну-ну…

Я улыбнулся:

— Точного числа не скажу, но знаю, что СССР увеличил объёмы сельхозмашиностроения. Мы покрываем потребности внутреннего рынка, экспортируем в социалистические страны — Венгрию, ГДР, Монголию. Если потребуется, я изучу статистику. Но моя цель, уважаемый секретарь приемной комиссии — техника летающая, а не пахотная.

Шапокляк насупилась, а остальные еле сдержали смешки. Тут подключился майор, явно решивший увести разговор в более профильную плоскость, и задал вопрос очень легкий:

— Кто возглавляет Совет Министров СССР?

— Никита Сергеевич Хрущёв. Он же — Первый секретарь ЦК КПСС. С 1953 года, — а потом чуть подумал и добавил: — Пока,

Пусть будет так, с лёгкой усмешкой — этим я намекаю, что слухи в столице ходят, и я, хоть и молодой, но в курсе и не из колхоза приехал.

Брошкин оживился:

— А что вы можете рассказать о Валерии Павловиче Чкалове?

— Валерий Павлович — легенда. Один из лучших лётчиков-испытателей. В 1937 году он с экипажем на АНТ-25 первым в истории совершил беспосадочный перелёт из Москвы через Северный полюс в США. Погиб, к сожалению, при испытании нового истребителя в декабре 1938 года. Для меня он — не только герой, но и пример мужества, решимости и веры в науку.

Сказал с пафосом — но искренне. Майор, не скрывая, улыбнулся. Увидев это, Злотникова прищурилась:

— А не слишком ли большой вы романтик, Громов? Здесь винты, бензин и мазут, а не звёзды над головой.

Я посмотрел ей прямо в глаза:

— Я знаю. Именно поэтому и пришёл. Потому что люблю не мечтать о небе, а дотягиваться до него руками.

Злотникова ещё пыталась завалить меня вопросами — то про Конституцию, то про отличия учебного ЯК-18 от УТ-2, то про некие производственные планы. Где знал — отвечал, где не знал — выкручивался. Где-то логикой, где-то наглой уверенностью, но всё выдержал. И с каждым моим ответом майор всё чаще кивал, уже не скрывая одобрения.

— Ну что ж, товарищи, — наконец, проговорил он, взяв перо и аккуратно обмакнув его в чернильницу, — полагаю, что испытуемый блестяще прошёл собеседование.

Брошкин тут же закивал. Злотникова сжала губы в тонкую нить, но возражать не стала. Подписались все по очереди. Майор встал и пожал мне руку:

— Поздравляю, товарищ Громов. Вы приняты к подаче документов. Только не расслабляйтесь — это лишь начало. Впереди ещё испытания, и куда более серьёзные.

— Так точно, товарищ майор! — ответил я с такой громкостью, что Злотникова даже вздрогнула.

Собеседование я прошёл. И не просто прошёл — я выстоял.

Когда вышел из кабинета, увидел старого-нового знакомого. Того наглого мажорчика из военкомата. Он тоже меня заметил. Одет по гражданке, трётся возле доски объявлений. Хм… Он тоже сюда? Чую, вдвоем нам здесь тесно будет.

Я вышел из аэроклуба. Вдохнул прохладу, потянуло дымком из труб где-то за Тушинским аэродромом. В голове ещё гудело, всё-таки надо было и ответы некоторые вспомнить, и нигде себя не выдать, но в груди теплилось приятное чувство: я знал, что сделал ещё один шаг вперёд.

Только тут я вспомнил про газету, которую купил в метро, когда возвращался из аэроклуба в первый день, когда оказался здесь. Там писали, что на ВДНХ открылась новая выставка, посвящённая космическим достижениям. Почему бы не посмотреть её сейчас? Тем более, время свободное сейчас есть. А потом — неизвестно, как с этим делом будет, ведь начнётся учёба.