Patria o muerte (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 34

К пленным уругвайцам отнеслись строго — в большинстве своем в четырех батальонах их «армии» набраны исключительно сторонники партии Колорадо, «алые», убежденные сторонники войны на стороне Бразилии. Хотя принудительно набранные «бланкос» тоже нашлись, в коннице, и много, где-то каждый пятый. Ведь в полках началось дезертирство еще до начала войны, а именно фермеры пострадали больше всего от бразильской оккупации — тем конкуренты были ни к чему.

Но больше всего удивили бразильцы — сами негры, узнав о дарованной парагвайцами свободе, были потрясены до глубины души, особенно когда узнали, что сам Лопес желает полного запрета рабства в Бразильской империи. К тому же на его сторону перешло много республиканцев, каковых в империи хватало с избытком, и «давили» их со всем ожесточением роялистов к революционерам. К тому же всем было разъяснено, что войну начал именно император и поддерживающая его придворная аристократия, и захват Уругвая тому подтверждение. И здесь Лопес сделал гениальный ход, выведя войска из штата Мату-Гросу передал там всю власть республиканцам, созданному из эмигрантов «правительству в изгнании», и объявил, что ни дюйма бразильской территории по итогам войны Парагвай не получит, так как этого совершенно не желает, и в том клянется. С этого момента симпатии пленных солдат и младших офицеров однозначно стали «парагвайскими» — «природный социализм» взял свое.

Теперь этот штат станет для империи полностью «проблемным», и его придется не «освобождать», а скорее «завоевывать», потому что в самом скором времени там будет объявлена республика. А ведь это самый настоящий мятеж, или революция, тут как посмотреть…

— Алехандро, вот твой мате. А что мне сегодня писать вечером и ночью? Ты будешь мне диктовать, или я с экрана стану переписывать?

В комнату вошла старшая дочь Лопеса, поставила на столик мате и внимательно на него посмотрела, чуть облизав кончиком языка алые припухлые губы. В простом, но нарядном домашнем платье, выгодно показывающем прелесть фигурки и смуглой кожи, девушка показалась ему необычайно красивой — за лето расцвела еще больше, стала женственной, мягкой и теплой, в глазах нежность и забота. Именно в таком возрасте парагвайки выходят замуж, под жарким южным небом счет времени для них совсем другой. Его к ней тянуло неимоверно, но Алехандро себя сдерживал как только мог. Аделина и так ему во всем помогала, деятельней помощника и найти было нельзя — он мог спать, а она всю ночь усердно переписывала текст со светящегося экрана. Но он взрослый мужчина, ему постоянно требуется женщина, а тут наступил самый настоящий «пост» — убирались и стелили постель пожилые матроны, юные и податливые служанки исчезли, и как он понял по недомолвкам, по приказу самого Лопеса. Зато Аделина прямо засветилась от счастья, узнала, что ему никто не «греет» постель — раньше она смотрела на женщин с нескрываемой ревностью, дай мачете — зарежет. Да и Линч вела себя предельно странно — вопреки царившим нравам постоянно оставляла девушки с ним наедине, что недопустимо. Но тут вроде как работа на благо страны и стремление все сохранить в тайне.

Но к чему ему девичьи страдания, он не принц из сказки, а живой мужчина, моряк к тому же — желания у него самые простые насчет женского пола. А тут девица, что сама краснеет, когда «случайно» кладет свою ладошку ему на руку, но повторяет попытки раз за разом, стараясь к нему прикоснуться как можно теснее. И к путанильям теперь не сходишь, с ним постоянно охрана, ни под конвоем же драгун Эскольты, и в сопровождении адъютантов во флотских мундирах в публичный дом подаваться. Но и дальше терпеть воздержание нет сил. Хоть на забор бросайся, и волком вой…

— Вот, надо переписать отсюда досюда, тут важно. Как раз про власть предержащих, слова вполне доходчивы. Умнейший человек писал…

Он провел пальцем по экрану — текст пополз, его было много, эта чертовка дня три трудиться будет, не меньше. И осекся, недоговорил, этого раньше не было — девчонка неожиданно прижалась тугой грудью, уже не такой и маленькой, к его плечу — он ощутил идущий жар, и моментально взмок. И еще склонила голову, чуть ли не дыша ему в ухо — от волос шел пьянящий аромат, совершенно незнакомый, от которого организм буквально взвыл во весь «голос», требуя «своего», для него очень желанного и необходимого. Он из последних сил попытался отстраниться, но куда там — нежные ручки обхватили его за шею, причем держали с отнюдь не девичьей силой. И тут ему зашептали такие слова, что чуть ли крыша не «съехала».

— Я люблю тебя, Алехандро, люблю, с ума схожу… Я хочу любить тебя, спать с тобой… Рожать тебе детей…

Голос Аделины срывался, охрип, а ручки стали так его ласкать, что он чуть ли не очумел — матерого моряка откровенно брала на «абордаж» ни какая там путана, а влюбленная в него девушка, что отринула всяческую стыдливость и перешла к самым «активным действиям». И шептала ему в ухо такое, что даже последний импотент бы возбудился. Сопротивляться дальше не было сил, и как бы признавая «абордаж», он выбросил «белый флаг»…

Вокзал «Сан-Франциско» в Асунсьоне на момент открытия был самым большим в Латинской Америке. Проложили примерно треть железнодорожной лини, что должна была связать столицу на Парагвае с Энкарнасьоном на Паране. Но началась война и многие стройки Лопесов были «заморожены». И прошли многие года, прежде чем страна потихоньку оправилась от чудовищной катастрофы…

Глава 25

— Это что-то с нечто. Такое со мной никогда не вытворяли, я теперь как ягуар — весь в пятнах. И коленки подгибаются — измотала ноченька, всю кровь выпили, до чего же ненасытная…

Алехандро сокрушенно помотал головой, разглядывая россыпи багровых пятен на своем теле, сопровождаемые тигриными полосками по плечам и груди. И судя по тому, как болела спина, там имелись куда более серьезные царапины. Так с ним еще никогда не поступали, да и о подобном он вообще никогда не слышал, никто ничего подобного вряд ли знал. Ладно, девственниц насиловали, всякое бывает, но чтобы вот такая девица матерого моряка, прошедшего через десятки «служительниц борделей», человека во всех отношениях опытного, самым натуральным образом изнасиловала — кому расскажи, ни за что не поверят. Посмотрел на губы — они были все искусаны острыми зубками, еще не посещавшими дантиста, и от них язык тоже пострадал, распух и еле шевелился во рту. Под глазами разлилась синева — ночью не сомкнул и глаза, и смог выбраться из крепких объятий только сейчас, когда неистовая девчонка уснула, совершенно его измотав.

— Вот это номер, интересно, о чем она мечтала, что набросилась на меня тигрицей лютой? Ведь чуть ли не в клочья разорвала, интересно, кто ей такую углубленную теорию преподал, что с практикой так сразу наладилось?

Адмирал сокрушенно помотал головой, по всем расчетам выходило, что его как пешку разыграли в шахматной партии. Кто подготовил девчонку понятно — Элиза, недаром писали, что ирландка была дамой «полусвета» в Париже, а это одно говорит о том, что в «утехах» имеет большой практический опыт. Потому Лопес на ней никогда не женится — чудовищный мезальянс при нынешних нравах. Хотя детей от нее признал самым официальным образом, также как и других внебрачных деток, которых «прижил» по молодости лет, до своей поездки во французскую столицу. А вот тишина и благолепие настораживали — девчонка в радостных криках не стеснялась, а отец у нее характером крутоват. И все произошедшее этой ночью не иначе с его одобрения — иначе бы ворвался и пристрелил. Однако ничего подобного, так что все как раз наоборот — устав ждать, что он сделает его дочери предложение руки и сердца, папаша решил действовать решительно, старинным способом, согласно вековым традициям. Так что прикрывать «грех венцом» он будет не первым и не последним, раз попался как карась на наживку. Но и диктатора понять можно — он ведь своего рода тайна не только государства, но и всего клана Лопесов, а для того чтобы «привязать» покрепче нет более эффективного способа чем женитьба, особенно в случаях «политических альянсов». Чего-то подобного от «хефе» он ожидал, даже предполагал что тот постарается воспользоваться ситуацией и максимально плотнее и крепче «привязать» собственной дочерью, одной из немногих посвященных в тайны будущего. И это выверенный и точный расчет — круг «причастных» не увеличивается и становится полностью «родственным», и все «спрятано» исключительно в «семье». Но если он раньше «краешком» ее касался, то с этой ночи стал ее членом с достаточно высоким статусом.