Таких не берут в космонавты. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 2

«Сделала, — оповестила меня Эмма. — Господин Шульц, я вывела на экран все сайты, где упоминалась Ирина Викторовна Лукина. Ирина Викторовна Лукина тысяча девятьсот сорок девятого года рождения…»

«Стоп! — скомандовал я. — На какой экран, Эмма⁈ Где ты видишь в этой комнате экраны?»

«Господин Шульц, напоминаю вам, что я всего лишь виртуальный помощник…»

«Стоп. Я помню, Эмма. Озвучь мне информацию, максимально подходящую под ответ на мой запрос».

Я увидел, как сиделка всплеснула руками.

— Ах, так⁈ — сказала она. — Ты издеваешься надо мной? Ладно!

Девица резко развернулась и скрылась из поля моего зрения. Я слышал удалявшиеся шорохи её шагов. Почувствовал, как заурчало у меня в животе — так мой желудок среагировал на витавший в комнате аромат жареного картофеля.

«Господин Шульц, я нашла упоминания о тринадцати Иринах Лукиных тысяча девятьсот сорок девятого года рождения и о девяти Иринах Лукиных тысяча девятьсот сорок восьмого года…»

«Город Кировозаводск, — подсказал я. — Она там родилась».

«Упоминание города Кировозаводска есть только в одном случае…»

«Прекрасно. Озвучь».

«Ирина Викторовна Лукина. Родилась двадцать пятого декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года в СССР, в городе Кировозаводск. Умерла первого мая две тысячи пятнадцатого года в Российской Федерации, в городе Нижний Новгород…»

«Умерла? — повторил я. — Не знал об этом. Впрочем… кто бы мне об этом сообщил? Давай дальше, Эмма. Без ненужных подробностей. Сколько у неё было детей? Что там с внуками… точнее, с внучками и с правнучками? Только кратенько».

«Конечно, господин Шульц. У этой Ирины Лукиной было два сына. От двух разных мужей. Внучек и правнучек нет. И не было. Сейчас живы пятеро её внуков и восемь правнуков. Младшему из них исполнилось…»

«Стоп. Ни одной девочки?»

«Ни одной, господин Шульц. Согласно информации, опубликованной в глобальной системе компьютерных сетей».

«Странно, — сказал я. — Бывают же такие совпадения».

Я снова услышал шаги. Повернул голову в тот самый момент, когда рядом с кроватью вновь появилась наряженная в пёстрый халат молоденькая сиделка. Заметил взмах её руки и блеск гранёного стакана.

Почувствовал, как мне на грудь обрушился обжигающий поток холода.

Воскликнул:

— Scheiße!!!

Взмахнул руками и сел на кровати (сам, без посторонней помощи!). Ощутил, как холодная вода потекла по животу в трусы. Тут же сдвинулся в сторону: подальше от мокрого пятна на простыне.

Пошевелил обеими ногами (!).

Заорал:

— Ты что творишь, дура⁈

— Сам дурак! — огрызнулась сиделка. — Я тебе не мамочка! По часу тебя будить не намерена! И в школу из-за тебя опаздывать не собираюсь! Подумаешь… избалованный московский мальчик! Я тебе не нянька! Понял меня⁈

Сиделка топнула ногой, резко развернулась и ринулась к выходу из комнаты. В дверном проёме она задержалась.

Оглянулась на меня и заявила:

— Завтрак на столе. Скоро остынет. Будешь есть холодную картошку и запивать её холодным чаем. Если не поторопишься. Заново я ничего греть не собираюсь. Сколько угодно жалуйся моим родителям! Понял меня⁈

Девица ушла — я проводил её растерянным взглядом. Почти не уловил смысл её слов. Потому что всё ещё пребывал в шоке от случившегося: я сидел на кровати. Причём… сел самостоятельно — впервые за полтора года.

Я отбросил в сторону одеяло, посмотрел на свои ноги. Моргнул — картина перед глазами не изменилась. Вместо привычных тощих стариковских ног с острыми коленями я видел сейчас мускулистые ляжки с глажкой кожей.

«Эмма, что происходит?» — спросил я.

«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос», — прозвучал у меня в голове голос виртуальной помощницы.

Я прикоснулся к своей ноге: к левой ноге, которую не чувствовал с прошлого июля (после инсульта). Ущипнул её. Ощутил боль — вполне реальную, неприятную.

«Эмма, скажи мне: как отличить сон от реальности?»

«Доказанного способа не существует, — сказала Эмма. — Но я перечислю вам, господин Шульц, некоторые советы, которые встречаются в интернете чаше других. Вы готовы?»

«Давай. Выкладывай».

Я посмотрел на ноги. Мышцы на них не выглядели атрофированными — напротив, они показались мне хорошо развитыми (как у бегуна). Увидел на пальцах ног них аккуратные розоватые ногти, не покрытые похожими на мозоли желтоватыми наростами.

«Чаще всего советуют, — сказала Эмма, — следить за временем».

«Это как?»

«Господин Шульц, посмотрите несколько раз на часы. Если вы всё время видите разное время — вы находитесь во сне».

Я повертел головой — часов на стенах поблизости от себя не заметил.

«Какие ещё есть варианты?»

«Попытайтесь не дышать. Закройте рот, зажмите нос. Задержите дыхание. Если почувствуете непреодолимое желание вдохнуть — вы находитесь в реальности».

Я тут же надул щёки, зажал нос между пальцев. Уже скоро ощутил то самое «непреодолимое желание», о котором говорила Эмма. Снова задышал.

Спросил:

«Что ещё?»

«Советуют понаблюдать за обстановкой, — сказала Эмма. — Следите за вывесками на магазинах. Если на вывеске написано „Хлеб“, то во сне эта надпись вскоре сменится на другую. На „Мясо“, к примеру».

Я осторожно спустил с кровати ноги, прикоснулся ступнями к лежавшей на полу ковровой дорожке. Не ощутил дрожи в коленях. Но всё же вцепился рукой в металлическое изголовье кровати. Встал на ноги.

Комната слегка изменилась, когда я взглянул на неё с другого ракурса. Я отметил, что она больше, чем мне показалось сначала. Потому что шкаф стоял не у стены, а делил комнату на две неравные части.

Обнаруженная мною вторая часть комнаты была меньше той, где я проснулся. Там тоже стояла металлическая антикварная кровать и ещё один стол. На стене я заметил прямоугольное ростовое зеркало.

Первый шаг я сделал неуверенно. Ноги не дрогнули — лишь пошатнулось металлическое изголовье кровати, за которое я держался. Я замер посреди узкого прохода между стеной и кроватью.

Убедился, что стою уверенно и лишь тогда выпустил опору. Отметил: пол подо мной не пошатнулся. Я сделал осторожный шаг в направлении меньшей части разделённой шкафом комнаты. Услышал скрип под ногами.

К зеркалу я подошёл уже уверенно: даже увереннее, чем ходил полтора года назад (до свалившего меня в больничную койку инсульта). Замер на месте, посмотрел на отражавшегося в зеркале хмурого парня, очень похожего на меня в юности.

В зеркале я выглядел высоким, с хорошей осанкой. Уже со следами бритья на щеках. Тёмно-карие (почти чёрные) миндалевидные глаза, небольшой прямой нос с горбинкой, плотно сжатые губы.

Заметил, что у моего отражения густые чёрные слегка вьющиеся волосы без залысин и без признаков седины. Пригладил причёску — парень в зеркале повторил мой жест. Я внимательно осмотрел в зеркальном отражении свою мускулатуру.

Вместо привычных складок на животе заметил хорошо различимые под тонкой кожей кубики пресса. Напряг мышцы, будто стоял сейчас на подмостках соревнования для культуристов. Взглянул на свои бицепсы и трицепсы.

Хмыкнул, качнул головой. Вспомнил, что в старших классах школы я считал себя едва ли ни советской копией древнегреческого Геракла. Да и в армии выделялся среди сослуживцев крепким телосложением.

Но в зеркале я сейчас разглядывал всего лишь неплохо сложенного худощавого юнца: стройного, с рельефной, но отнюдь не с богатырской мускулатурой. «Не Арнольд Шварценеггер, — подумал я. — Но и не задохлик».

«Эмма, какой сейчас год?» — спросил я.

Чуть подтянул трусы (полосатые, широкие, длиной до середины бедра) — рассматривал их не на себе, а на отражавшемся в зеркале молодом парне, очень похожем на меня шестнадцатилетнего.

«Сейчас семнадцатое января две тысячи двадцать шестого года», — ответила Эмма.

«Ты уверена в этом?»

«Конечно, господин Шульц. Я в этом уверена».

Уложенный «ёлочкой» паркет подо мной снова скрипнул (теперь я не сомневался, что скрипел именно паркет: увидел его около стены, где не было половика). Я медленно, но вполне уверенно направился к выходу из комнаты.