Повелитель корней (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 50

Для своих же…

Пока ничего, но вот позже…

Иными словами, Марк Аврелий от щедрот своих отсыпал ему целый ворох тяжелых и долгоиграющих проблем как здесь — на Днепре, так и в Риме. И сделал это так, что Берослав должен был принимать радостно и с улыбкой. Дабы избежать бед куда больших.

— Это очень почтенная награда, но я ее недостоин. — наконец выдавил из себя Берослав, с трудом сдерживая эмоции, отчего его голос слегка дрожал. — Я лишь недавно получил гражданство и мало проходил в центурионах.

— Сенат считает, что ты уже достаточно послужил и достоин этой награды. — с едва заметной усмешкой в глазах возразил сенатор.

— Мне льстит такая честь, оказанная мне Сенатом. Но… даже если бы я хотел, то не имею никакой возможности набрать и подготовить полноценный легион. Я и тысячу человек для похода с великим трудом собрал, да и то — лишь на время. Слишком мало людей и слишком скудна их жизнь.

— В Сенате это понимают и решили позволить тебе самому определять: сколько людей держать в легионе, как их вооружать, упражнять и использовать. Можешь держать сотню — держи сотню. Сенат же со своей стороны будет выплачивать жалование тому количеству воинов, какое будет состоять в твоем легионе.

— Жалование? — удивился рег.

— Конечно. Ну а как иначе? Сенат платить жалование всем своим легионерам, центурионам, легатам и прочим.

Берослав с трудом сдержался от возгласа:

— Сволочи!

Выдавил вместо этого:

— Отрадно слышать…

Хотя… а чего он хотел?

Сенатор знал, куда едет и прекрасно понимал, чего предложить варварам. Вон — все присутствующие в зале местные прямо оживились.

Годовое жалование римского легионера в 171 году было эквивалентно примерно тонне зерна. Которым его вполне могли и выплачивать, завозя дешевое из Египта. И это было прилично. Очень прилично. В былые годы не у каждой местной семьи столько оставалось после выплаты дани роксоланам и покупок соли.

А тут считай бесплатно, за то, что они служат своему регу.

Мана небесная, не иначе!

Никто из них не понимал, что Сенат Рима тупо их покупал. Не совсем в лоб, конечно, но сути это не меняло. Их брали в оборот красивым, но, в общем-то, мерзким образом. В чем-то даже изящно…

Прием закончился.

Накрыли столы.

Началась гулянка. Стихийная. Скромная. Для жителей города решили празднества организовать чуть позже, так как не успевали раздобыть мясо и рыбу в должном количестве. Хорошо хоть вина хватало — два корабля из двадцати семи оказались им забиты под завязку…

— Что же вы творите? — тихо спросил Берослав у Маркуса.

— Такие дары, а ты, я погляжу, недоволен.

— Дары… — фыркнул он. — Вы все не оставляете попыток выманить меня отсюда?

— Не понимаю, чего ты так опасаешься?

— Хочу быть поближе к кухне и подальше от императора. Так жить спокойнее и сытнее.

— Ты думаешь, что я тебе поверю? — смешливо хрюкнул Маркус.

— Не правдоподобно звучит?

— Совсем.

— Ну ладно. Пусть так. Вы меня тянете в эту насквозь гнилую игру. Но их то зачем втравливаете? Они же совсем дикие! Они даже не поняли всей этой нехитрой разводки!

— Нехитрой? — переспросил, сенатор, который оказался внезапно совсем рядом.

— Все слишком в лоб. Цугцванг такое называется. Ситуация, при которой любой ход ведет к ухудшению положения.

Сенатор мягко улыбнулся.

— Скажете не так? Или предпочитаете называть это золотой клеткой?

— Отчего же клеткой? Ты входишь в элиту нашей державы, многое для нее сделав. Но есть правила. И чем-то придется поступиться.

— Конечно… — покивал Берослав. — Ты сам-то в это веришь?

Сенатор промолчал, сохранив невозмутимое выражение лица.

— Ты зря переживаешь, — произнес Маркус.

— Зря… конечно, зря. Свой среди чужих, чужой среди своих. Там, в Риме, коли я приеду, меня все будут ненавидеть. Но так и здесь очень скоро я окажусь в кольце врагов. Сначала из германцев да сарматов. А потом уже и своих, когда сюда явятся ваши чиновники и начнутся сборы налогов.

— Будь уверен — налоги никто собирать не собирается, — максимально серьезно произнес сенатор.

— Я должен верить устным обещаниям?

— В декрете Сената эти земли объявляются на особом положении. И все живущие на них людей освобождаются от налогов и повинностей.

— А что мешает Сенату издать новый декрет?

— Здравый смысл. Не нужно отдавать приказы, которые невозможно выполнить.

— Звучит не убедительно, — буркнул Берослав…

[1] Здесь, разумеется, все в русской огласовке и сокращенно. Вступление, безусловно, было совсем иным и куда большим. Но приводить его в тексте было бы занудно до неуместности.

[2] Луций Фурий Люпус (Lucius Furius Lupus) вполне реальный персонаж, известный по надгробным надписям. Точные годы жизни неизвестны, но ориентировочно жил в середине II века и как-то был связан с армией. Поэтому личность хоть и выдуманная, но «по реальным событиям», как любят говорить в кино — по мотивам, то есть.

[3]Agrippa Furius Faustus — Рожденный-с-трудом Фурий Удачливый; Titus Furis Ursus — Почетный Фурий Медведь.

Часть 3

Глава 7

171, студень (декабрь), 29

— Куда⁈ Куда⁈ Твою ж… — пронзительный возглас мужчины прервался сочным шлепком.

Берослав бросился на звук, возвращаясь в главную секцию ангара. И замер на пороге.

Среди древесной стружки и опилок на попе сидел один из работников, на скуле которого характерно проступал красный след от удара доской. Вон она торчала торцом и все еще вибрировала — вырвавшись при изгибании. Работник же смотрел перед собой опустошенным взглядом и слегка покачивался.

— Жирята! Ты как? — крикнул кто-то из-за плеча Берослава.

— Ну вы, блин, даете… — выдал этот бедолага и упал навзничь, даром что сигарой не пыхнул. А мог бы, наверное, если бы она у него имелась.

Рег замер в оцепенении, пытаясь «переварить» то, что он сейчас услышал.

— Да жив он, жив, — хлопнул его по плечу Вернидуб. — Ты чего?

— Что он сказал перед тем, как упасть?

— Не знаю. Я не разобрал. Пробурчал что-то.

Остальные покивали.

Это было странно.

Очень.

Настолько, что Берослав дождался, пока пострадавшего работника приведут в чувства, и опросил его. Но тот ровным счетом ничего не помнил. Последнее воспоминание — вырвавшийся конец доски, летящий ему в лицо.

Трудиться в тот он уже не мог. И не только. Так как «поймал» сотрясение мозга, судя по симптомам. Да и вообще — плохо ему было. Но работы по строительству корабля, впрочем, это не остановило.

Хватало рабочих рук.

Даже скорее был их избыток.

Берослав ведь оплачивал каждый день, да больше, нежели обычно. А тут еще и дело важное, нужное и сложное. Поэтому он мог себе позволить воротить нос и выбирать.

Никогда в своей прошлой жизни Берослав не был на верфях, даже любительских. Поэтому представлял себе их устройство только по фильмам, в которых на стапели сооружали несущий каркас, а потом обшивали его досками.

И все.

Поэтому и он поступил аналогичным образом. Ну а почему, нет?

Заложил массивный киль, собранный из пакета толстых досок, собранных болтами. Цельное дерево такой длинной, в принципе, можно было бы найти, но зачем? Набор выглядел прочнее, дешевле и проще, а главное — мог быть практически любых размеров. В пределах разумного, конечно.

Так вот — это хребет. Каковым он эту деталь и обозвал.

На него ставились поперечные ребра жесткости — шпангоуты. Не гнутые, а также наборные из пакетов толстых досок. Они по-человечески не держались на киле сами по себе, поэтому волей-неволей пришлось сооружать продольные силовые элементы. По сути, рождая весьма прогрессивную систему набора. Ту, которая появилась только в конце XVIII века. Да еще с большим количеством железных крепежей.