Золото Стеньки (СИ) - Черемис Игорь - Страница 23

— Хорошо, — кивнул я. — Герр Мейерс, не покажете ли нам свой товар? Интересуют легкие нарезные мушкеты или что-то вроде. Можно без украшений, мне нужно боевое оружие.

* * *

Мейерс хорошо уловил перемену моего настроения и засуетился. Опустошенный под рассказ о Густаве кувшин пива отправился под стол, а второй, в котором оставалась ещё половина, отставлен на конторку вместе с кружками. Ну а на стол легли первые образцы, которые совершенно не произвели на меня впечатления.

Стрелецкая пищаль сейчас весила примерно восемь килограммов. На мой взгляд, даже просто носить её было невозможно — во всяком случае, достаточно долго, — а уж применять… Сотник моих стрельцов Андрей Семёнович Коптев предложил мне «пальнуть», но я вежливо отговорился, пообещав, правда, что когда-нибудь и как-нибудь обязательно продемонстрирую свои снайперские таланты. Собственно, для этого мне и нужно было что-то более-менее современное, легкое и, желательно, иноземное.

На творения русских мастеров у меня надежд не было никаких. Доброго железа в наших краях пока что не водилось, даже Тульские заводы пробавлялись тем, что нашли поблизости. Причем месторождений быо много. Курская магнитная аномалия уже наполовину находилась под защитой Белгородской засеки, но первую руду там начали добывать только при СССР. Что-то вроде было на Урале, но там плотно сидели Строгановы, которые трепетно оберегали свои секреты и секреты своих земель. Я читал, что они и серебро со своих уральских рудников имели, но не показывали его, потому что понимали: царь сразу наложит на эту роскошь свои загребущие лапки. Впрочем, никаких подтверждений этого не имелось, хотя у меня была идея взять побольше стрельцов и каких-нибудь западных рудознатцев, чтобы на месте проверить все слухи и сплетни. Правда, ссориться сейчас со Строгановыми, которые держали Россию за горло соляной торговлей, было, пожалуй, очень непредусмотрительно.

В общем, ручное огнестрельное оружие у нас делали, но лишь то самое, которое по восемь килограмм с достаточно быстрым износом стволов. Иностранцы на русской службе предпочитали что-то своё — они покупали его на собственные деньги, потому что казна обеспечивала их исключительно продукцией отечественных предприятий. Вот для таких приверед и держал лавку в Немецкой слободе уважаемый герр Мейерс — да и не он один. Но его кандидатуру предложил мой персональный князь, и я решил не подвергать сомнению знания Трубецкого — мне всё равно, а ему будет приятно.

В принципе, Мейерс не подвел. У него имелись и русские пищали, но их он лишь продемонстрировал как образцы, сразу же отложив в сторону, понимая, что мне они не нужны. Шведские мушкеты были чуть легче, но всё равно, на мой вкус, тяжелые — около семи килограмм.

Мне понравились кавалерийские карабины — короткие, ухватистые и действительно легкие, если, конечно, сравнивать не с автоматом Калашникова, а с пищалью стрельцов. В принципе, шестикилограммовая и не слишком длинная труба меня почти устраивала — я понимал, что ничего лучше я здесь и сейчас не смогу получить. Стоил этот карабин на наши деньги около пяти рублей, что Трубецкой посчитал вполне нормальной и даже низкой ценой. В принципе, за гладкоствольную пищаль казна платила по четыре рубля, так что я вынужден был с ним согласиться.

Пистолеты мне приглянулись значительно больше, хотя если содрать с них серебряные детали, это были обычные пугачи, которыми мы с приятелями развлекались в босоногом детстве. Но всё же это было оружие высочайшего для сегодняшнего средневекового дня класса — с кремнёвым замком, который пока лишь отвоевывал позиции у колесцовых и фитильных предшественников. К тому же эти пистолеты можно было держать в одной руке, а продавались они парой, хоть и дороже карабина — за восемь рублей.

В итоге я взял всего по пять штук — с деньгами расставаться не хотелось, но я понимал необходимость передоваого вооружения. С такими игрушками мои стрельцы смогут — после соответствующей тренировки и подготовки — делать по три-четыре выстрела в минуту, а сейчас их огневая мощь ограничивалась одним выстрелом раз в две минуты. Освоить кремниевые замки русская промышленность была пока не в состоянии — там тоже нужно было доброе железо, хотя бы на пружины, и его обработка по повышенным стандартам.

И как раз к концу нашей сделки в комнату снова вошла Марта — она несла на подносе три пиалы, которые пахли очень и очень знакомо.

«Кафе».

— Marta, dank je wel, je mag nu gaan, — сказал Мейерс, подождал, пока девушка не скрылась, и повернулся к нам: — Кафе, господа, опробуйте, Марта умеет готовить его по английской методе.

* * *

Нормальный кофе я пробовал — в Москве моего времени он появился сразу везде и был, в принципе, доступен. Если не привередничать, то кофе в самом разном виде можно было купить и в «макдональдсе», очереди в который уже исчезли. Поэтому я хорошо представлял вкус этого напитка и даже предвкушал, что попробую нечто знакомое и привычное — этого мне очень не хватало.

Реальность оказалась очень сурова к аспиранту, оказавшемуся в изучаемой эпохе. «Кафе по английской методе» было похоже на гущу, которая остается в кружке, если заварить помолотые зерна простым кипятком; у нас такое обычно сразу выкидывали в мусор. Но Мейерс с Трубецким сначала привычно выхлебали небольшое количество жидкости, которое можно было описать, как «сироп из сажи» или «эссенцию из вареных ботинок», а потом с помощью ложечек поели немного собственно гущи. Мне пришлось последовать их примеру, хотя аромат у этого варева наводил на мысль не о кофе, а каких-то заморских специях. Кажется, этот запах был следствием долгого путешествия кофейных зерен из Африки в Европу в трюмах кораблей, битком набитых различными пряностями — я где-то читал об этом, но подробностей не помнил. Память, кстати, услужливо молчала — Алексей, похоже, никакого «кафе» никогда в жизни не пробовал.

Отставив пиалу в сторону, я задумчиво посмотрел на образцы холодного оружия, отметив испанскую прямую шпагу — что-то такое носили знаменитые мушкетеры из романов Дюма, — и перевел взгляд на купца.

— Герр Мейерс, скажи, а этот ваш друг, который попал в долги…

— Да, господин царевич? — он тоже с готовностью отставил пиалу в сторону. — Что ты хотел спросить?

— Хотел, герр Мейерс… этот ваш друг… насколько он опытный военный? Знаком ли с тактикой европейских армий, может ли его опыт быть полезным в России?

Мейерс надолго задумался, но я его не торопил. Он явно понял, что я всё-таки могу помочь несчастному Густаву, но и понимал, что расхваливать боевые качества Дорманна по полной программе было решительно нельзя — откровенное вранье быстро будет разоблачено, а это может бумерангом ударить и по респектабельному купцу и его российскому бизнесу. А этот бизнес, будем говорить прямо, был очень прибылен — например, прямо сейчас я оставил здесь шестьдесят пять полновесных рублей, что соответствовало годовому доходу какого-нибудь небедного боярского сына.

Конечно, такие дни у герра Мейерса случаются не часто, но оружие у него хорошее, а менять его в эту эпоху приходится часто. Ну а если его лавку знает Трубецкой, то, наверное, клиенты у него есть, в том числе и состоятельные. Трубецкие, например, точно не бедствовали — помимо собственно Трубчевска и вотчины в Гребнево у них были в собственности подмосковные сёла Копнино и Очаково, а также наделы в воронежских и переславских землях. А если бы семье удалось сохранить у себя владения по реке Ваге, то они могли бы спорить богатством с самими Романовыми. Но Вага ушла от Трубецких после смерти Дмитрия Тимофеевича — боярина, вовремя переметнувшегося к победителям во время Смуты, который сумел стать одним из главных советников Михаила Федоровича. [4]