Сирийский рубеж (СИ) - Дорин Михаил - Страница 19

Я рассказал о взрыве рядом с домом и последствиях. Все были шокированы и тут же начали выстраивать гипотезы, кто организовал теракт.

— Так это израильтяне. Однозначно! Наших всех специалистов решили выбить, чтоб не смогли им помешать с Сирией войну вести, — предположил один из техников.

— Не-а. Это какие-то религиозные фанатики. Вроде духов в Афганистане, — утверждал другой.

— Ерунда! Американцы или британцы спонсировали. Третью мировую захотели.

Самое интересное, что по каждому такому утверждению можно найти определённого рода доказательства.

Я подошёл к вертолёту, который был закреплён за мной. Много у меня воспоминаний о Ми-28. И радостных, и не очень. Да и погиб я в прошлой жизни именно в его кабине.

На точках подвески пока ещё пусто. Стоит только дать команду и «вооруженцы» в короткие сроки подвесят нужный тип авиационных средств поражения. Хотелось бы верить, что не потребуется.

Я погладил фюзеляж в районе кабины, а затем импровизированно щёлкнул по носовому обтекателю. Именно он и придаёт Ми-28 образ «мышонка».

Вернувшись к модулю, обнаружил на ступеньках сидящего Карелина с кружкой чая.

— Ты чего не спишь? Не набегался за сегодня? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Движение — жизнь. Но иногда надо и присесть. А спать я много не могу. С девушкой — да, — улыбнулся Лёха.

— Ну, тут я тебя понимаю.

В нашем разговоре возникла минутная пауза. Авиабаза погрузилась в безмолвие. Только слышно, как где-то вдалеке гудят двигатели машин, едущих по трассе.

— Какие у тебя соображения, Лёха? Кто организовал теракт?

— Пока всё сложно. Ты заметил, как всё было спланировано?

— А то! И грузовик с водителем-смертником, и стрелки на крышах, и в машине, и скорость реализации.

— Вот и я заметил. А теперь сопоставим факты.

Я раскрыл ладонь, чтобы загибать пальцы.

— Палестинца убили в Риме. Затем покушение на израильского посла. Почти «удачное». А теперь и на советских советников. Ещё и так, чтобы нанести как можно больший урон. Cui bono!

— Ищите кому это выгодно, — перевёл я фразу Алексея.

Уснул я очень быстро. Так же как и проснулся. Открыв глаза, я увидел, что дверь комнаты модуля приоткрыта и за ней стоит сирийский солдат.

— Господин майор, вас ожидают на командном пункте, — неровно проговорил молодой парень.

— Насколько быстро нужно прибыть? — уточнил я.

В этот момент услышал, как за окном начали гудеть моторы машин и двигатели самолётов. На полосу выруливают один за одним МиГ-23, а техники очень быстро подвешивают бомбы и ракеты.

Я повернулся к молодому солдату, который переминался с ноги на ногу.

— Прибыть нужно как можно быстрее. Страну утром атаковали.

Сириец вышел на улицу и ждал меня у модуля, пока я одевался. Времени привести себя в порядок не было. Слова солдата об атаке территории Сирии ещё крутились в голове, отзываясь эхом в сознании.

— Саныч, что за шум? Куда в такую рань? — потянулся на кровати Кеша, который и не собирался отрывать голову от подушки.

— Началось, — тихо и по слогам произнёс я.

Штаны песочного комбинезона шуршали в тишине, пока я натягивал их на себя. Моментально все уставились на меня, а в мутных глазах каждого из коллег читались вопросы «Что?» и «Почему?».

Занин тоже подскочил с кровати, но я его остановил.

— Не торопись. Без приказа никаких телодвижений не делаем.

Василий молча кивнул, но не все были со мной согласны.

— Сан Саныч, ну тут же всё ясно. Началась война. У нас с Сирией договор… — начал говорить Валера Зотов, но я прервал молодого старлея.

— Ты его читал? Я — нет. Это во-первых. А во-вторых, как только советский солдат вступит в войну, то в неё вступит и американский. Так что здесь с открытым забралом воевать нельзя. По крайней мере, нам.

Зотов так и не понял, на что я ему намекал.

— Приказы, директивы, договоры — всё это враньё, — вскочил на ноги Валера и направился к снаряжению в шкафу. — Никому наше благородство не нужно.

Я перехватил его за плечо и дёрнул назад — резко, но без злобы. Валера напрягся, его мышцы затвердели под моей ладонью. Поймав мой взгляд, Зотов обмяк. Гнев в его глазах ещё тлел, но он рухнул на кровать, сжимая кулаки.

Что-то ему объяснять я не стал. Он взрослый человек, и сам понимает — это ещё не наша война и не надо её к нам приближать раньше времени.

— Всем быть в готовности. Приказ на вылет может поступить в любую минуту.

Застегнув куртку лётного комбинезона и завязав кроссовки, я вышел из модуля. На улице был рассвет. Лёгкий ветер гнал песок, мелкие крупинки царапали кожу и скрипели под ногами. В воздухе витал резкий запах бензина, смешанный с жаром раскалённой земли. Сирийский солдат молча шагал рядом. Его тёмные глаза блестели от напряжения. Мы спешили к командному пункту 10-й дивизии, пробираясь сквозь суету, что уже захлестнула базу.

Техники и лётчики, спешащие на вылет, двигались быстро, порой почти бегом. Их напряжённые лица говорили о многом. Слышались резкие команды, ругань, переговоры по рациям:

— Двигатель! Проверить, быстро!

— На бомбосклад! Быстро!

Я повернул голову в сторону нарастающего знакомого гула двигателей. Со стоянки взлетал Ми-8, а за ним два Ми-24 прикрытия. Так обычно работает группа ПСО. Видимо, уже начались воздушные бои и есть первые потери. Чуть дальше к другому вертолёту шагала группа солдат с автоматами.

Навстречу нам бежал командир 976-й эскадрильи ВВС Сирии, майор Рафик Малик. Лицо загорелое, чуть осунувшееся, взгляд острый, усталый, но собранный. Как будто вчера он и не был на застолье!

Малик был в светло-песочном комбинезоне, на плечах знаки различия сирийских ВВС. За спиной у него был АКМ, а сбоку на поясе висел пистолет в кобуре. Видно было, что он бежал на боевой вылет.

— Не самое доброе утро, Саша, — поздоровался Малик, пробегая рядом.

Не успел я ему ответить, как где-то в стороне взвыла сирена пожарной машины. Мы оба обернулись. По полосе бежал МиГ-23. Из его двигателя тянулся сизый дым, струйками растворяясь в воздухе. Лётчик пытался тормозить, но смог остановиться только на последней плите ВПП.

К самолёту тут же рванули пожарные машины и грузовик с технической группой.

— Совсем не доброе, — крикнул я ему вдогонку, наблюдая за тем как приземлившийся лётчик буквально выпрыгивает из кабины.

Малик остановился, чтобы дать указание своему лётчику-штурману. Внешне он был спокоен. Рафик начал быстро надевать шлем, но не сразу ему удалось поместить его на голову ровно. По тому, как он сжимал подбородок и чуть подрагивали его пальцы, было ясно — волнение присутствует.

Я крепко пожал ему руку, ощущая сухую, тёплую ладонь.

— Удачи.

— Взаимно, — коротко бросил Рафик и направился к вертолёту, уже на ходу застёгивая ремни шлема.

Спустя несколько минут я вошёл в зал боевого управления и сразу почувствовал, как меня накрыла волна грохота и напряжения. Со всех сторон доносились громкие голоса, переходящие порой в крик. Русская и арабская речь сливались в единый хаотичный шум. Звонили телефоны, динамики передавали обрывки радиообмена — короткие фразы, полные тревоги и срочности.

Рядом с рабочим местом комдива Салеха Малика стоял высокий, широкоплечий мужчина — подполковник Зуев, представитель старшего советника по ПВО.

— Какие ещё помехи⁈ Так отстройтесь! — громко сказал в телефонную трубку подполковник.

Он одновременно говорил по телефону и отдавал указания офицерам, склонившимся над картами и фотопланшетами.

Вчера вечером его точно тут не было, как и командира дивизии Салеха Малика. Он тоже не отходил от индикатора кругового обзора, контролируя воздушную обстановку. Судя по тому, какие большие засветки на индикаторе, израильтяне первоначально поставили помехи радиолокационным станциям.

В помещении было душно, воздух тяжёлый, наполненный запахом нагретой аппаратуры, пота и табачного дыма. Жар от работающих приборов усиливал духоту, и казалось, что стены сами по себе источают тепло.