Повелитель корней (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 34

— Ой — это меньшая из бед. Сейчас нам нужно как можно скорее добраться до надежных войск.

— И где же мы их найдем? Ты сама сказала, что преторианцы меня предали.

— Кто-то из них. Кто — я не знаю. Пока не знаю. Но на Целийском холме нас примут.

— Ты уверена?

— Марк Бассай Руф был префектом Египта. — произнесла верховная жрица с очень многозначительным взглядом.

Марк Аврелий нахмурился.

Конный отряд преторианцев численностью в тысячу человек был очень кстати. С этими бойцами действительно можно было вырваться из Рима. Вопрос лишь в том — насколько эта женщина права.

На чьей стороне Марк?

Вопрос.

По происхождению он был бедным крестьянином из Италии. Пошел в легион. Дослужился до центуриона, а потом и дальше, сделав блистательную карьеру с самых низов. Такие люди обычно не предавали тех, кто способствовал их успеху.

Обычно…

Впрочем, эта женщина шла уверенно, поднимая за собой целую волну народного гнева. Уже сейчас было слышно, как Рим закипал, словно какое-то древнее чудовище. А где-то по правую руку маячил Палатинский холм, на котором располагались основные казармы преторианцев…

— Не успеют, — словно прочитав мысли Марка Аврелия, произнесла верховная жрица Исиды.

— Думаешь?

— Им сейчас должны донести о волнениях рядом с Капитолием и слухи о том, что ты выжил, а они предатели. Если в заговор вовлечено командование преторианцев, то они бросятся туда. Ведь тебе выгоднее всего оставаться в окружении сторонников. Почти наверняка они устроят резню. Если же нет… не знаю. Этого так и не выяснить. Как ни крути — их интерес сейчас будет сосредоточен вокруг капитолийского холма. Там, — махнула она рукой, — они нас ждать не станут.

— Почему? На Целии дом моего деда.

— Вряд ли о нем подумают. — покачала она головой. — Там же конные преторианцы. А если покушение на тебя провалилось, то ты уже подозреваешь всех преторианцев.

— А ты так уверена, что эти всадники за меня?

— На тебя напала личная охрана. Ее либо отдельно подкупили, либо Марк Макриний Виндекс заодно с заговорщиками. У него, кстати, были связи с дунайскими кельтами. Теми, которые бросили свою службу и напали на Берослава. Помнишь? Твои люди там еще ничего не нашли. Удобно, не правда ли? Он ведь был прокуратором Дакии Поролиссинской и активно использует, созданные там связи.

— Ты уверена в своих словах?

— Насколько это возможно. Мы же действуем на ощупь. Выбор же между Марком Макринием Виндексом и Марком Бассаем Руфом вполне очевиден. Тем более Руф никак не связан с твоей личной охраной. Роль всадников в городе вообще слабая — там больше настоящие ветераны, так как сопровождают тебя в походах.

— А если все же он тоже вовлечен в заговор?

— Он не посмеет напасть на тебя при мне или поднять на меня руку. Он мне и Исиде должен. МНОГО должен. Так что вы сможете поговорить. И мой тебе совет — предложи ему усыновление Тиберием, — кивнула она на Помпеяна. — Командир преторианской конницы хоть и из крестьян, но очень амбициозен…

Прием прошел на удивление очень спокойный.

Жрица вызвала «рыжего» командира преторианцев, после чего «предъявила» ему императора. И, судя по удивлению на его лице, впрочем, сошедшем очень быстро, стало ясно — он не ожидал увидеть Марка Аврелия живым и здоровым.

Короткие переговоры.

Честные.

В лоб.

Признание Руфа в том, что его поставили перед фактом и вынудили просто «не дергаться». И что это именно он передавал Тиберию предупреждения. Он был и Марку Аврелию послал, но видел — за тем очень крепко следили. Поэтому пытался напугать цезаря настолько, чтобы тот сам сообщил августу.

Предательство?

Ну… и да, и нет. И скорее «нет», чем «да». Поэтому Марк Аврелий с легким сердцем предложил ему усыновление Помпеяном. Прямо вот перед глазами всадников-преторианцев, перспективы карьерные у которых резко «пошли в гору».

А потом…

Марк Бассай Руф был шапочно посвящен в заговор. Поэтому он сдал все известные ему персоналии на правах уже члена династии Антонинов и наследник цезаря. И уже через два часа небольшие отряды всадников развешивали по Риму проскрипционные списки.

Император пользовался наработками Суллы. Даруя при этом прощение каждому, даже кому-то из заговорщиков, если он принесет ему голову своего бывшего соратника. Желательно живьем.

Ну а что?

Не загонять же крыс в угол, доводя до самого отчаяния?

Разумеется, прощать никого, кроме своего новоприобретенного внука он не собирался. Но это потом — в тихой, домашней обстановке он им головенки поотрывает. Сейчас же требовалось восстановить власть в городе…

К вечеру того же дня у него в руках было семеро из двух десятков высокопоставленных заговорщиков. А по Риму развешивали новые проскрипционные списки, сформированные из вновь выявленных персон. На подходе же были третьи. Более детальные…

Марк Аврелий устал.

Страшно устал от этой гнилой истории. Тиберий лечил свою руку и не сильно лез в дела. Руф же с крестьянской методичностью занимался «уничтожением сорняков».

Рим же охватила резня…

[1] Несмотря на все попытки собирать в преторианцах наиболее толковых ветеранов, она располагались в Риме, из-за чего в их рядах было много детей из местных, «тянущих» лямку службы с максимальным престижем. Тем более что эта служба открывала массу всяких политических и финансовых последствий, ибо преторианцы, по сути, контролировали Рим и центр Италии. Ветераны тоже имели, но свои и немного.

Часть 2

Глава 8

171, липень (июль), 6

Журчало.

Тихо так, умиротворяюще.

Берослав шел на этот звук в полудреме, чуть покачиваясь. Близился рассвет. Это было время самого крепкого сна — самая ласковая часть ночи. А его приспичило по маленькому, не дотерпел до рассвета.

И вон — видимо, не его одного.

Подошел он к полевому сортиру и только сейчас разобрал Маркуса.

— Скрестим струи на брудершафт? — ляпнул он, припомнив правильный перевод Властелина колец.

Маркус повернулся на звук, не прекращая журчать. И взгляд такой характерный… князь был практически уверен, что он ему чуть не ляпнул в ответ знаменитую фразу про Каштанку, книги и покусать за задницу. Но, спохватившись, отвернул обратно, кинув через плечо что-то неразборчивое про доброе утро и ходят тут всякие.

Пару минуту спустя они оба стояли на свежем воздухе и наслаждались видами ночи за пределами лагеря. Ну, то есть, темнотой, едва украшенной какими-то неразборчивыми разводами и силуэтами.

— Чего спать не идешь?

— Ты на каком языке мне там чего-то сказал?

— А, — отмахнулся князь. — Неважно. Еще склянку-другую поспать. Потом утреннее построение. Идешь?

— А где костры?

— Что?

— Ну… германский лагерь с вечера разводит костры. И они тлеют до утра. На них же они с рассветом разогревают вечернюю еду.

Берослав подобрался.

А ведь и верно: ни одного костра.

Сон как рукой сняло.

Князь быстрым шагом подошел к ближайшему часовому. Начал расспрашивать. И оказалось, что эти костры начали гаснуть еще до его смены. Сначала дальние, а потом и те, что ближе. Один за другим.

— И давно погасли последние?

— Да считай только-только.

— Лагерь к бою! — рявкнул Берослав.

— Что⁈ — не понял часовой.

Но князь уже бежал к «мостику», рядом с которым должен был в палатке спать горнист. Его-то буквально за шкирку он и выволок наружу, заставив играть «боевую тревогу».

И завертелось.

Людям очень хотелось спать, но они все равно отреагировал как надо. Пусть и громко ругаясь.