Хроники ветров. Книга 2. Книга цены - Демина Карина - Страница 7

– Знаю.

– Ну да, ты же умная, образованная, да-ори… кстати, я тоже.

– Заметила. – Односложные ответы существенно уменьшают риск нарваться на очередную грубость. И ведь непонятно, специально Серж грубит или виновато воспитание, точнее полное его отсутствие?

– А почему не спрашиваешь, как же это вышло?

– И как?

– А тебе и вправду интересно?

– Интересно.

– Из-за тебя все и получилось, вернее, началось именно с тебя, вернее, с твоего появления в замке и некоего проекта, распространяться о котором я не имею права.

– Я знаю.

– Даже так? А мне сказали, будто ты не в курсе. Значит, врали. Бывает. Кстати, ты заметила, что мы не так и сильно от людей отличаемся? Те же слабости, та же грызня за власть, то же стремление добить убогиг и благих, утверждая силу… философия. Здесь я имел возможность подумать – все равно заняться больше нечем – и пришел к выводу, что все различия лежат в сугубо физиологическом плане, а остальное же… ну ты поняла.

Поняла, я вообще понятливая.

А небо изменилось, вернее не само небо, а рисунок звезд на нем, хотя так не бывает. Впрочем, здесь есть много вещей, которых не бывает, на то оно и Пятно. Серж тоже поднимает голову вверх и, удовлетворенно хмыкнув, замечает:

– Снова. Нет, ну ты подумай, за все четыре года не было ни одной ночи, когда бы это чертово небо не издевалось надо мной. Кстати, скоро дождь начнется.

– С чего ты решил? – Я принюхалась – перед дождем воздух меняется, иногда становиться мягче, наполняясь легкими цветочными ароматами, иногда, наоборот, жестче, суше, будто готовясь дать отпор дождю. Здесь же он был колючим и пыльным, царапающим горло и заставляющим думать о ванне, или хотя бы озере, что осталось далеко позади. Этот воздух знать не знал дождя, причем довольно давно.

– Видишь вон ту звезду? Луна, чуть левее, еще левее… сейчас ты смотришь прямо на нее. Она появляется только перед дождем. Не знаю, какая тут связь, но поверь на слово, дождь будет. И нет ничего мерзостнее дождя в степи.

В этом он был совершенно прав.

Дождь начался неожиданно. Обычно как – одна капля, потом вторая, черные пятнышки на пыли, которых с каждой минутой становится все больше и больше, и шелест-шепот, успокаивающий ласковый и нежный. Здесь же дождь просто начался, шаг – и ты попадаешь в серо-сизую дрожащую, холодную пелену. Нет ни шепота, ни веселого перестука капель, одно сплошное марево воды, которая моментально пропитывает одежду, забирается за шиворот и в ботинки, а в довершение всех бед мешает дышать.

Действительно мерзко.

– Подожди, сейчас земля размякнет и будет совсем весело. Знаешь, что хорошо?

Я не ответила. В этом дожде по определению не может быть ничего хорошего, мне уже холодно и настроение такое, что хоть вешайся, а Серж ничего, шагает себе вперед, и даже не оборачивается.

– Во-первых, он идет несколько дней кряду.

И это плюс?! Да за несколько дней я в жабу превращусь и квакать начну.

– Во-вторых, никогда не заканчивается днем. В-третьих, во время дождя разницы между днем и ночью не существует. В-четвертых, голосов нет… они не любят дождь и молчат, а я отдыхаю. Под ноги смотри.

Совет своевременный, земля постепенно растекается болотом, намокшая трава клонится вниз, превращаясь в скользкий ковер, под которым хлюпает глина.

– Иногда встречаются ямы, я однажды, ногу сломал.

Черт, вот только этого мне не хватало. Теперь иду крайне осторожно, хотя в этом мокром аду осторожность – пустое слово, не видно ничего и никого. Присутствие Сержа скорее ощущаю, чем и вправду вижу его.

– А еще здесь легко заблудиться. Бывает идешь, идешь, несколько дней кряду идешь, а потом дождь прекращается и понимаешь, что все это время ты ходил по кругу.

– Черт.

– Давай руку, – мокрая ладонь почти вежливо – почти, потому что Серж и вежливость понятия несовместимые – поддерживает меня под локоть. – Не хотелось бы терять собеседника. В этом чертовом месте есть все, что угодно, кроме собеседников.

Серж тянет куда-то вперед, тупо иду следом, сосредоточившись лишь на том, чтобы не упасть.

– Ничего, утешает он, – скоро привыкнешь. Это только в первое время тяжело, а потом даже понравится.

Дождь? Понравится? Мышцы сводит от холода, ноги по колено в грязи, в ботинках вода, вода в сумке, вода в волосах, носу и даже легких, во всяком случае, мне так кажется.

– Спокойнее, кисуля, главное, что мы живы, верно? А еще, не поверишь, но я дико рад, что встретил тебя. Ты только не молчи, ладно? А то в тишине, оно всякое происходит… голоса дурацкие, ненавижу, когда они в голову лезут, и шепчут, шепчут чего-то. Если говорить, то голосов не слышно, и во время дождя тоже. А если говорить во время дождя, тогда совсем хорошо становится. Вот увидишь, через год-другой ты с нетерпением будешь выискивать на небе желтую звезду.

Год-другой? Да у меня всего-то пятьдесят семь дней осталось.

Кажется, не успею.

Карл вернулся спустя часа два, за это время Рубеус несколько раз успел убедить себя, что принятое решение является единственно верным и возможным в данной ситуации, и несколько раз себе же не поверил, что, впрочем, никоим образом не повлияло на оное решение.

– Я согласен, но есть условия.

– Если бы их не было, я бы удивился. – Спокойно отпарировал Карл. – Слушаю.

– Во-первых, что с остальными? Вальрик, Морли и Нарем?

– Князь жив… пока. Морли – увы, нет. Если интересуют подробности, то на допросе дозу неверно рассчитали, вот сердце и не выдержало. Кстати, лично я здесь совершенно не при чем, я приказал никого не трогать.

– Не послушали? – Рубеус говорит это потому, что необходимость разговаривать… договариваться… делать что-то слегка притупляет боль. Морли умер.

Умер.

Новость не умещалась в голове. Морли, он не мог умереть, он же часть этого мира, такая же, как небо… там снаружи ведь осталось небо или тоже умерло? И земля, она ведь не исчезла, тогда почему Морли? Сердце не выдержало?

Ну да, он ведь в последнее время жаловался на боль в груди и поговаривал о том, что в его возрасте пора бы остепениться… осесть на одном месте.

– Потом привыкнешь, – говорит Карл. – Сначала тяжело. Особенно когда рядом есть те, к кому ты привязался в прошлой жизни. Время идет, они старятся и умирают, один за одним, родственники, друзья… потом на твоих глазах вырастают, старятся и умирают дети друзей, потом внуки… а тебе по-прежнему тридцать или около этого… вечный возраст, вечная жизнь, вечное проклятье. Постепенно бесконечная цепь смертей начинает утомлять, равно как и прочие эмоции. Так что…

– Собственный опыт? – В данный момент Рубеусу хотелось задеть его, пробить эту стену равнодушия и причинить боль, но Карл лишь улыбнулся.

– Собственный. Поэтому, боюсь, для тебя он совершенно бесполезен. Так что там с условиями? Кстати, мальчишка этот, если останется здесь, тоже недолго протянет. Третий же чувствует себя неплохо, Святой князь великой милостью своей соизволил посвятить доблестного воина в инквизиторы. Кстати, церемония весьма и весьма… этакий гибрид варварской пышности и торжественности тайных орденов, тебе было бы полезно посмотреть. Ну, может, в другой раз.

– Что? Нарем в инквизиторы? – Рубеус был готов услышать что угодно, но только не это. В инквизиторы… Морли был инквизитором, но его убили, а Нарем, значит… вместо Морли, так что ли?

Предательство.

Коннован предупреждала, что людям нельзя верить. Черт, он уже начинает отделять себя от людей, а он – человек.

Карл пожимает плечами.

– Ну да, если я правильно понял. Похоже, ваш… соратник обменял вас на теплое место у трона, и говоря по правде, судить его нельзя.

– Почему?

– А не тот ли бог, которому вы до сих пор поклоняетесь, сказал «не судите, да не судимы будете»? Сегодня предали тебя, завтра предашь ты… такова жизнь. Но давай отложим философские сентенции и вернемся к делу, времени у меня. Итак, твои условия.