Ненужная жена. Хозяйка лавки "У блюдечек" (СИ) - Князева Алиса - Страница 1

Я бегу по ступенькам, придерживая струящиеся пышные юбки нежно-зелёного платья. На ресницах дрожат слёзы. Это всё же случилось…

— Эридан! — вбегаю в нашу спальню. — Ты здесь⁈

Тишина. Может он в кабинете?

Выбегаю из комнаты и несусь по коридору. Я сейчас разорву этого мерзавца и не посмотрю, что он дракон!

— Эридан! — врываюсь в кабинет. — Ничего не хочешь мне рассказать⁈

Мой муж стоит у окна, задумчиво рассматривая сад. В кресле перед его столом сидит незнакомый мне лорд в дорогом бело-синем наряде с воротом из белого меха и изучает какие-то документы, но моё появление отрывает его от этого занятия.

— Нет, — отвечает Эридан, не оглядываясь. — Выйди и не мешай, Элизабет.

— Я никуда не уйду! — мой голос срывается и звучит от волнения истерично. — Ты правда это сделал⁈

Дракон оборачивается, раздражённо разминая широкие плечи, как будто из них вот-вот вырвутся крылья. Подбородок поднимается, хотя он и без этого может смотреть на меня свысока за счёт роста.

— Закрой рот и выйди из кабинета, — в низком рычащем голосе мужа слышатся металлические нотки. — Ты мешаешь мне работать.

Он точно это сделал! Сердцем чувствую!

Сжав кулаки, я встряхиваю головой. Шпилька, удерживающая волосы, не выдерживает, и медные локоны подают на мои плечи блестящими витками.

— Раз так, я требую развод! — практически выплёвываю я.

Эридан медленно наклоняет голову к плечу.

— Ты хорошо подумала, Элиза?

Вместо ответа я разворачиваюсь на каблуках и выбегаю из кабинета.

Мерзавец! Гад чешуйчатый!

Посмотрим, как долго он без меня протянет! Следующий же магический откат заставит вспомнить, насколько сильно он во мне нуждается!

Чувствую себя жалкой, когда приходится выгребать из кошелька монетки, чтобы заплатить таксисту.

В наше время кто-то ещё пользуется мелочью? Даже в магазине у дома уже два рубля не просят поискать. Потому что всё на картах.

С ужасом понимаю, что у меня не хватает. Я высыпаю на ладонь практически всю мелочь, но даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — тут нет нужной суммы.

Твою мать…

Таксист смиренно терпит, пока я стараюсь потише звякать монетками. Господи, как же стыдно… Я бы прямо сейчас померла на заднем сидении его машины, если бы это не создало ещё больше неловкости от нашего короткого знакомства. Мне и так неловко, что ему пришлось вылезать в сырую осень и мокнуть под мокрым снегом в тонком свитере, и помочь мне забраться в его машину. А ещё терпеть запах лекарств, которыми я пропахла насквозь. Я не раз ловила его взгляд в зеркале заднего вида и злилась, понимая, что он смотрит на тощую тень, прячущую лысую голову под капюшоном толстовки.

Жалеет. Проклятье. А теперь я ещё и не могу заплатить ему, чтобы отпустить и исчезнуть из его жизни.

— Простите, пожалуйста, — растягиваю губы в виноватой улыбке. — Мне не хватает вам на чай. Сможете подождать меня десять минут, пока я поднимусь до квартиры?

— Оставьте, девушка. Не нужно денег, — кажется, он рад возможности просто избавиться от меня. — Купите себе сладкого к чаю. После больницы-то самое то.

— Нет, — упрямлюсь я. — Десять минут, пожалуйста. Не заставляйте меня просто так по лестнице бегать.

Парень вздыхает и в этот раз набрасывает на плечи куртку, прежде чем выйти из машины и помочь мне вылезти. Сжимаю зубы так сильно, что не столько слышу, сколько чувствую их противный скрип. Меня бесит, что меня жалеют. Они делают болезнь более реальной.

— Только дождитесь, пожалуйста, — прошу я, когда он помогает мне выпрямиться уже у подъезда. — Я быстро.

— Ладно, уговорили, — сдаётся он, доводя меня до лестницы.

А вот и первое испытание. Десять ступенек до двери, только потом основной подъём, по старому фонду, в котором ещё не предусматривался лифт. Самое паршивое, что я могла бы позвонить своему мужу, который сейчас дома и который так и не принёс мне новую зарядку для телефона взамен сломавшейся. Сейчас заберусь и заставлю его бежать платить за мой такси.

— Если что, я в шестьдесят второй квартире, — зачем-то объявляю я. — Дома муж, честно. Я его сейчас отправлю вниз.

— Может позвонить ему? — поднимает бровь таксист. — Пусть спустится за вами?

Только представлю, как придётся просить у этого милого парня телефон, так сразу просыпаются невесть откуда взявшиеся силы.

— Всё в порядке. Я с этим точно справлюсь, — повторяю девиз своих последних месяцев и набрав код, вваливаюсь в подъезд.

Темно, как в перспективах моей жизни, одуряюще вкусно пахнет мокрым бетоном. Лучший запах, особенно есть твой нюх уже свихнулся от хлорки или чем там намывают наши больницы.

Потихонечку взбираюсь на второй этаж, радуясь, что хоть живу невысоко. Даже эти три пролёта — тот ещё подвиг для моего ослабленного тела. Открываю дверь ключом, вваливаюсь внутрь и падаю на тумбочку, чтобы перевести дух и позвать Диму.

Пока дышу, опускаю взгляд и вижу шикарные красные туфли на высоченной шпильке, стоящие на коврике в центре. Будто грёбаный арт-объект, которым нужно любоваться. Над пяткой атласная ленточка, которую следует завязывать вокруг щиколотки в красивый бант. Я знаю это, потому что очень хотела такие туфли, но так и не купила их, загремев в больницу. Их потом купила Ника, моя лучшая подруга.

Может они решили устроить мне сюрприз? Как-то выяснили, что я именно сегодня выписываюсь?

Скинув с ног старые кеды, совершенно не сочетающиеся с красными туфлями на коврике, я бреду по коридору, придерживаясь за стену левой, и за полки открытого стеллажа, на котором пылится разная Димкина ерунда, правой ладонью. Из зала слышно хихиканье, точно Ника. Что-то для сюрприза она слишком шумная…

— Дим тут…

Я замираю в дверном проёме. Муж лежит на расправленном диване, а на его бёдрах — моя лучшая подруга, подняв руки и играя с красиво уложенными чёрными волосами. Оба голые, разумеется, и, похоже, слишком увлечённые друг другом, чтобы меня заметить.

О-бал-деть.

И без того слабое тело, кажется, теряет последние силы. Я не удерживаюсь на ногах и падаю на колени, ударившись предплечьем о дверной косяк. Ника взвизгивает и спрыгивает с моего мужа, стыдливо натягивая на грудь белую простынь, которую нам с Димой подарила моя мама на последнюю годовщину. Очаровательно.

— Лиза? — голос Димы звучит непривычно высоко. — Какого хрена ты тут делаешь? Ты должна быть в больнице!

Из меня рвётся много мыслей на этот счёт, но я предпочитаю оставить их при себе. Нужно беречь силы. Смотрю на мужа, а перед глазами его нежная улыбка, когда он вваливается в мою палату с очередным букетом разноцветной гипсофилы. Потом на Нику и выбираю вопрос:

— Почему?

— Ты правда не понимаешь? — хмыкает Ника. — Не знала, что моя любимая подруга, которая уговаривала полететь в Париж, когда я выздоровею, умеет говорить таким едким голосом.

Киваю. Не понимаю. Дима садится и сжимает виски пальцами. Молчит. Хоть бы ляпнул банальную фразу про то, что сейчас всё объяснит, и я не так поняла.

— Не разводи драму, Лизка, — закатывает глаза Ника. — Тебе осталось-то, всего ничего. А мы молодые, здоровые и хотим жить настоящим, понимаешь?

Это всё какой-то сюрреализм… А как же цветы? Париж?

Господи, может сон? Лежу под капельницей и ничего это нет? Я будто на каких-то незнакомцев смотрю, и их образы никак не вяжутся с моими близкими. Это же просто не могут быть они. Так?

— Таксист… — неожиданно вспоминаю я и поднимаюсь. — Я же обещала…

Путь обратно по коридору я проделываю практически на ощупь. В глазах темно, сердце жжёт, но всё остальное тело… такое чувство, что оно больше мне не принадлежит.

— Это сон. Просто сон, — повторяю себе, стараясь не обращать внимания на голоса в комнате.