Patria o muerte (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

Удачная импровизация, но она от лютой безысходности — револьверов у парагвайцев катастрофически не хватало, на всю страну двести штук десятка разнообразных конструкций и калибров, с патронами для них жуткая «напряженка». А тут какое-никакое однообразие с унификацией, правда, с руки стрелять из такого «чудо-юдо» можно только в упор картечью — тяжелы эти «дуплексы», но хоть что-то есть у морской пехоты для рукопашных схваток, чем ничего, не считая конечно привычного для всех мачете.

Вся надежда на бразильские и аргентинские трофеи, у них револьверов много, кобуры на ремнях чуть ли не у каждого, а то и по две, как у всадников, а в стычке стрельба в упор эффективнее, чем удар пикой, или рубка на саблях. Янки ведь недаром в конные сшибки никогда не ходили. Да и зачем им такое «геройство», если у каждого всадника под рукой парочка «кольтов». Двенадцать выстрелов можно сделать, оружие надежное, проверенное временем и убийственно верное, при этом по весу с «обрезом» не сравнить, втрое легче выходит, с руки точно бьет…

— Патриа о муэрте! На абордаж, бейте их!

Гребцы уже давно побросали весла, лодку намертво прижали к борту фрегата «кошками», и морпехи, истошно вопя, полезли на планшир, подсаживая друг друга, ощетинившись дробовиками и пистолетами. У всех мачете, у троих как раз на такой случай по трехфунтовой гранате — запалы из кислотных трубок, которые уже вставили в рукояти «колотушек». Просто перед броском нужно повернуть рычажок, что раздавит капсулу, стопин возгорится, пламя подожжет «замедлитель» из куска бикфордова шнура, и через пять-шесть секунд грянет взрыв. На сами гранаты надеты «осколочные рубашки» — как раз для броска в закрытые помещения, где находится противник — таких уголков на любом корабле предостаточно.

— Держись за мной, прикрываешь спину. Кто будет целиться в меня — стреляй немедленно, у тебя карабин. Все, вперед, вперед!

Алехандро повернулся к Лопесу-младшему, глаза которого светились в темноте. Не трус парень, наоборот — чрезмерно горяч, но дисциплинирован. Тут права поговорка, что «не стоит лезть в пекло впереди батьки». Но Аневито впереди, как и полагается флаг-офицеру во время боя — он по положению и присяге обязан прикрывать командующего своей грудью. Сам же Мартинес машинально посмотрел на часы, отмечая время абордажа — искренне удивился, от взрыва прошло меньше двух минут. А морпехи уже на вражеском фрегате, загрохотали «дробовики» и «пистолеты» — эти звуки мало с чем спутаешь, порох звонкий, что ли, и дыма намного меньше, к тому же быстро развеивается — ветерок небольшой, утро обещало быть хорошим. Но то погода, а люди уже спозаранку, не продрав толком глаза, уже умирают в мучительных корчах. И вряд ли кто из них думал, что уже никогда не встретит рассвет, и вчерашний закат, который видели все, для многих оказался последним. Но так всегда на войне, где участь каждого не ясна до его последней минуты, которая означает одно — из списка живых попадаешь в перечень мертвых, и тогда наступает полное забвение…

Алехандро удивился столь философским мыслям, хотя подняться на борт фрегата было всего ничего — минеры живо всех закидывали, слаженно работая парой, а руки сцепив «ступенькой». Этот способ отрабатывали, как и многое другое в этом мире еще неизвестное. Здесь еще не ценили время, все делали неторопливо, а потому сейчас как никогда была важна быстрота, решительность и натиск, так как главное тактическое преимущество во внезапности нападения было достигнуто.

— Ох, мать моя женщина, сколько же вас много!

Мартинес ошалел — на палубе творилось самое настоящее безумие, филиал преисподней на отдельно взятом корабле. Везде валялись трупы, хрипели умирающие, и кровь лилась потоком, отнюдь не фигуральным. Полтора десятка вооруженных до зубов морпехов, прошедших курс обучения в двадцать недель показали, на что они способны — и как оказалось, что на очень многое. Абордаж удался — бразильцы его просто не ожидали. Впавших в ступор вахтенных перебили первыми выстрелами, и, разбившись на «четверки», принялись загонять выскакивавших на палубу бразильцев обратно в корабельное «чрево». Но их было много, очень много, и вниз уже полетели гранаты — громыхнуло, послышались истошные крики смертельно раненных людей. Апокалиптическая картина для несчастных матросов — снизу прет вода, фрегат лег на грунт, а сверху убивают парагвайцы, которые захватили корабль, или, по меньшей мере пытаются это сделать.

— Сдавайтесь, всех перебьем! Падайте на палубу, ладони на затылок! Таких убивать не будем!

Это уже истошно кричал на португальском языке Аневито, а перед Алехандро внезапно откинулась крышка люка, и оттуда полезли бразильцы, мешая друг другу, причем первый с саблей, судя по всему офицер. Пришлось выстрелить в голову, сеньор обмяк, повалился вниз. Но его тело буквально выбросили обратно другие, освобождая себе путь наверх. И на смену протискивались двое, с порядочными тесаками. Пришлось выстрелить со второго ствола, и тут же громыхнул карабин Эмилиано, Аневито же поднял стволы своего «дробовика», пока Алехандро «переломил» пистолет и принялся всовывать два новых патрона. Рядом парень перезаряжал свой карабин, лихорадочно пытаясь вытянуть из патронника заклинившуюся там гильзу. Такое часто бывает, они ведь не латунные, из картона, вот донце и деформирует.

— Альмиранте, они у мостика! Стреляйте, стреляйте!

Мартинес посмотрел и ужаснулся — из темноты перла густая масса, человек двадцать, и самое страшное так то, что лица было невозможно разглядеть, зато хорошо видны белые зубы…

«Разборки» между дикси и янки — одни пытались подорвать броненосец с катера шестовой миной, другие вовремя заметили и применили артиллерию. Кому-то в таких случаях не повезет…

Глава 19

— Да они подрывают наши корабли шестовыми минами! Шлюхино отродье, недостойное дышать рядом с порядочными сеньорами!

С мостика «Амазонаса» контр-адмиралу Франциску Боррозо было хорошо видно, что сейчас происходит с его эскадрой, что подверглась внезапному нападению парагвайцев. Во время подрыва фрегата его свалило с ног — а он просто вышел подышать на мостик, бессонница удел пожилых людей. Падение обернулось сильными ушибами, потом окатило водой, а когда адмирал с трудом поднялся, цепляясь руками за леера, стало ясно, что флагман садится днищем на грунт — вода стремительно заполняла внутренние помещения, видимо пробоина оказалась значительных размеров. С неимоверной горечью пришло осознание, что его корабль, сильнейший на эскадре, теперь находится в крайне плачевном состоянии, и ремонт надолго затянется. Хорошо, что котлы были потушены, иначе бы уже произошел взрыв, после того, как вода хлынула бы в топки.

— Сеньор адмирал, посмотрите — парагвайцы атакуют наши корабли с весельных лодок шестовыми минами!

Как с ним на мостике рядом оказался командир фрегата Теотониу Раймунду де Бриту, адмирал не понял — мундир изорван, лоб рассечен, по лицу стекает кровь. Он же видел, что офицера сбросило вниз взрывом, подумал даже, что придется писать супруге соболезнование, но тот оказался счастливец, чего не скажешь о его корабле. «Амазонас» погрузился в реку и уткнулся днищем в грунт, чуть накренился — хорошо, что глубины тут небольшие, всего чуть больше четырех ярдов, и то местами. А вот к словам адмирал прислушался, и ночь перестала быть темной, она озарилась вспышками выстрелов — били из пушек и ружей. На реке беспрерывно шел грохот — то там, то тут, взметались белопенные султаны у черных корпусов пароходов, и на секунды освещались небеса. Баррозо видел, как один за другим эти дьявольские лодки тыкаются в борта кораблей, и тут же происходит ужасный подрыв — от страшной вспышки слепит глаза.

— «Парнаиба», «Арагуари» и «Мераим» подорваны, сеньор адмирал, — командир «Амазоноса» сохранял хладнокровие, и многое успевал замечать в этом апокалипсисе. — «Игуатеми» вроде отбивается от лодок, три или четыре из них потопила, да, скорее всего, уничтожила, я их не вижу. Парагвайцы атакуют только корабли, суда не трогают…