Троецарствие (СИ) - Алексин Иван - Страница 26

— Владыка.

— Борис, человек нам верный, — заявил Филарет, ничуть не смущаясь присутствия самого Бориса, важно вышагивая впереди своих гостей. — Тоже от Годуновых пострадал. Да и при Шуйских не в чести.

К своему столу Филарет больше никого не пригласил. Он прочитал молитву, благословляя трапезу, отослал жестом стольника, пригубил из кружки с горячем сбитнем. Василий, отвыкший от этакого изобилия, шустро заработал ложкой.

— Как там батюшка твой, отец Сергий? Здоров ли?

— Уже второй год, как недужится ему, — захрустел капустой Василий. — Как только весть о том, что Шуйского в цари выбрали, до монастыря дошла, так отец Киприан его опять в келье на строгое держание запер. С тех пор батюшка и хворает.

— Ничего, не долго ему терпеть осталось. Вот государь трон на Москве себе возвернёт, так и Сергию сразу послабление будет. А там, глядишь, и своё вернуть сможем.

— Это как, владыка? — перестал жевать Сицкий.

— А так, что если Шуйского с трона сковырнут, так и Гермогену в патриархах не быть. Под ним уже и сейчас патриарший стол шатается. В Костроме Федька Годунов церковный собор собирает, чтобы Гермогена за его неправды и облыжные обвинения с патриаршества свести.

— А это правда, ну, — Василий запнулся, подбирая слова. — Ну, то, что Годунов с римский папой и иезуитами дружбу свёл.

— Нет, конечно, — презрительно улыбнулся Филарет. — Только такой дурень, как Гермоген, мой этакому поверить, — митрополит тактично промолчал, что об этом патриарху нашептали преданные ему людишки, состоящие в окружении Гермогена, а потом присовокупил Дмитрий Шуйский, получивший сведения опять же от романовских доброхотов. — Упрямый дурак, не видящий дальше собственного носа. Даже того, что эта анафема ему же и аукнется, додуматься не смог. Но то нам на пользу. Вернёт себе Дмитрий престол, легче будет этакого дурня с престола свести. А как стану сам патриархом, то и батюшке твоему помогу. Вместо меня в Ростове за митрополита будет. Только тут одна закавыка есть. Федька Годунов больно много силы набрал. Годуновы, как и Шуйские, нам первые враги. Покуда у власти стоят, нам добра не видать.

— То истинная правда, — подтвердил слова митрополита Борис Карпов. — Твой батюшка, — повернулся он к Сицкому. — Ещё при Иване Васильевиче отказался рядом с Бориской Годуновым рядом у царского стола стоять. Вот Борис, когда не по правде на царский трон залез, ту обиду твоему батюшке и припомнил.

— То дела прошлые, — перекрестился Филарет. — А только и сейчас не лучше. Федька Годунов, как возвернулся, большую силу набрал. Ярославль взял, Новгород, Тверь, теперь на Нижний Новгород походом пошёл. Этак скоро он и Москву возьмёт.

— А если ему шею свернуть? — заходил желваками Василий.

— Как же, свернёшь такому, — хмыкнул Карпов, надкусывая пирог с грибами. — Возле него всегда людишки толпятся. Чужого и близко не подпустят!

— Близко не подпустят, — согласился с московским дворянином Филарет. — А вот если бы нам стрелка хорошего найти.

— Так я же с детства к луку обучен, владыка! — встал из-за стола Василий. — Тебе ли не знать⁈ Я этого вора за раз убью!

— Подзабыл, — сокрушённо закачал головой ростовский митрополит. — Совсем старым стал. Но если ты вора за его неправды покарать решил, то твоя воля. Отговаривать не буду. Борис, отвезёшь князя тайно в Кострому. И проследи, чтобы он невредимым вернуться смог. А я вас благословлю.

— Как повелишь, владыка, — поднявшись из-за стола, московский дворянин истово перекрестился. — Ну, а я рядом с тобой буду, княже, — кивнул он Сицкому. — Если милостив будет к нам Господь, одолеем ворога.

— Одолеем, — встал вслед за ним Василий. — По всему видать, пришло время, за смерть матушки моей отомстить.

12 октября 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Ну, слава тебе Господи, доехали! — размашисто перекрестился у меня за спиной Никифор.

— Проклятая слякоть, — согласился с рындой Тараско, оглянувшись в сторону обоза, где в одной из телег сидела Настя. — Который день едем, а этот дождь всё никак не кончится!

— Так ты на Руси теперь живёшь, Тараско, — усмехнулся я, в который раз стряхивая холодные капли с лица. — Привыкай. Вот въедем в город, — кивнул я на медленно двигающуюся к нам от ворот процессию, — обсушимся.

В душе, несмотря на дождь и превратившуюся в липкую жижу дорогу, царило сдержанное удовлетворение. Всё же основные задачи, намеченной по весне военной компании, были выполнены: присоединены оба Новгорода, Тверь, ещё несколько городов помельче, в Кострому пришли с поклоном посланцы из Великого Устюга и Белоозеро, ушёл в поход вниз по Волге отряд сибирских воевод, усиленный охочими людишками из Нижнего Новгорода.

Оно, конечно, дробить силы перед решающими сражениями со сторонниками Шуйского и ЛжеДмитрия II, не самый лучший вариант. Но обладание главной водной артерией и выход к Каспию, были слишком важны. И дело тут не только в торговом пути в Персию и установления контроля над Каспийским морем. Возведение морского флота будет школой для двух десятков мастеровых, что я к голландскому корабельному мастеру приставлю. И в будущем, они мне такие же корабли на других морях сами, без поклонов в сторону Запада, построить смогут.

Одного такого мастера из города Хорна, что руководил постройкой флейта со штурвалом (штурвал был, пока, новинкой, появившейся всего десять лет назад и большинство кораблей по-прежнему управлялось при помощи колдерштока), дьяк Корнилка Иевлев всё же смог уговорить поработать три года в Московии, соблазнив астрономическим для голландца вознаграждением.

Ладно. Для дела мехов не жалко. Главное, что Корнилка на обязательном обучении двадцати учеников в контракте настоял. Так что, как только корабельный мастер в Кострому приедет, сразу его в Нижний к Минину отправлю. Тот и толковых мастеровых к этому времени подберёт и по тонкостям в заготовке древесины и других материалов нужных при постройке корабля проконсультируется. И уже весной (конечно, если мой воевода Матвей Годунов со своей задачей справится и дорогу по Волге очистит), голландец в Астрахань отправится, место для будущей крепости на берегу Каспийского моря подыскивать да стапель для будущего корабля строить, а Минин, прибывшие из той же Голландии лесопилки, в указанных местах ставить начнёт да производство налаживать.

— Здрав будь, государь. По добру ли добрался?

— По добру, владыка, — спрыгнув с коня, склоняюсь я перед новым патриархом. — Благослови, отец Иаков.

Вот и ещё одно удачно завершённое дело! Собранный в Костроме церковный собор большим представительством иерархов похвастаться не мог, состоя в основном из настоятелей подконтрольных мне монастырей: из трёх митрополитов был только Исидор Новгородский, из шести архиепископов только Феодосий Астраханский, из трёх епископов только Сильвестр Корельский. И совсем неожиданно к этой троице присоединился архиепископ при Архангельском соборе в Московском кремле Арсений, из этого самого кремля сбежавший. Последнее было довольно симптоматичным: хитрый грек явно понял, что продолжать делать ставку на Гермогена не стоит.

Как итог: Гермоген за его неправды и кривду на царя Фёдора Борисовича Годунова был с патриаршего престола сведён, а его анафема отменена. Кроме того архиепископом Тверским и Старицким стал архимандрит Старицкого Успенского монастыря отец Дионисий, архиепископом Вологодским и Великопермским стал игумен Спасо-Прилуцкого монастыря отец Симон, а ушлый Арсений стал архиепископом Архангельским и Холмогорским (в созданной специально для него епархии).

В общем, русская православная церковь раскололась надвое, как это ни грустно констатировать. Другое дело, что тут больше вина Шуйских, чем моя. Мне же просто выхода другого не оставили.

Между тем, патриарха сменил костромской воевода Афанасий Богданов с толпившимися за его спиной головами и дьяками, преподнеся хлеб-соль, зазвал на пир.